С полным кубком я пошла обратно к Шуту. Он держал Живой меч на коленях, едва уловимо улыбался и задумчиво гладил рукоять пальцами.
Мужчина не может покарать женщину за злые слова, а женщина может…
И я вдруг поняла, что он нарочно сначала подлил масла в огонь моего негодования, а потом хмурился, чтобы не показать удовольствия от того, что я сделала.
Вот как так он даже слепой меня насквозь видит и… Нет, не заставляет, но всё поворачивает так, что я сама делаю, что ему нужно.
«Ашу Сирай очень хитёр и ловок со словами…»
И в самом деле, очень хитёр и ловок. Никто не сравнится с его умом и хитростью.
— Вот вино.
Я коснулась плеча Джастера. Он перестал гладить Игвиля, протянул руку, и я вложила в его пальцы кубок.
— Спасибо, — он кивнул и пригубил напиток.
— Налить тебе чифе, Яния? — поинтересовалась Бахира за моей спиной.
Я покачала головой и села рядом с Шутом. Пить мне не хотелось, зато вопросы у меня были.
— Джастер… — я робко взглянула на него: спросить или лучше не стоит?
— М? — Он спокойно пил вино.
— Почему я ничего не почувствовала?
Шут опустил кубок и повернул голову в мою сторону.
— Совсем ничего?
— Да, — кивнула я в ответ. — Я даже не сразу поняла, что прокляла её… Почему так?
— Твоя сила очень выросла, — он снова пригубил вино. — А это проклятие было очень… лёгким. Кроме того, условие для снятия проклятия соблюдено. Она может его снять сама, если захочет.
Я обняла колени, обдумывая услышанное. Выходит, для меня теперь такие проклятия — раз плюнуть? Главное, условие для снятия называть и… и всё? И я могу, как Холисса, раздавать их направо и налево?
— Но на твоём месте, я бы не раскидывался проклятиями, ведьма, — спокойно сказал Джастер, возвращая меня с небес на землю. — Помни, что ты ведьма-защитница. А значит, твои проклятия обретают настоящую силу, когда ты защищаешь других людей.
Я только молча открыла и закрыла рот, понимая, что он прав. В Кронтуше я хотела защитить себя и Шута, и наказать тех, кто давно утратил всё человеческое в душе. И сейчас тоже возмутилась из-за откровенной лжи и несправедливости в свой адрес и адрес Джастера.
— Я поняла, — тихо сказала я, а Шут спокойно кивнул.
— Что нам теперь делать, Джасир? — спросила Бахира, подходя к нам с чашкой чифе в руке.
— Скажи, ами, как высоко поднял свой щит Небесный отец?
Бахира подошла к окну.
— Небесный отец лишь на локоть поднял свой щит, Джасир.
— Хорошо, — Шут кивнул, допил вино и поставил пустой кубок на ковёр. — Лучшее, что мы можем сделать — дождаться хозяина с новостями, а там видно будет. В любом случае, до его возвращения ещё есть время немного поспать.
С этими словами он снова лёг, обняв Живой меч и накрывшись покрывалом с головой. Я взяла пустой кубок, отнесла обратно и посмотрела на Бахиру.
Сновидица народа маджан допила чифе и почти неслышно поставила чашку на столик.
— Джасир сказал, что мы можем ещё немного отдохнуть. Давай так и сделаем, Яния.
Она ласково улыбнулась, легко пожала мои пальцы и ушла за ажурную перегородку. Я видела, как она легла, и впервые подумала, что Бахире тоже очень непросто смириться со всем, что пришлось узнать и увидеть за такое короткое время.
Она отправилась в путь, исполняя волю Датри, чтобы помогать Джастеру. И конечно не думала, что он станет калекой и ей придётся отправиться с ним в чужую страну, обычаи и язык которой она почти не знает.
Конечно, Бахира верила Джасиру, верила Великой Матери, но всё же не могла не волноваться за Шута. А ещё наверняка волновалась за свою судьбу и судьбу своей дочери, занявшей её место Сновидицы в Лунном Круге.
Ох, Янига, Янига… Сколько всего ещё мне предстоит понять и узнать…
Я осторожно забралась под покрывало и устроилась рядом с Джастером, чтобы не разбудить его. Кто знает, когда нам снова удастся поспать под крышей и в безопасности?
Посеял ветер, чтобы родился ураган, который изменит всё.
И выбрал он для этого луну Сильных Гроз…
Нет, не хочу сейчас об этом думать. Джастер рядом и нам пока ничего не угрожает.
Можно поспать.
Я обняла Шута, прижимаясь к горячему телу, и сама не заметила, как уснула.
Разбудили меня громкие мужские голоса и топот ног, доносившиеся со двора. Всё это сопровождалось жалобными криками хозяина дома о его невиновности и просьбами о милости.
Великие боги, да что происходит⁈
Я вскочила, на ходу схватив Живой меч, который сам прыгнул в ладонь. Бахира уже стояла возле ажурной перегородки с обнажённым сабероном в руке, закрывая проход к нам. Весь её вид говорил о том, что она будет сражаться до последнего.
Мы успели вовремя. В следующий миг двери с грохотом распахнулись и в комнаты ворвались несколько вооружённых мужчин с кривыми мечами наголо. За их спинами я видела мелькавшего Назараида, чьё бледное лицо исказили страх и отчаяние.
— Что происходит, Яния? — спокойно спросил Джастер на языке маджан.
