До семи лет Эдна счастливо и беззаботно жила под опекой тетушки, ее мужа и бабушки и не чувствовала ‚себя сироткой. Вскоре ее отдали учиться, и она стала ходить в школу, в квартал Абрака. Каждое утро тетушка сама отводила ее туда, а в обед заходила за ней. Поскольку школьные помещения не вмещали всех детей, Эдна занималась только по утрам.
Вот таким–то образом тетушка Принцесса, являвшаяся в школу каждый день, познакомилась с Бюнефо, директором школы. Бюнефо был молод и, если верить людям, очень умен. Высокий, красивый, он имел решительно все, чтобы нравиться окружающим. Ему удалось обратить на себя внимание тетушки, и вскоре он вызвался заходить за девочкой и забирать ее с собой в школу. Как вы уже знаете, тетушка Принцесса была женщиной красивой, хотя в «легендах», сочиненных на ее счет, об этом говорилось редко. Бюнефо был гораздо моложе ее, но она так хорошо сохранилась, что показалась ему совсем юной. Кончилось все тем, что они, хотя и опасались скандала в школе, все же продолжали встречаться. Не стоит рассказывать, что между ними произошло. Но скандал назревал, терпеливо ожидая дня, когда все выплывет наружу… Так уж, видно, повелось: он всегда ждет случая, чтобы вовсю разразиться самым что ни на есть скандальным образом.
Мам несколько раз видела Бюнефо в доме тетушки Принцессы, и наконец решила поговорить с дочерью.
— Этот мужчина часто заходит к тебе? Кто он?
— Директор школы, где учится Эдна.
— Он… он, что же, приходит к Эдне, чтобы учить ее читать и писать?
— Да, конечно. Ведь Эдна в школу после обеда не ходит, а ему хочется, чтобы она выучилась всему побыстрее.
— Значит, он очень полюбил нашу девочку?
— Мать, не нужно больше играть в прятки. Ко мне может приходить любой не только затем, чтобы учить Эдну читать и писать, и я не вижу в том ничего плохого.
Мам демонстративно проглотила слюну. Это означало, что она тоже не собирается играть в прятки и ни на секунду не поверит, что такой высокий и красивый молодой человек, к тому же еще и директор школы, приходит к ее дочери лишь для того, чтобы просто скоротать за беседой вечер.
— Знаешь, Принцесса, с людьми надо быть поосторожней: слишком они много болтают и занимаются тем…
— Тем, что их не касается. Знаю, мать, знаю. Но что прикажешь делать? Не отрежешь же им язык и не заткнешь глотку.
— Нет, конечно, дочь моя, но если узнает Тетейя…
— Что он узнает?
— Что к тебе кто–то по нескольку раз в неделю приходит вечером, и воображаю тогда…
— Тогда он вежливо попросит меня не считать больше его своим мужем? Послушай, мать, лучше не вмешивайся ты в это дело, я сама постараюсь как–нибудь выпутаться.
— Выпутаться? Значит, ты запуталась?
— Не совсем так, мать, но ты же понимаешь, люди болтают много лишнего, и чаще всего о том, что их не касается. У меня на сей счет уже есть кое–какой опыт, и у Тетейя тоже. Если он что–нибудь узнает, то разбушуется, но к этому я привыкла. Потом непременно заявит, что не желает меня больше видеть, и к этому я привыкла. А затем, без свидетелей, он не преминет прийти и будет умолять меня все забыть, ссылаясь на то, что у него было‚плохое настроение. И опять–таки я к этому привыкла.
— Вот как?
— Так все и будет: я наизусть знаю, как это произойдет, словно все это было уже много раз.
— Я вижу, моя дочь стала совсем взрослой!
— А ты что думала?
— Сама не знаю. Думала… думала поначалу. ю что раз люди столько говорят, то, наверное, что–нибудь да есть….
— Другими словами, что–то есть между мной и молодым учителем?
— Ты же, по–моему, сказала, что он директор школы?
— Да, но быть директором школы нельзя, если ты не учитель… впрочем ты это не поймешь. Стало быть по–твоему, надо верить всему, что говорят, да?
— А ты, видать, хочешь меня убедить, что все разговоры о тебе — неправда?
— Ты мне настоящий допрос учинила. Зачем приписывать мне то, чего нет на самом деле?
— Зачем? А затем, дочь моя, что я пекусь о твоем же благе.
— Ну, если так, то успокойся, с моим благом все обстоит благополучно, и оно нисколько не пострадает от каких–то глупых сплетен. С тебя этого достаточно?
— Да, хотя я все–таки ума не приложу, что мне думать, если ко мне придут и будут рассказывать разные истории про мою дочь?
— Пошли их подальше, и все, иного они не заслуживают.
— Ладно, дочь моя, ладно.
Мам снова проглотила слюну, но теперь желая подчеркнуть, что она, мол, не верит в простой исход дела и что развязка не за горами. Она словно предчувствовала, что вся эта история, начавшаяся с таких пустяков, с безобидных дружеских визитом, обернется чем–то вовсе не предвиденным. Предчувствие — это своего рода ненужный, сковывающий оптимизм ‚каркас, достаточно прозрачный для того, чтобы смутно предугадывать что–то и в то же время достаточно непроницаемый, дабы усомниться в этих смутных видениях будущего. Хотя сейчас Мам была уверена, что ей–то сомневаться не в чем. Вот почему она третий раз проглотила слюну, подумав при том, что продолжение всей этой истории ее и впрямь всерьез пугает.
