Ашу Сирай — страница 65 из 69

Он резко замолчал и махнул рукой.

— Это вас не касается. Забудь.

Джастер снова приложился к бутыли, пока Бахира молчала и задумчиво хмурила брови, глядя на Шута. И я в вдруг поняла, что такой откровенный разговор у них состоялся впервые, не смотря на всё, что их связывало. Джастер и в самом деле никому ничего не говорил о своём прошлом.

Только прошлое его не отпускало, и дело здесь было явно не в любовной истории. Не служит Датри, а должен ей… И не только ей…

«Не хочу, чтобы вы об этом знали»…

«Ты думаешь, кто-то из нас способен забыть, что ты натворил, Ашу Сирай⁈» — вдруг вспомнились мне слова Сурта. — «Иди и исполни, что обещал!»

По спине прокатилась настоящая волна холода от внезапного понимания. Джастер действительно должен не только Датри, но и Сурту. А может и не только им, но и другим богам.

До этого момента я не осознавала, насколько всё серьёзно на самом деле. Моя любовь и желание быть рядом с Джастером настолько затмили мне глаза, что Вахала и неизвестный враг Шута казались самыми страшными преградами на пути к моему счастью.

На самом деле, для Джастера всё намного сложнее, чем я думала.

Что бы он ни скрывал, это наверняка была очень тёмная и страшная история. Оказаться должником у богов — я даже не знаю, что такое нужно натворить, чтобы…

Чтобы Датри потребовала от него невозможное: вернуть в мир магию.

Великие боги! Неужели Джастер умудрился прогневать богов в той самой битве при Раймадане, о которой я ничего не знаю⁈

Поэтому он и не хочет ничего говорить Бахире? Чтобы она не считала себя виноватой в этом его долге?

— Джасир… — Бахира осмелилась нарушить затянувшееся молчание. — Ты можешьдоверить мне…

Шут покачал головой, прерывая Сновидицу.

— Нет, ами. — он снова был мрачен и хмур. — Это мой личный долг, вас он не касается. Достаточно того, что вы здесь, а я беспомощен и полностью завишу от вас обоих. Это и так невыносимо. Не делай мою жизнь ещё тяжелее.

Он снова пригубил вино, а Бахира протянула руку, но не коснулась его плеча. Джастер явно был не в том настроении, чтобы принять её сочувствие.

Невыносимо быть зависимым от нас… Горько-то как такое слышать. Словно мы с Бахирой виновны в том, что случилось…

Безжалостен к любящим… Ещё бы. Когда от тебя боги требуют невозможного, где уж тут любовные истории заводить…

— Янига считает, что я силён… — неожиданно заговорил Шут. — Но это не так. Совсем не так. Я слаб и беспомощен, как никогда прежде. Я не могу исцелять свои раны, не могу избавиться от этой слепоты, не могу использовать свою силу, не могу… Скашрассаа! Да я ничего не могу сделать, как раньше! Я связан, скован, заточён в этих проклятых ограничениях, как в крохотной клетке! От моей прежней силы остались жалкие капли! А теперь ещё и ослеп! Это я то! Я⁈ — он негромко и горько рассмеялся. — Видят боги, если бы он узнал — вот бы посмеялся надо мной! Хотя он не умеет…

Он? Кто такой — он? Тот самый враг Шута?

— Я — жалкая тень себя прежнего. — Джастер потряс пустой бутылкой и горько скривился. — Я пуст, как этот кувшин. Я совершенно бессилен, ами. Просто жалкое ничтожество.

Я закусила кулак, чтобы не выдать себя ни звуком. Что бы Джастер не пил, это вино явно на него подействовало, раз он так с Бахирой разоткровенничался и решил поделиться с ней своими переживаниями. Мне бы такого он и даже на пьяную голову не сказал…

Жалкая тень себя настоящего… жалкое ничтожество…

Это он-то? Он⁈ Который в храм самого Сурта с ноги заходит, с Тёмным богом на равных спорит, а его прислужника-лича, как сухую траву, чуть не спалил? Про всякую болотную нечисть и лесных разбойников с ведьмами я уже даже не заикаюсь…

Великие боги, это какая же сила у него была, что он сейчас себя младенцем чувствует? С гору⁈

И как же сильно он переживает своё увечье на самом деле…

— Садир, эта мразь… — Джастер сжал кулак на глиняном горлышке. — Видит Шанак, будь я в силе, от этого жалкого самонадеянного червя и мокрого места не осталось бы! И ничего этого не было бы…

Он раздражённо махнул рукой, приложился к горлышку, и в очередной раз прошипев какие-то ругательство отбросил пустую бутыль.

