Кларк не дрогнул. Он смотрел Валериусу прямо в глаза, и в его взгляде была холодная, спрессованная ярость.
«Я не брежу. И я не обвиняю никого из этих… почтенных лордов».
Он сделал шаг вперед, и его кулаки, лежавшие на столе, сжались так, что костяшки побелели. Я видел, как дрожит жилка у него на виске.
«Я обвиняю тебя, Валериус! Я обвиняю тебя в государственной измене и в организации покушения на жизнь твоего собственного брата, лорда-регента Краскона!»
На секунду в зале снова воцарилась тишина. А потом он взорвался.
Не просто смехом. Это был хохот. Громкий, утробный, оскорбительный хохот стаи гиен, которым рассказали отличный анекдот. Тот самый толстяк с тройным подбородком так хохотал, что его жирное тело тряслось, как желе. Он стучал кулаком по столу, вытирая выступившие от веселья слезы.
«Измена! — прохрипел он, задыхаясь. — Посол умом тронулся! Совсем сбрендил на своих Нижних Ярусах!»
Валериус поднял руку, призывая к тишине. Он не смеялся. На его лице была маска скорби и вселенского сочувствия. Он смотрел на Кларка так, как смотрят на буйного пациента в лечебнице для душевнобольных.
«Бедный, бедный Кларк, — он покачал головой, и в его голосе зазвенели фальшивые слезы. — Горе… оно затуманило твой разум. Я понимаю. Желание найти виновного толкает тебя на отчаянные шаги. Лорды, — он обвел взглядом утихший зал, — я прошу вас проявить снисхождение. Наш юный друг явно не в себе».
*Отличный ход, ублюдок. Классика жанра. Если не можешь опровергнуть обвинение — дискредитируй обвинителя. Выставить его сумасшедшим, которого жалко.* Я почувствовал, как во рту появился горький привкус злости.
Но Кларк не собирался подыгрывать этому спектаклю.
«Я в полном порядке, — его голос был ровным и холодным, как лезвие гильотины. — И у меня есть доказательства».
«Доказательства? — Кларк не дрогнул. — Что ж. Иногда лучше один раз увидеть». Он едва заметно кивнул в нашу сторону — условный сигнал, который мы отработали.
На сцену вышел Сет. Мой камрад двигался с грацией хищной птицы, бесшумно и целеустремленно.
Он нес свой полевой набор в полированном деревянном ящике, похожем на саквояж врача из старого кино. С деловитым видом он водрузил его на стол, и глухой стук дерева о базальт заставил нескольких лордов вздрогнуть.
«Прошу прощения, что отвлекаю вас от обсуждения столь насущных проблем, как налоги на шелк, — начал человек-сокол, и в его голосе не было ни капли обычной иронии. Он был предельно серьезен. — Но для чистоты эксперимента нам понадобится наглядный образец».
Его взгляд скользнул по столу и остановился на высокой, тонкой вазе с одним-единственным белоснежным цветком, похожим на земную лилию. «Вот это, например, подойдет идеально».
«Ты собираешься играть с цветочками, птичник?» — хмыкнул толстяк, но в его голосе уже не было прежней уверенности. Скорее, нервозность.
Сет проигнорировал его. Он аккуратно извлек цветок из воды, стряхнул прозрачные капли и установил его в небольшую металлическую подставку, которую достал из ящика. «Простая форма жизни. Здоровая, полная сил… пока что».
Затем он открыл саквояж. Внутри, на черном бархате, как зловещие артефакты, лежали два образца. Один — тот самый камень из тайника Кузницы, пронизанный нитями спокойного, серебристо-голубого света. Второй — уродливый, пористый кусок «рудного серебра», который мы подобрали в шахте. Он слабо, болезненно пульсировал, словно больное сердце обреченного.
Сначала Сет взял чистый образец. «Это, милорды, руда в ее первозданном, очищенном виде. Энергия, дающая жизнь, а не отнимающая ее». Он поднес камень к цветку. Ничего не произошло. Лилия оставалась безупречно белой и свежей.
«А это, — голос Сета стал тверже, когда он, используя длинные стальные щипцы, осторожно извлек второй, черный камень, — то, что лорд Валериус и его сообщники продают под видом „звездной пыли“».
Он положил черный камень на подставку рядом с цветком, не касаясь его.
Секунду ничего не происходило. Толстяк уже начал было ухмыляться. И тут началось.
Сначала едва заметно задрожали кончики лепестков, словно от ледяного сквозняка. Затем они начали скручиваться, будто от прикосновения невидимого огня. Белоснежный цвет стремительно тускнел, на глазах сменяясь трупной серостью. Это было похоже на ускоренную съемку процесса гниения из фильма ужасов. Серый цвет перешел в грязно-бурый, а затем в угольно-черный. Стебель, еще мгновение назад упругий и сильный, поник, и вся лилия, превратившись в горстку черной, влажной трухи, осыпалась на стол. Весь процесс занял не больше десяти секунд.
В зале воцарилась гробовая тишина. Смех не просто смолк — он умер, так же, как этот несчастный цветок. У толстяка отвисла челюсть, глаза вылезли из орбит. На лицах остальных лордов отражалась смесь ужаса и отвращения. Кто-то испуганно ахнул.
Сет аккуратно убрал черный камень обратно в ящик, будто прятал улику с места преступления. «Никакой магии, джентльмены. Чистая наука. Яд в его концентрированной форме».
