Его теневая плоть дымилась и пузырилась, но он был слишком силен, чтобы раствориться так же быстро, как его солдаты. Вокруг него мерцал защитный кокон из чистой ненависти, который частично отражал очищающий свет. Но даже его силы было недостаточно — кокон истончался с каждой секундой.
Поняв, что битва проиграна, он развернулся и бросился к воде, видимо, пытаясь сбежать через какой-то личный карманный разлом. В его движениях читалась звериная паника — он понимал, что обречен, но инстинкт самосохранения заставлял его бежать.
Я шагнул было за ним, но меня опередили. Кларк и два его террианца-гвардейца, все это время защищавшие наш корабль, вышли из-за скалы. Они двигались с холодной, бесшумной грацией хищников. Ни слова, ни жеста. Они просто встали на пути у монстра, как три статуи смерти.
Генерал взревел и бросился на них. Но это была агония, а не атака. Его когти, которые могли разрубить сталь, бессильно скребли по энергетическим щитам террианцев. Гвардейцы действовали как единый механизм, отточенный сотнями сражений. Один принял удар на свой энергетический щит, второй в тот же миг нанес удар копьем в бок твари.
Генерал пошатнулся, из раны хлынул дым вместо крови. Он попытался контратаковать, но его движения были уже слишком медленными, слишком неточными. Очищающий дождь делал свое дело, разъедая его изнутри.
И в этот момент вперед шагнул Кларк. В его руках был тяжелый энергетический карабин, больше похожий на небольшую пушку. Он не целился — не было нужды целиться в такую крупную мишень на таком расстоянии. Он просто вскинул его и выстрелил.
Концентрированный луч плазмы ударил монстра в грудь. На мгновение генерал замер, а потом его фигура начала раздуваться изнутри, просвечивая ослепительно-белым. С беззвучным воплем, который сотряс сам воздух, он взорвался, обратившись в облако пепла, которое тут же смыл сияющий дождь.
На берегу не осталось ничего. Даже пятна на песке. Последний враг исчез, словно его никогда и не было.
Кларк опустил оружие и медленно подошел к нам. Его лицо, как всегда, было непроницаемым, но в его глазах-щелках я увидел уважение. Он остановился передо мной и на мгновение склонил голову — жест, который для гордого террианца значил очень много.
«Это за Лорда Рамзи, — его голос был сухим, как песок пустыни. — И за его наследие».
Он перевел взгляд на перстень-печатку, который я все еще сжимал в руке. Металл был теплым, словно сохранил частичку души своего прежнего владельца.
«И за нового главу рода».
Это не было вопросом или предложением. Это было констатацией факта. Мир вокруг нас изменился до неузнаваемости. И мы вместе с ним. Старый мир умер вместе с Байроном Рамзи. Новый мир только рождался под сиянием ожившего Ковчега.
И, хотел я того или нет, его корону только что надели на меня.
Я посмотрел на перстень в своей руке, потом на лица друзей, на преображающийся остров, на сияющее небо. Где-то далеко шла война, но теперь мы знали — мы выиграем. Вопрос был в том, что мы будем делать с этой победой.
Байрон мертв. Да здравствует король.
Глава 24
Тишина. После оглушительной симфонии творения, после того, как сама реальность с хрустом встала на место, наступила тишина. Она была густой, тяжелой, наполненной невысказанным. Мы стояли на берегу преображенного острова, теперь сияющего белым кварцем, и смотрели на спокойное, как зеркало, море. Воздух был чистым, пах озоном и новой надеждой, но во рту оставался привкус пепла. Я разжал кулак. Перстень Байрона лежал на ладони, тяжелый и теплый, как живое сердце. Последний дар, последнее бремя. Я посмотрел на свою семью. Рита, спокойная и несгибаемая, стояла рядом, ее плечо касалось моего. Шелли, укутанная в мягкое сияние, смотрела на небо, и по ее щеке катилась одинокая слеза — не от горя, а от облегчения. Грэг, уже не испуганный мальчишка, а юноша, заглянувший в бездну, поддерживал обессиленную, но живую Иди. Мы победили. Цена была чудовищной, но мы победили. По крайней мере, я так думал.
«Что-то не так», — голос Сета, донесшийся с борта «Рассветного Странника», прозвучал как скрежет ножа по стеклу. Он стоял у своих приборов, и его лицо было бледным. «Макс, посмотри на небо».
Я поднял голову. Планетарная защитная сеть, сотканная из света Байрона, сияла ровным, уверенным светом. Почти вся. В самом зените, там, где раньше был эпицентр вторжения, остался один-единственный разлом. Он был не больше занозы в пальце по сравнению с тем, что было раньше, но он не исчез. Черная, рваная рана на исцеленном теле мира. И она не затягивалась. Хуже. Она начала сжиматься.
«Что за чертовщина происходит?» — я прищурился, пытаясь разглядеть детали.
«Он не закрывается! — Сет лихорадочно тыкал пальцами в свой планшет. — Он коллапсирует! Всасывает в себя все! Энергию щита, остатки материи Тьмы, даже свет! Он создает… сингулярность! Точку с бесконечной плотностью!»
