Блики костров озаряли что-то вроде остатков широкой площади, когда-то окружённой домами. Теперь от многих из этих домов оставались только полуразрушенные стены. Но один большой дом был цел, в его окнах и дворе горели светильники, ворота в высокой стене были распахнуты. За ними я видела край загона, в котором стояли странные длинноухие животные, похожие на маленьких лошадей. Во дворе мелькали полуголые мужчины в одних штанах, слышались испуганные женские голоса.
Но что это за город, и почему Джастер так разозлился?
Под копытами моего наймара глухо отозвалась утоптанная земля. Наймар Шута по-прежнему ступал бесшумно, но нас уже заметили.
Около двух десятков таких же бородатых и тёмнокожих мужчин, каких мы видели у сторожевого костра, в широких подпоясанных одеждах и с покрытыми головами, вооружённых кривыми широкими мечами, выстроились цепью, закрывая собой ворота. Теперь я увидела, что во дворе дома под вооружённой охраной сбились в кучку женщины в разноцветных парнах и около десятка мужчин без оружия. Почему-то их вид мне показался странным, но я не могла понять, что там не так.
— Стой! Не смей приближаться, проклятый джай-на! Я — Сафар из Гаруди, прославленный своей доблестью и удачей, чья сила подобна карающему удару Тёмноокого, а быстрота — молнии, приказываю тебе остановиться! У меня есть амулет, который уничтожит тебя и все твоё племя! Сам благословенный Верховный Взывающий Онферина Ёзеф дал мне его, да пошлёт Тёмноокий ему долгие годы!
Один из вооружённых мужчин выступил вперёд, выставив перед собой руку, сжатую в кулак. Он говорил громко и вызывающе, но в гортанном голосе я услышала скрываемый страх. Только теперь я осознала, что сейраз и в самом деле позволил мне понимать чужую речь.
— Моё племя, говоришь? — Джастер ответил низким незнакомым голосом. — Ты сможешь уничтожить меня и моё племя, человек⁈
Растерянный Сафар не успел ничего ответить, как ночь разорвал хохот. Маска открыла рот, на её лице отражалось веселье, только было в этом смехе что-то такое, отчего по спине пробрало холодом.
«Моё племя между богами и демонами»…
Для того, чьё ремесло — убийство и у кого магия Бездны в крови — конечно, такая угроза — это смешно.
Только вот я никогда не слышала, чтобы Шут смеялся так страшно.
Стоявшие люди встревоженно переглядывались. Они уже поняли, что имеют дело не со злым духом, но пока не знали, что им делать дальше.
— Сам благословенный Верховный Взывающий храма Онферина Ёзеф дал тебе амулет, значит… — Джастер без малейшего признака веселья смотрел на предводителя, который заметно побледнел. — Так ты поэтому осмелел настолько, что устроил в моём городе своё логово, Сафар-Шакал?
Что⁈ Это разбойники? Снова⁈ Великие боги, да за что мне это…
Лицо Сафара потемнело от ярости, пальцы на рукояти меча сжались.
— Следи за своим языком, незнакомец! Иначе я отрежу тебе его и заставлю съесть сырым за твои похабные речи!
— И скольких ты уже убил, м? — Джастер знакомо приподнял голову, словно прислушиваясь к чему-то. Глаза маски были прикрыты. Угрозы, как и сами разбойники, его ничуть не волновали.
Краем глаза я заметила движение. Один из мужчин, охранявший женщин во дворе, подбежал к предводителю и что-то зашептал ему на ухо.
— Что⁈ А…Ашу Сирай? — глаза Сафара расширились, а гнев сменился недоверчивостью. Забыв о нас, он ухватил шептуна за ворот.
— Ты лжёшь, Иншал!.. Всем известно, что нет такого храма, где бы не прокляли имя Безликого! На этом отступнике гнев самого Тёмноокого! Никто не способен укрыться от гнева всеведающего Сурта! Ашу Сирай давно сдох в пустыне, а его кости растащили шакалы! Я сам это слышал! Этот негодяй просто дурачит нас своей глупой маской!
