— Ну и что?
— Так вот, о ней следовало бы вспоминать каждый день.»
— Почему?
— А потому, что, если ты хочешь знать, твоя так называемая лучшая подруга Анжела имеет виды на Бюнефо.
— Вот это новость! Ну а при чем здесь я?
— Да ни при чем, только я хочу тебе дать дружеский совет. А там поступай как знаешь.
Рядом с молодыми женщинами проехала машина, оставив после себя густой столб пыли. Эдна и Джин невольно зажали нос и быстро сошли с дороги. С губ Эдны сорвалось достаточно выразительное словцо, из чего можно было предположить, что она «из–за этой старой дохлятины» чуть не свалилась в кювет. Затем разговор возобновился.
— Спасибо за совет, Джин. Только, видишь, мне теперь ни к чему твои советы.
— Как так?
— А так. Во–первых, если Анжела имеет виды на врача, то это нисколько не значит, что все такие же, как Анжела. Во–вторых, ты, конечно, знаешь, что Спио — мой жених. В-третьих, должна тебе заметить, если бы я даже и вздумала кружить голову Бюнефо, то это нисколько не помешало бы моей подруге Анжеле им восторгаться. Ей–богу, не могу взять в толк, почему вы вечно выбираете тех мужчин, которые, по–вашему, льнут ко мне или же я льну к ним?
— Ты уж прямо скажи, что мы только о том и думаем, как бы отбить у тебя твоих поклонников. Уж не забыла ли ты, что без нашей подруги Анжелы ты бы и не познакомилась никогда со своим Спио?
— Короткая же у тебя память, Джин. Ты прекрасно знаешь, что со Спио я познакомилась еще до того, как Анжела мне его представила. И знаешь также, что и тот вечер, когда он был, как ты говоришь, мне представлен, я раз десять отказывалась с ним танцевать, коли он пришел с Анжелой. Объясни, зачем она сама так упорно пыталась меня толкнуть прямо в его объятия?
— Потому что она добрая. Значит, теперь ты должна вести себя так, чтобы Анжела была спокойна насчет доктора Бюнефо.
— Да пусть она его себе забирает и катится ко всем чертям! Никто и не собирается ей мешать.
— Никто? Даже ты, Эдна?
— Даже я.
— И даже если Бюнефо сам захочет с тобой встретиться?
— Даже если сам захочет. И, в конце концов, какое вам–то дело, если старый знакомый хочет со мной встретиться после стольких лет разлуки, почему, по–вашему, выходит так, словно я отнимаю у Анжелы ее любимого?
— Вот видишь, Эдна, видишь, только что ты притворялась, будто бы никогда не встречалась с этим человеком. А теперь…
— Джин, ты мне надоела. И без того дикая жара, а ты меня изводить, как надоедливая муха. Что тебе от меня надо?
— Подруга, не сердись, я только хочу дать тебе совет…
— Ну хорошо, я твой совет уже слышала. Что ты еще хочешь мне сказать?
— Слушай, Эдна, не строй из себя знатную даму, которой надоело разговаривать со своей служанкой. Я ведь могу и рассердиться, а тогда…
— Знаю, знаю. От тебя всего можно ждать. Я даже не удивлюсь‚ если ты вздумаешь устроить какую–нибудь сцену прямо на улице… Только имей в виду, если ты опять полезешь драться, то здесь это плохо кончится. Ломать тут нечего, мебели нет, а вот платье твое может пострадать.
— Прекрасно. Я все поняла. Давай лучше останемся друзьями, как ты считаешь?
— Как угодно, но я прошу, не встречайся ты больше со мной, если у тебя на уме только одно: приставать ко мне со всякими глупостями, тем более что я ничем не заслужила такого обращения.
— Выходит, я теперь должна Анжелу считать мерзкой лгуньей, раз она приходила ко мне на тебя жаловаться, да?
— Считай ее кем хочешь, а меня оставь в покое и не лезь ко мне со своими дурацкими разговорами.
— Ладно, оставлю. Только я никак не пойму, почему Анжела сама не желает поговорить с тобой, раз она считает, что ты козни ей строишь?
Эдна промолчала. У нее было одно желание: пусть Джин поскорее сядет на велосипед и начнет, уж неважно как — грациозно или нет, — крутить педали, а ей это даст возможность спокойно идти своей дорогой под палящими лучами солнца. Джин поняла, что в данную минуту ее вряд ли можно считать лучшей подругой Эдны, и поэтому уже приготовились вскочить на велосипед. Она лихо занесла ногу, чтобы поставить ее на педаль, выпрямилась на сиденье, подобная элегантному черному изваянию в светло–голубом с розовыми цветами платьице, и, величественно закинув голову, посмотрела на Эдну:
— Во всяком случае, мое дело было тебя предупредить.
— Хватит! Проваливай отсюда!
— Пока–то ты еще меня можешь гнать, дура безграмотная, но придет время, подожди…
Эдна не дала ей закончить фразу. Чувствуя, что чаша ее терпения переполнена, она с силой толкнула велосипед, и он грохнулся вместе с его хозяйкой.
— Осторожно! — крикнул кто–то с другой стороны улицы.
Джин так неожиданно растянулась по земле, что не успела убрать руку… Машина, ехавшая на полной скорости, резко свернула в сторону, но все–таки задела руку Джин.
— Ой, мама! Мама, умираю! — завопила Джин.
Эдна так и не смогла никогда понять, как удалось ей пережить этот страшный момент. Она с такой силой толкнула ногой велосипед, что от этого ей самой стало больно. Но, когда она увидела Джин чуть ли не под колесами неожиданно появившейся машины, она тут же забыла о себе.