Разлом съеживался все быстрее, превращаясь в идеальную черную точку, окруженную искаженным, дрожащим ореолом. Наступила абсолютная, противоестественная тишина. Исчезли все звуки: шелест волн, гул двигателей нашего корабля, даже гул самого воздуха. Словно весь мир затаил дыхание перед последним, решающим ударом.
Рита шагнула вперед, ее рука легла на рукоять клинка. «Это не конец».
«Он не убегает, — прошептала Иди, опираясь на Грэга. Ее глаза были широко раскрыты и смотрели на точку в небе. — Он не отступает. Он… собирается. Как змея перед броском. Вся его ненависть, вся его суть… он сжимает ее в один кулак».
Она была права. Это был не вздох облегчения умирающего зверя. Это был вдох перед последним, самым яростным ревом.
Точка в небе перестала сжиматься. На одно бесконечное мгновение она просто висела там — абсолютное ничто в центре всего. А потом она начала разворачиваться. Не взрыв. Это было нечто обратное. Из пустоты, как чудовищный цветок, распускалась фигура. Она не летела, не падала. Она просто… проявлялась. Росла, нарушая все законы перспективы и здравого смысла, заполняя собой небо.
Я видел много всякой дряни. И на Земле, и здесь. Но ничего подобного. Это было не просто существо. Это было воплощение неправильности. Живой парадокс размером с гору. Его тело было асимметричным, текучим, словно кошмар скульптора, пытающегося изваять саму идею хаоса. Одна рука — сплетение сотен щупалец, другая — исполинский клинок из черного, как ночь, обсидиана. Ног не было — его торс переходил в клубящуюся массу тьмы, которая касалась поверхности океана. А вместо лица… вместо лица была воронка, закручивающаяся спиралью в бездну, где не было ни света, ни надежды.
Но страшнее всего было не то, что я видел. А то, что я чувствовал. От этой твари исходила аура чистого, концентрированного нигилизма. Это не была злоба или ярость. Это было холодное, бесстрастное желание, чтобы все просто прекратилось. Чтобы не было ни света, ни тьмы, ни жизни, ни смерти. Чтобы наступила абсолютная, вечная пустота. Это чувство проникало под кожу, в кости, в душу. Хотелось просто лечь на этот сияющий белый песок, закрыть глаза и больше никогда не вставать.
«Оно… пустое, — Грэг схватился за голову, его лицо исказилось от боли. — Совсем пустое. И оно хочет, чтобы все стало таким же».
«Это анти-жизнь, — выдохнула Шелли, и ее огненные крылья за спиной вспыхнули ярче, словно инстинктивно борясь с нахлынувшим холодом. — Это дыра в ткани мира. Ошибка в коде творения».
Я сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Боль немного отрезвляла, прогоняя апатию. М-да. Кажется, финальный босс решил не мелочиться и явиться на поле боя лично. И он был больше, чем все, что я мог себе представить.
«Так, — я заставил себя говорить ровно, хотя голос предательски дрогнул. — Значит, вот так выглядит сама Тьма, когда ей негде прятаться. Ну что ж. Познакомимся поближе».
Аватар закончил свое формирование. Он замер на мгновение, возвышаясь над океаном, как памятник отчаянию. А потом он сделал свой первый шаг. Это было медленное, почти ленивое движение. Та часть его тела, что служила ногой, опустилась на поверхность океана. И вода под ней не вскипела, не разлетелась брызгами. Она просто… исчезла. С оглушительным шипением, словно сама ткань пространства рвалась, на месте его «стопы» образовался гигантский, идеально круглый провал, из которого валил пар. Он не наступил на воду. Он ее стер.
Затем он поднял свою голову-воронку. У него не было глаз, но я, мы все, почувствовали его взгляд. Он пронзил нас, не заметив, и устремился на остров. Не на нас. Не на корабль. Его внимание было приковано к одной-единственной точке. К пещере, в которой находилось Сердце Ковчега. К светящейся сфере, в которой теперь билась душа Байрона. У этого существа была одна цель. Одна миссия, простая и абсолютная. Уничтожить. Стереть. Погасить этот очаг света, который посмел бросить ему вызов.
«Он идет за Сердцем, — голос Риты был спокоен, как всегда, но в нем звенела сталь. — Он идет за Байроном».
И он пошел. Тяжело, неумолимо, он двинулся к нашему острову. Каждый его шаг стирал часть океана, поднимая гигантские волны и облака пара. Расстояние сокращалось с ужасающей скоростью. Десять километров. Пять. Два.
«Сет, в воздух! Живо! — заорал я, разворачиваясь к кораблю. — Кларк, твои парни — на борт! Все на борт!»
Мы вбежали по трапу на «Рассветный Странник». Я бросился к штурвалу, но Сет уже был там, его пальцы летали над приборной панелью. Корабль с ревом оторвался от земли и взмыл в небо, как раз в тот момент, когда первая волна от шагов монстра обрушилась на берег.
«Что мы будем делать, Макс? — крикнула Шелли, пытаясь перекричать рев двигателей. — Оно слишком большое!»
Я смотрел в обзорный экран на приближающуюся гору из живого кошмара. Она была права. Это было все равно что пытаться остановить цунами, швыряя в него камни. Но мы должны были попробовать.
«Сначала посмотрим, на что способна эта наша новая планетарная сигнализация», — прорычал я. — «Надеюсь, у нее есть режим „убить гигантского бога-разрушителя“».