Что⁈ Проклят во всех храмах самим Суртом⁈ Джастер⁈ Он… он отступник?
И он так спокойно в храм этого самого Сурта едет⁈
Великие боги, я ничего не понимаю…
— Без… бездушная, мой господин, — хрипел в ответ доносчик. — Смотрите, у него бездушная! И полумесяц! Он точно Взывающий!
— Кто ты такой⁈ — Сафар, оттолкнув говорившего, снова обратился к нам. — Отвечай немедленно, негодяй! Иначе я и мои люди!..
— Двести мужчин… — неторопливо протянул в ответ Джастер, не открывая глаз. — Сорок девять мальчиков и девочек. Больше сотни женщин… Замучены, изнасилованы и жестоко убиты тобой и твоими людьми. И ещё несколько сотен невинных душ проданы в рабство и принесены в жертву Сурту. Ты пытался постичь искусство Тёмноокого. Но тебе это не удалось, ведь для этого нужен дар, а Сурт не благословил тебя им. И правильно сделал, должен сказать. Так ответь, с каких пор сам Верховный Взывающий Ёзеф стал помогать таким мерзавцам, как ты, Сафар из Гаруди, прозванный Шакалом за свою подлость и хитрость, и прославленный на всю страну жестокими грабежами и убийствами?
Сафар в ярости зарычал и взмахнул своим кривым мечом, но в ночное небо взметнулся посох, навершие которого горело зелёным огнём. Глаза маски в гневе распахнулись и полыхали живыми изумрудами.
— Зная о запрете, ты посмел не просто прийти сюда, — загремел голос Шута. — Ты устроил в моём городе своё логово! Ты скрывался от правосудия, прикрываясь страхом перед моим именем! А теперь ты спрашиваешь, кто я такой и смеешь мне угрожать⁈
С навершия сорвалась молния и ударила в землю перед Сафаром. Тот попятился, но не выронил оружие. Остальные побросали мечи на землю и упали на колени, склоняясь перед Джастером до земли.
— Помилуй, Ашу Сирай! — разноголосица голосов взлетела вверх. — Помилуй, о величайший из величайших!
— Вставайте, трусливые псы! — Сафар яростно пнул ближайшего разбойника. — Это обманщик, разве вы не видите! Ашу Сирай никогда не интересовался женщинами, а у этого плута есть джихайен-маат! Вставайте, трусы, и деритесь! Ни один преданный Взывающий добровольно не придёт сюда и не станет прикрываться именем того, кто прогневал Тёмноокого! Сам Сурт привёл этого глупого нечестивца в наши руки! Раскройте ваши глаза, презренные собаки! Вставайте и убейте этого лживого сына шакала!
Разбойники переглядывались и, неспешно поднимаясь с оружием в руках, недобро зыркали в нашу сторону. Я же только благодарила Шанака за то, что под парном не видно моего испуганного лица.
Конечно, Джастер справится с ними, но он ведь не бессмертный, в самом деле…
Шут спешился, оставив посох у седла. Губы маски изгибались в насмешливой улыбке.
— Значит, говоришь, что ты доблестный и удачливый, Шакал Сафар, — Джастер положил ладони на холки наймаров. — И, как я погляжу, много знаешь о том, кого называют Безликим. Что ж. Давай проверим твою удачу и мою правоту.
Разбойник не успел ответить, как два облака тьмы окутали руки Шута и между ним и разбойниками появились настоящие наймары, оставляя Ласточку и Огонька в их изначальном облике.
Создания Сурта жадно принюхивались, скалили зубы и в нетерпении переминались с ноги на ногу. Даже мне было ясно, что они голодны после скачки и совсем не против закусить стоящими перед ними людьми.
И что-то мне подсказывало, что оружие и даже тот амулет, которым угрожал Сафар в самом начале, не поможет разбойникам защититься от этих тварей.