Эдна росла не по дням, а по часам, словно молодой стебелек кукурузы. В восемь лет ей вполне можно было дать вдвое больше. Среди своих одноклассников она казалась чем–то чужеродным, попавшим сюда по ошибке. Зато способностями она не блистала. Учеба давалась ей с трудом, что вскоре заметили все, и в школе, и дома. Но она была до того хороша, что кое–кто из молодых учителей порой, забывая о своих прямых обязанностях, начинал расспрашивать ее и сколько ей на самом деле лет, и чем занимается ее отец — одним словом, .задавал множество безобидных, вполне нейтральных вопросов. Вскоре тетушка Принцесса решила, что нет больше надобности провожать девочку в школу, так как она могла прекрасно ходить туда и одна.
— К тому же господин Бюнефо всегда сможет довести тебя до дома, — казала однажды тетушка принцесса.
Оказать услугу Эдне, вернее, ее тетушке, господина Бюнефо не приходилось упрашивать. Он часто средь бела дня отправлялся провожать девочку домой, и хотя его знакомство с тетушкой Принцессой длилось уже больше года, но сплетникам до сих пор не удалось проникнуть в тайну их отношений. Поэтому появление молодого человека в доме тетушки Принцессы на правах старого знакомого уже никого не удивляло. Его, как директора школы‚ упрекали скорее за то, что он согласился давать частные уроки Эдне и тем самым поступил не совсем честно в отношении других детей, которые из–за нехватки помещения и учителей тоже лишены возможности заниматься во вторую половину дня. Бюнефо познакомился даже с господином Тетейя, и тот в свою очередь весьма похвально отозвался об уме молодого учителя. Так все оно и шло! Что касается Мам, то она относилась ко всему происходящему по–прежнему сдержанно, что, по мнению Принцессы, было вовсе неразумно, ‚ибо господина Бюнефо, по общему мнению, упрекнуть было не в чем. Если бабушке удавалось выбраться с рынка пораньше, сразу же после обеда, то она долго сидела с внучкой, рассказывала ей сказки и истории прошлых времен, которые сама слышала еще девочкой.
— А кто тебе рассказывал эти истории, Мам?
— Как кто? Ты забываешь, моя девочка, что у меня тоже была мама.
— Значит, ты их рассказывала и своим дочкам?
— Конечно.
— И тетушке Принцессе?
— И тетушке Принцессе.
— Тогда почему же она мне никогда их не рассказывала?
— Ах, девочка моя, нынче совсем другие времена. Может, она просто забыла все, что моя мама — ее бабушка — и я сама ей рассказывали, когда она была еще крошкой.»
— А я, Мам, я их не забуду! Они такие чудесные, что забыть просто невозможно!
— И не стоит их забывать, потому что все эти истории пришли к нам из далекого прошлого. Их рассказывали еще наши предки. И смеяться над ними тоже не следует, даже сейчас, когда белые понастроили школ и люди перестали ценить правду и мудрость наших старых сказок и легенд. Ну да ладно, Эдна, скажи лучше, как у тебя дела в школе?
— Ой, Мам, мы с тобой так хорошо разговаривали, а ты…
— Ладно, ладно, мне же интересно знать про твои школьные дела.
— В классе я самая высокая, мне даже стыдно: самая высокая, но не самая лучшая ученица. Правда, Мам, это стыдно?
— Девочка моя, может, ты и самая высокая, но разве ты виновата? Ты тут ни при чем.
— А кто же при чем?
— Как кто?
— Ну кто? Мой отец был очень высокий?
— Твой отец, твой отец… если бы я помнила его! Мы до сих пор все думаем да гадаем, что с ним могло случиться.
— Нечего и думать. Тетушка Принцесса сказала мне, что он умер.
— Да, да… кажется… так оно и есть. Но я тебя прошу, девочка моя, давай поговорим о школе. Ты меня не сбивай, а отвечай на мои вопросы.
— Не сердись, Мам. Вот моя тетрадка. Посмотри сама и решай, есть у меня успехи или нет.
— Как же я могу решать? Разве ты не знаешь, что я не умею читать?
— Значит, Мам, мы с тобой ровня: я тоже не умею читать.
— Нет, Эдна, это совсем другое дело, ты как раз учишься читать и писать. Так что не говори, что не умеешь…
А наш учитель все время твердит‚ как испорченная пластинка: «Ты не умеешь читать, не умеешь читать., не умеешь читать», и все смеются, даже надоело! Стыдно же!
— Но тогда ты, может, писать умеешь?
— Да ты смеешься, Мам? Вот моя тетрадка, посмотри.
— Давай посмотрим. Первая страница — совсем чистая! А что же случилось. с другими страницами, девочка моя? Ты что, пролила на них чернила, что ли? Здесь же ничего не разберешь!
— Ты думаешь, я сделала это нарочно, — а вот и не нарочно. Учитель побил меня за это, на весь класс кричал, что я никогда писать не научусь.
— Может, ты просто не умеешь держать чернильницу?
— Не умею.
— А что сказал директор школы?
— Ничего.
— Как так ничего? Разве он не знает, что учитель плохо с тобой обращается?
— Наверное, знает. А что он, по–твоему, должен делать? Это же школа, Мам!
— Вас там бьют?