Кларк подождал, пока последний лепесток, ставший черной трухой, не осядет на полированную поверхность стола. В зале стояла такая тишина, что я, кажется, слышал, как пылинки оседают на гобелены.
«Это, — голос Кларка был тихим, но резал по ушам, как скальпель, — то, что вы делаете с нашим народом. День за днем. Вы продаете им яд, называя его лекарством. Вы смотрите, как они гниют заживо, и считаете свою прибыль».
«Какой пафос, — Валериус первым пришел в себя. Он попытался улыбнуться, но вышло криво, как у покойника. Его лицо стало пепельным. — Дешевый фокус, Кларк. Немного алхимии, немного театра. Ты думаешь, этим можно кого-то обмануть?»
«Фокус? — Кларк усмехнулся без тени веселья. — Хорошо. Тогда вот тебе еще один».
Он полез во внутренний карман камзола и вытащил небольшой, мутно-серый кристалл. Небрежным движением он бросил его на стол. Кристалл со стуком прокатился по базальту и замер прямо в центре, между рассыпанной трухой цветка и дорогими кубками.
«Что это еще за булыжник?» — пробормотал толстяк, инстинктивно отодвигаясь, словно боялся, что и он сейчас сгниет.
«Это, почтенный лорд, называется „кристалл памяти“. Довольно редкая штука, — пояснил Сет с видом лектора, наслаждаясь моментом. — Записывает звук. И воспроизводит его».
Кларк протянул руку и коснулся кристалла. Тот вспыхнул тусклым, грязноватым светом, и по залу разнесся голос. Хриплый, сломленный, полный страха и боли. Голос нашего пленника-наемника.
*«…он хотел, чтобы регент замолчал навсегда…»*
Лорды замерли. Валериус окаменел. Его пальцы впились в подлокотники трона.
*«…боится, что Краскон расскажет… о его сделках… о руде, которую они продавали в обход казны…»*
Я видел, как лица лордов меняются. Скепсис сменялся тревогой, тревога — страхом. Они переводили взгляды с мерцающего кристалла на своего лидера. Стая шакалов, почуявшая, что вожак ранен и скоро сам станет добычей.
«Кто отдал приказ?» — прозвучал в записи холодный, безжалостный голос Кларка.
Пауза. Всхлип. А потом имя, произнесенное, как приговор.
*«Приказ передал Алдан… Мелкий Алдан. Он сказал… он сказал, это личное распоряжение лорда Валериуса…»*
В тот момент, когда прозвучало имя «Алдан», я это увидел. Всего на долю секунды. Легкий, почти незаметный спазм прошел по лицу Валериуса. Его левый глаз дернулся. Рука, лежавшая на подлокотнике трона, сжалась так, что костяшки побелели. Маска не просто треснула — она раскололась, и на мгновение я увидел под ней холодную, безжалостную морду загнанного в угол хищника.
Он понял. Мы знаем не только про него. Мы знаем про его правую руку, про исполнителя. Про всю цепочку.
Игра в благородство закончилась. Валериус понял, что загнан в угол, и его лицо превратилось в уродливую маску неприкрытой ярости. Он больше не играл.
«Стража!» — его голос сорвался на визг, полный паники и злобы. Он вскочил со своего трона, опрокинув тяжелый кубок с водой. «Взять их! Взять этих изменников! Они все покойники!»
Двери зала с гулким грохотом захлопнулись. По периметру помещения, словно из-под земли, выросли гвардейцы в черной броне с гербом Валериуса. Не городская стража. Его личные псы. Они молча, без лишних команд, обнажили мечи. Десяток откормленных, хорошо вооруженных головорезов. Ловушка захлопнулась.
Лорды, еще минуту назад хохотавшие, теперь вжимались в свои кресла, пытаясь стать как можно меньше. В воздухе отчетливо запахло их страхом — кислым, неприятным.
«Ну что, дипломат, — я негромко обратился к Кларку, не сводя глаз с ближайшего гвардейца и уже просчитывая дистанцию до него. — Кажется, переговоры зашли в тупик».
«Зато как эффектно, — прошипел в ответ Сет, его рука уже легла на рукоять спрятанного под камзолом клинка. В глазах друга плясали опасные огоньки. — Я всегда любил хорошие финалы».
«Это еще не финал», — отрезал Кларк. Его лицо было бледным, но решительным. Он сделал свой ход, и теперь была наша очередь.
«Ты прав, мальчик, — прошипел Валериус, указывая на нас дрожащим пальцем. — Это ваше начало. Начало долгой и мучительной смерти! Взять их!»
Гвардейцы шагнули вперед, единым слаженным движением.
И в этот самый момент тишину разорвал оглушительный треск.
Двери, только что казавшиеся несокрушимой преградой, разлетелись в щепки, словно их ударили невидимым тараном. Огромные дубовые створки сорвало с кованых петель, и они с грохотом рухнули внутрь, едва не пришибив пару лордов, которые с визгом отскочили в стороны.
В проломе, в клубящемся облаке пыли и щепок, стояли три фигуры.
Слева — Таллос. Его лицо было мрачной каменной маской, а в огромных руках он сжимал шахтерский молот, на котором виднелись свежие зазубрины от дверных петель. Справа — Рита. Спокойная, собранная, с двумя клинками в руках, она была похожа на пантеру, готовую к прыжку. А за их спинами — десятки угрюмых, обозленных лиц. Шахтеры. Братва. Вооруженные кто чем — кайлом, топорами, тяжелыми цепями.