Несчастный случай в такой прекрасный солнечный день — да это же идиотство какое–то! Все лето без устали должна царить только радость! Солнце не плачет, а плачет небо, проливающее дождь. Солнце смеется с утра до вечера, и все вокруг кажется празднично веселым. И вдруг такая нелепость — несчастный случай в самый разгар солнечного для! Но обо всем этом Эдна не успела подумать. Только сейчас она поняла, что натворила и к каким серьезным последствиям может привести этот инцидент. Ведь это она толкнула Джин под колеса машины! Она, Эдна! По правде говоря, она где–то в глубине души чувствовала, что способна выкинуть какой–нибудь номер лишь бы отделаться от Джин с ее злыми насмешками, но чтобы убить ее или бросить под колеса машины, да еще в самом центре города Аккры — такая мысль и в голову ей прийти не могла. Что же все–таки произошло? Почему вдруг сбежалось столько народу?
— Это ты хотела ее убить, ты…
Джин подняли, и толпа убедилась, что ничего страшного не произошло, что ее рука не повреждена, и просто ушиблена, что ей здорово повезло, ведь пострадавшая пришла в себя, притом гораздо быстрее, чем можно было предполагать; вернулся на место происшествия и водитель машины и, удостоверившись, что никого не убил и даже. не ранил, успел, радуясь, что обошелся без объяснений, спокойно уехать. Тем временем вокруг бедняжки Эдны угрожающе сжалось кольцо людей. Испуганная девушка попыталась было убежать, но ей тут же преградили дорогу.
— Ты хотела ее убить, ты…
— Оставьте ее! — закричала Джин. — Не трогайте! Не смейте ее трогать, болваны! Кто вас сюда звал, кому нужна ваша помощь?
Толпа спешила. Оказывается, их готовность растерзать, если нужно, Эдну за то, что она хотела убить свою подругу, никто не оценил, и сама жертва решительно вступилась за убийцу! Вот уж воистину мир полон фантастических противоречий… Когда Джин, забыв о своем велосипеде, бросилась в толпу спасать, пока не поздно, свою подружку, Эдна, уже совсем ничего не понимая, громко заплакала и стала звать на помощь бабушку, то и дело спрашивая, чего от нее хотят и, главное, почему Джин не допустила, чтобы толпа растерзала ее.
— Растерзать тебя? Да. что ты такое мелешь, подружка? Ты мне слишком дорога, и потом, я не из тех, кто желает погибели своим друзьям, что бы ты там ни думала, я тебе настоящий друг. Давай побыстрей уйдем отсюда, Эдна. Ты видишь, я даже не ранена. Правда, рука немного побаливает, но, думаю, все обойдется. Помоги мне подержать велосипед, ладно?
Эдна ничего не ответила, но плакать перестала. Она поискала глазами велосипед Джин, но не увидела его. Им только что удалось выбраться из толпы, еще не успевшей прийти в себя от удивления, и вдруг новая неожиданность: велосипед Джин исчез бесследно. Беда не приходит одна… Джин никак не могла поверить в случившееся, Эдна тем более. Правда, в таких случаях, внимание толпы сосредоточивается на виновниках происшествия, так что вор может незаметно увести велосипед. Именно незаметно. Поэтому–то, когда зашел вопрос об исчезновении велосипеда, любопытных: словно ветром сдуло, и Эдна с Джин остались одни на месте происшествия, где ни от их ссоры, ни от велосипеда не осталось и следа.
10
Всю вторую половину дня Мам ломала себе голову над неразрешимым вопросом. То, что произошло с Эдной в полдень, не могло, конечно, ее не взволновать. Но главное, беспокоил ее финал всей этой истории. Во–первых, она не понимала, почему Джин, которая так хорошо себя показала, когда Эдна находилась в больнице, вдруг набросилась на нее из–за Бюнефо. Странным казалось ей и другое обстоятельство: Джин ушибла руку по вине той, которой она за несколько минут до этого угрожала, и та же самая Джин вдруг стала на защиту виновницы происшествия. Мам все пыталась найти разгадку, вспоминая ответы Эдны на свои многочисленные вопросы, но напрасно: она окончательно запуталась.
Не было у Мам на свете никого дороже Эдны, И каждый раз, когда с внучкой случалась какая–нибудь неприятность или беда, бабушка считала, что ей самой приходит конец. Старость ее не пугала, спасала мысль, что у нее есть замена: «ее девочка» Эдна продолжит дело, которое она сама некогда начинала в нищете и убожестве, но со временем сумела поставить его так, что многие считали Мам богатой. Лишняя морщина на лбу ничуть не умаляет бодрости духа, способного даже самые дождливые дни заполнить солнечным светом. Длинное, до щиколоток, широкое темное платье Мам — в нем она ежедневно ходила на рынок — отнюдь не было символом печали, просто рабочее платье, просторное и немаркое. Впрочем, это платье из ткани темно–табачного цвета с неярким узором, состоящим из зеленых тыкв и бордовых цветов, очень к ней шло. Оно придавало Мам вид благородного достоинства, и именно поэтому торговки относились к ней с большим почтением. Вырез платья красиво окаймлял ее длинную шею с изящно посаженной головой — типичный признак женщин с северных окраин Ганы. Мам и впрямь знала, что в ее жилах течет кровь не только племени ашанти, но и племени пель. В душе она даже гордилась этим обстоятельством, хотя и охотно признавала, что не только выходцы из Мали способны порождать красавиц. Если уж говорить начистоту, она обожала Эдну именно за то, что узнавала в ней себя в молодости, когда Мам была такой же красивой, когда у нее была матовая кожа, как у статуи из черного дерева, и зубы, словно только что выточенные из слоновий кости, сверкали в ослепительной улыбке, а все это придает женщине утонченность, сразу выделяет ее из толпы и даже совсем неграмотную делает равной образованным людям.