На рынке кипела обычная жизнь: шум, зной, многообразие красок. Вот торговка перцем, эта твердо убеждена, что, несмотря на поздний час, ее товар еще свежий, и клянет на чем свет стоит покупательницу, не оценившую его по достоинству. Она грозится распродать все по дешевке, и пусть люди знают, что она приносит на рынок только высококачественные продукты. Странная манера привлекать покупателей, но таковы уж рыночные торговки! А рядом, то замолкая, то возвышая голос, кто–то выводит куплеты, прославляющие достоинства целого семейства горшков, только что вышедших из рук гончара: «Вот отец всех горшков, он большой и крепкий, раз уж пойдет на реку, то не вернется оттуда пустым, без воды…» Можно подумать, что горшок, будь он отцом или матерью, приобретают для того, чтобы ходить с ним на реку и возвращаться оттуда без веды. «…А вот мать горшков, она ходит за отцом.» — разливается певица. А разве ваши горшки не продаются порознь, мадам? Еще в нескольких метрах на угольях жарятся в кипящем масле лепешки, они аппетитно скворчат и терпеливо ждут своего часа, когда их с жадностью проглотят. Приятный запах носится в воздухе, и кажется, он тоже непременный участник этой изумительной симфонии красок и звуков.
Но Мам не обращала на все это никакого внимания.
— Ты виделась с Бюнефо после того, как он заходил справиться о твоем здоровье, когда ты вышла из больницы?
Эдне этот вопрос пришелся не по душе: выходит, бабушка ей не доверяет? С минуту внучка смотрела на Мам, не зная, как поступить: ответить ли колкостью или же притвориться пай–девочкой, и пускай старый человек мучается недоверием, которое, кстати, неведомо современной молодежи. К счастью для Эдны — да, думаю, и для Мам тоже, — в эту минуту появился покупатель. Чтобы встретить его достойным образом, Эдне предстояло мобилизовать всю свою сноровку и услужливость — качества, необходимые в торговле, ибо они весьма ловко скрывают истинный ее смысл, порой вызывающий упреки: погоню за прибылью. Эдна с милой улыбкой предоставила в распоряжение покупателя все свое профессиональное умение и весь свой товар. Задача была не из легких, так как клиент, видно, толком и сам не знал, что ему надо купить. Вы, конечно, знаете, что существует множество сортов мыла. Есть даже такие, что доставляют прямо из Европы, на больших судах, которые в прежнее время превращали берега Африки в настоящие прибрежные рынки, тем более удобные, что в иных местах они не были даже защищены естественным барьером скал. Хозяйничали на этих судах работорговцы, чье ремесло служило процветанию обоих континентов, расположенных по ту сторону Атлантического океана. Торговцы морской солью и прессованным табаком до сих пор с успехом продолжают дело своих предшественников, эксплуатируя неприхотливых покупателей, лишь недавно покинувших джунгли и жаждущих поскорее приобщиться к миру культуры, гигиены и денег.
Итак, вам известно — существует множество сортов мыла. Оно бывает разных цветов: белое, красное, серое, в голубую и белую полоску, зеленое, бежевое — так называемое марсельское, есть мыло желтого цвета, придающее коже особую бархатистость, и мыло цвета слоновой кости, в форме куриного яйца. Так вот, покупатель не знал, какое мыло выбрать. А для продавца это последнее дело. Если вы заранее решили, что должны купить, вас не так уж трудно разубедить в необходимости такой покупки и предложить вам нечто совсем противоположное. Но если вы понятия не имеете, для чего покупаете мыло — то ли отмывать свою черную кожу, то ли старую, потрескавшуюся от времени фарфоровую посуду, — как же тогда за вас может решить такой вопрос Эдна?
Но внучка Мам торговала не первый день. И когда покупатель, расплатившись, отошел от прилавка, в руках у него был целый пакет с кусками мыла разных сортов, из которых по крайней мере три четверти были ему явно ни к чему. Эдна еще раз выдержала экзамен на звание торговки, достойной занять место среди своих талантливых компаньонок.
Она от души радовалась. Поэтому через каких–нибудь десять минут после того, как Мам задала ей щекотливый вопрос, внучка подошла к ней, улыбаясь как ни в чем не бывало.
— Так, значит, ты хочешь знать, виделась ли я с Бюнефо после ‚того, как он заходил справиться о моем здоровье? Неужели ты думаешь, что, если я его видела; я бы скрыла это? Ты же прекрасно знаешь: я бы тебе обязательно сказала!
— Ты права, девочка моя! Права. Извини, у меня в голове все перепуталось, я и сама толком не знаю, о чем спрашиваю.
— Тебе нужно отдохнуть, Мам.
— Ты хочешь сказать, я старею?
— Что ты! У меня этого и в мыслях не было. А если бы даже и было, то я сразу бы поняла, какая я идиотка.
— Почему?
— Почему? Да потому что никто, ни здесь, на рынке, ни в деревне, ни в городе, никто из тех, кто тебя знает, не считает тебя старухой. И да будет тебе известно, мне это очень и очень приятно.
— Почему же?
— Сейчас тебе скажу почему, Мам: я счастлива, что ты еще не старая и никогда, никогда не состаришься, поэтому–то я могу без угрызения совести мечтать о человеке, который, возможно, станет моим мужем.
— Что? Ради мужчины ты готова оставить место на рынке? Надеюсь, ты не это имела в виду?