— К нам явились шакалы султана, Джасир, — почти сплюнула Бахира, не сводя взгляда с замерших воинов в бело-жёлтой одежде. — Эти люди совсем не чтут закон гостеприимства! Пролитая кровь уже не осквернит этот бесчестный дом!
— Вот как…
Джастер встал, потирая лицо рукой, а затем спросил на языке Сурайи, повернувшись лицом к напряжённо замершим воинам:
— Что случилось, почтенный Назараид?
Но вместо хозяина дома ему ответил другой голос, сильный и властный.
— Так это ты «дух пустыни», называющий себя Джасиром?
Из-за спин расступившихся воинов вышел высокий смуглый человек с чёрной блестящей бородой. Богатая одежда, золотые украшения и оружие, украшенное драгоценными камнями, выдавали его высокое положение. Он держался властно и уверенно.
— Так меня зовут, почтенный, не знаю твоего имени, — спокойно и с достоинством ответил Шут.
— Моё имя Садир, сын Рахама! — гордо и с вызовом возвестил гость, пока чёрные жгучие глаза с ярой жадностью всматривались в спокойное лицо Джастера. — Знакомо ли оно тебе, презренный сын песка и ветра? Или ты слишком молод, чтобы знать того, кому оно принадлежит?
— Кому из маджан не знакомо имя Садира, прозванного Гадюкой за хитрость и безжалостность? — Джастер даже бровью не повёл в ответ на оскорбление. — Я не вижу тебя, но помню твой голос. Значит, люди говорили правду: ты вымолил себе жизнь и султан пощадил тебя, но прогнал от своего трона. Слышал также, что никто из эмиров не захотел принимать у себя беззубого змея, проигравшего битву у Раймадана, и только эмир Арсаниса снизошёл к твоим мольбам и милостиво принял к себе на службу. Каково бывшему любимому хази султана быть начальником городской стражи на границе Сурайи?
Начальник стражи? Битва у Раймадана? Джастер знает этого человека?
С последними словами Шута точёные ноздри Садира яростно расширились, а губы исказились в гневном оскале.
— Я тоже узнал тебя, Машнун-Мают, Безумная Смерть! Пусть ты слеп и не носишь бороды, чтобы походить на юношу, пусть я впервые вижу твоё лицо, но твой голос… О-о, твой голос и твои насмешки я запомнил навсегда! Твои слова всё также остры и ядовиты, как иглы песчаной колючки, и ты смеёшься надо мной, но скоро ты будешь молить о пощаде и рыдать кровавыми слезами, потому что ещё до заката солнца я сам вырву твой ядовитый язык раскалёнными клещами!
Я только крепче сжала рукоять Живого меча и покосилась на Джастера. К моему изумлению на губах Шута играла едва заметная улыбка, а лицо было безмятежно, как гладь озера в безветренный день.
Зато его враг был в бешенстве. На скулах горели алые пятна, чёрные глаза налились кровью, а кулаки сжались так, что костяшки побелели.
— По твоей вине султан прогневался на меня! Я потерял своё место и его расположение из-за тебя! Но знаешь ли ты, какую награду он обещал за твою голову, Машнун-Мают⁈ Нет, не знаешь, иначе ты никогда бы не осмелился покинуть берег своего Раймадана! Но ты воистину безумец, раз пришёл в Арсанис и даже не сменил имя и одежду, чтобы остаться неузнанным! Сколько лет я молил Тёмноокого о возмездии, и он услышал мои молитвы! Ты сам пришёл в мои руки, да ещё и в таком беспомощном состоянии! Едва услышав твоё имя, — будь оно проклято во веки веков! — я бросил все дела и поспешил сюда, чтобы своими глазами убедиться в такой удаче! Тёмноокий был милостив ко мне сегодня! Ты в моих руках и я представлю тебя на суд нашего эмира, дабы он смог предать тебя пыткам и самой ужасной смерти, которую ты заслуживаешь! Моё поражение будет смыто твоей кровью! О, сколько лет я ждал этого! Я бы хотел представить тебя живым самому султану, но эмир пошлёт ему твою голову, а я сам отвезу её и брошу к стопам нашего повелителя! О, как он наградит меня за это! Я стану самым влиятельным хази в истории! Воистину, сегодня самый счастливый день моей жизни! И не надейся на милосердие и снисхождение, проклятый Машнун-Мают! Твои дикие кошки не смогут защитить тебя!
— Сделаешь хоть шаг, Эфау, и я выпотрошу тебя, как рыбу! — с неожиданной яростью прорычала в ответ Бахира. — Я никогда не прощу тебя за смерти наших мужчин, женщин и детей! За моего отца и моего мужа! Клянусь Великой Матерью, я убью тебя прежде, чем ты прикоснёшься к моему сыну!
— Остановись, ами. Не трогай его. — спокойно произнёс Джастер, протянув руку и на ощупь найдя плечо Бахиры. — Ты ошибаешься, Садир. Этот день станет самым несчастным днём в твоей жизни. И последним.
Чёрные густые брови Садира изумлённо взметнулись вверх, а затем он громко расхохотался, положив руку на богато украшенный эфес. Его воины при этом не спускали с нас глаз, а Бахира по-прежнему яростно сжимала рукоять саберона. Лишь её клятва слушаться Джастера во всём, сейчас спасала этому Садиру жизнь.
Я же не понимала, на что рассчитывает Шут, и на всякий случай не опускала Живой меч, чувствуя напряжение и возбуждение Игвиля, готового немедленно ринуться в бой. Хоть мои воинские умения и не велики, но я сделаю всё, чтобы защитить Джастера.