— Ты прав, ни один из преданных Сурту Взывающих не станет называться именем Ашу Сирая и приходить сюда. И нет никого из людей, кто совершит такую глупость, рискуя своей жизнью и посмертием. И нет никого из Взывающих, могущих подчинить себе этих милых созданий самого Сурта, о которых ты, без сомнения, слышал с самого детства. Также ты прав в том, что я не служу Тёмноокому, хотя владею искусством его Взывающих. Так какой же вывод ты сделаешь из моих слов, прославленный своей изворотливостью Сафар?
— Э-э… почтенный Ашу Сирай… — разбойник заметно побледнел. — Прости нашу неучтивость и негостеприимство! Я уже не так молод, и мои глаза могут меня обмануть! Прошу тебя, Ашу Сирай, не гневайся! Проходи в дом, отдохни с дороги, выпей вина, отведай молодого ягнёнка, услади свой взор танцами прекраснейших женщин во всей Сурайе!
— Танцами? — переспросил Шут.
— Да, о трижды премудрый, да будут благословенны твои глаза! — Сафар совсем позабыл страх. — Да будет тебе известно, что я захватил караван с богатыми товарами и невольницами, достойными услаждать взор самого Тёмноокого! Они искусны в танцах и учтивы в беседах! Любую красавицу я отдам тебе, Ашу Сирай! Любая согреет твою постель и усладит твой взор своей красотой! В своей щедрости я даже подарю тебе целый сундук с парчой и шелками из самого Самарикана! Проходи в дом, прошу тебя!
Разбойники хмуро переглядывались, но перечить предводителю никто не посмел. Значит, одна невольница и сундук с подарками были небольшой платой за жизнь и свободу.
— Видно, ты, в самом деле, стал слишком стар, Шакал. — холодно и весомо ответил Джастер. — Иначе твоя так называемая доблесть не затмила бы твой разум окончательно. Ты забыл одну простую вещь, Сафар. Ты забыл, почему Локашан называют проклятым местом. Иначе ты никогда бы не пришёл сюда и не стал бы безмерно дерзить, приглашая меня гостем в мой же дом, который ты посчитал своим.
Предводитель разбойников мрачно смотрел на Джастера. Судя по его лицу, вину, которую предъявлял ему Шут, он ничуть не признавал.
Я же слушала с раскрытым ртом, забыв про холод и голод. Витиеватая речь сбивала меня с толку, но даже так я поняла главное: Джастера здесь знали под другим именем — Ашу Сирай, Безликий. Значит, он всегда носил эту маску в Сурайе. Но почему? Что произошло между ним и Тёмнооким Суртом? Что это за проклятие, о котором Джастер ни разу не упомянул? Почему разбойники хоть и боялись его, но не оказывали ему уважения как мастеру смерти? Почему он называет этот разрушенный город своим домом?
— О чём ты говоришь, почтенный Ашу Сирай? Я не понимаю тебя!
— Локашан — это мой город. Любой Взывающий любого храма Сурта знает это. Всё здесь — принадлежит мне. Абсолютно всё, Сафар. Поэтому твоя добыча — теперь моя добыча. Твои люди — теперь мои пленники. Тот, кто приходит в чужой дом тайно, пока нет хозяев — нарушает законы не только человеческие, но и небесные. Однако я не хокмон, чтобы судить других. Я поступаю проще. Любой, кто приходит в Локашан без приглашения — платит за это своей жизнью и своим посмертием. Поэтому я убью всех вас. И не надейтесь на посмертную милость и суд Сурта. Тёмноокий не накажет вас и никогда не подарит вам даже самой захудалой нити новой жизни после искупления вашей вины в Эльжахиме. Он отвернулся от вас и предал вас в мои руки. Я оборву нити ваших жизней, и ваши души будут прокляты. Они останутся здесь, навечно, моими рабами, чтобы охранять мой город и те богатства, которые вы награбили. А тебя, о доблестный и удачливый Шакал Сафар, прославленный жестокостью, хитростью, изворотливостью, грабежами и убийствами, я убью последним, чтобы ты успел вдосталь насладиться криками и страданиями твоих соратников. Так тебе понятно, Сафар?