— Мам…
— Эдна, ты же знаешь, я рассчитываю только на тебя. На тебя одну. И все, что я делала до сих пор, я делала только ради тебя. Ради тебя одной. Поэтому, если когда–нибудь тебе вздумается соединить свою судьбу с мужчиной и он навсегда войдет в твою жизнь, следует прежде всего спросить его, одобряет ли он твою работу на рынке. Таков закон нашего ремесла… твоего ремесла, если хочешь знать.
— Знаю, Мам, знаю. Но ведь Спио сейчас находится в Тамале. А Тамале это так далеко! И если я вдруг выйду за него замуж, придется…
— Раз уж ты собралась за него выходить, девочка моя, то, конечно же, не завтра. Во–первых‚ нужно, чтобы он вернулся из Тамале, и пускай поторопится, если хочет застать тебя в Аккре еще свободной… К тому же мы должны твердо знать, что у него спокойная совесть и что там, на севере, он не дал другой обещания на ней жениться.
— Мам…
— Да, да, я знаю, что говорю. Можно ли рассчитывать на мужчину, если он живет так далеко и к тому же он сам не уверен, что при встрече у вас установятся прежние хорошие отношения?
— Мам…
— Спио, Спио… Мне твой Спио нравится, даже очень. Честно говоря, я его люблю… Долго я не могла свыкнуться с мыслью, что в один прекрасный день он вздумает отобрать тебя у нас, но после дела Амиофи поняла: этого со Спио опасаться нечего…
— Конечно, он сделал все, что в его силах, лишь бы помочь нам в трудную минуту.
— И не только из–за этого, девочка моя. Вижу, ты совсем ничего не поняла. Я теперь хорошо отношусь к Спио только потому, что…
— Так угодно господу богу‚ – насмешливо подхватила Эдна.
— Эдна! Помни, господу богу не угодны такие речи. И все–таки я должна тебе сказать, почему я перестала ненавидеть Спио: раз он способен на такие поступки, лишь бы заслужить внимание простой рыночной торговки, значит, если он захочет взять тебя в жены, то, не задумываясь, примет все твои условия.
— По этим условиям выходит, что я всю жизнь просижу на рынке в Аккре, даже если мой муж будет работать где–нибудь в другом месте?
— Перестань, дитя мое, брось насмешничать. Напрасно ты стараешься меня убедить, что я зря потратила на тебя время: ты, видно, так и не набралась ума–разума и ровным счетом ничего не поняла.
— Мам, я все, чему ты меня учила, прекрасно поняла. Только…
— Что только?
— Понять–то поняла, и впредь буду следовать всем твоим советам, потому что они всегда уместные и правильные. Но ты же сама видишь: Спио доказал мне свою любовь.. Поэтому я не думаю, что нужно ставить ему какие–то жесткие условия, словно первому встречному. А потом, ты же знаешь, что у меня получилось с Джин и Анжелой: они мне завидуют, как будто я только и делала, что вечно отбивала у них поклонников. Если я не буду защищаться, то они отберут у меня всех женихов. А не могу же я, в самом деле, взять себе в мужья рыночный прилавок.
В этот предзакатный час Мам вдруг почувствовала, что надежды, которые она лелеяла вот уже столько лет, неожиданно рухнули… Впервые у них с внучкой произошел такой разговор, и она поняла: молодые не представляют себе будущего без столь нелепой вещи, как любовь мужчины, или, еще точнее, без брака с ним. Мам вздохнула, но вздох этот отнюдь не означал одобрения, напротив, она хотела таким образом выразить свою досаду. Однако мысль о Джин и об Анжеле до сих пор не давала ей покоя. Она никак не могла понять, что замышляют эти девицы против Эдны. «Она права, моя девочка, — подумала Мам. — Правда, ведь будет несправедливо., если эти две злюки отнимут у нее всех ее поклонников. И потом она гораздо красивее этих завистниц, и скорее уж Эдне пристало отбивать у них женихов. Опа права, моя девочка, но… Но все–таки долг есть долг. Жених, муж — в конце концов, все это сегодня есть, завтра нет. А если развод, тогда где она, скажите на милость, любовь?.. И все же мне бы хотелось знать, что эти злодейки задумали. Нет, нет, моя девочка должна взять над ними верх, разбить их в пух и прах. Вы только посмотрите, какая она красивая под нежными лучами уходящего солнца! Какой мужчина сможет устоять перед такой красотой и не влюбиться в нее? Правда, она не умеет ни читать, ни писать… во всяком случае, если и умеет, то в грамоте не особенно сильна. Но что из того? Это вовсе не значит, что она должна связать свою жизнь только с рыночным прилавком».
Мам и впрямь была самой замечательной из всех бабушек!
Она встала со стула, подошла к Эдна и сказала:
— Конечно, девочка моя, ты права, не тебе выходить замуж за рыночный прилавок. Как ты понимаешь, я тебя не собираюсь удерживать здесь на всю жизнь, тем более если тебе не нравится твоя работа.
— Мам, ты же прекрасно знаешь, что я обожаю свою работу.
— Да, но ведь ты торговка нового закала и хочешь иметь и работу, и любовь. И я тебя понимаю, тем более что твои так называемые подружки воображают, будто могут унижать тебя в любом месте и в любое время только потому, что чему–то там выучились, в этой своей школе.