Бахира кончиками пальцев вытирала бегущие по щекам слёзы.

— Всё идёт не совсем так, как я планировал, но… Не знаю, кто из вас молился Датри, но это помогло. Вы остались невредимы. Невинные не погибли. А цена… что ж, оно того стоило, наверное.

Я поражённо молчала, поняв, что удивительное спокойствие Джастера было навеяно исполнением воли Великой Матери. Выходит, мои молитвы о помощи снова были услышаны…

— Джасир… — Бахира осторожно коснулась его руки. — Скажи мне, какую цену ты заплатил за смерть Гадюки? Что произошло во дворце эмира?

— Всего лишь позволил людям увидеть лицо Ашу Сирая. — Джастер мрачно смотрел в огонь невидящим взглядом. — Позволил своим врагам узнать о своём… своей слабости, — он провёл ладонью перед глазами. Позволил людям услышать то, что их не касалось. Я больше не смогу появляться в Сурайе под этим именем и спокойно заниматься своими делами, и меня это не радует. А Янига… Янига узнала, что она Голос Датри.

«Ты поставил больше, чем свою жизнь, Ашу Сирай…»

В неведомой Игре сошлось куда больше концов, чем я думала.

Дажстер уже заплатил зрением, заплатил своей репутацией и тайной Ашу Сирая, которые тщательно берёг. А ведь с момента разговора в храме Сурта прошло всего несколько дней…

Ох, Датри, я не знаю, чем Джастер тебя прогневал, но прошу: не сердись на него больше и помоги всем нам. Я верю, что он исполнит свой долг, но умоляю тебя — не увеличивай его ношу новыми страданиями…

— Яния — голос Великой Матери? — ахнула Бахира. — Как такое возможно, Джасир⁈

Шут пожал плечами, нашарил торбу и под укоризненным взглядом Сновидицы достал новую бутыль.

— Спроси Великую Мать, Бахира. Она выбрала эту ведьму и наградила таким даром, не я. — криво усмехнулся он. — Я только знаю, что Датри надоело ждать, и она решила больше не оставлять меня без присмотра. Вот и послала сначала её, а потом и тебя. А чтобы наверняка никуда от вас не сбежал, устроила мне это…

Онснова покачал перед лицом ладонью с растопыренными пальцами и горько рассмеялся.

— Знаешь, сколько раз я надеялся, что избавлюсь от этой ведьмы, а, Бахира? Трижды! Или четырежды? Тьфу ты, сбился со счёта… А, неважно! Она каждый раз снова за мной увязывалась! Тьма побери, пару раз я даже надеялся, что Датри настолько надоело ждать, что она послала эту ведьму меня убить! Я ей даже не мешал! Но нет… Всё не так…

Я только тихо дышала в покрывало и молча вытирала слёзы. Не мешал он… Я в первый раз чуть со страху не померла, вся измучилась, как ему в глаза смотреть буду, а он… Избавится от меня хотел. Да и сейчас бы избавился, если бы мог.

Это я, глупая, про любовь грезила и мечтала. А на самом деле была и осталась для него чужой, ведьмой-посланницей Датри. И какая разница, что я до вчерашнего дня и не подозревала о своём высоком статусе в глазах богов?

Для Джастера это было очевидно с момента нашего разговора в Пеггивилле. А может и раньше. Он же много раз говорил, что у меня особенный дар. А про эту самую судьбу вообще сразу сказал…

«Таких, как ты, мир не видел очень давно».

Вот, увидел. Знать бы ещё, что с этим даром делать. Пока всё, что я могу, просить Датри о помощи и надеяться, что она откликнется на мои просьбы.

Убить его меня послали. Скажет ведь тоже, шут…

Джастер снова горько рассмеялся.

— Твой народ называл меня пардом пустыни… Но я больше не пард, Бахира. Я слабый слепой кутёнок, который только и может что жалко мявкать, призывая на помощь свою мать…

— Джасир… — Сновидица скорбно вскинула брови. — Как ты можешь так говорить⁈ Мы с Янией искренне любим тебя и хотим помочь!

— Я знаю, ами, — Джастер протянул руку и наощупь нашёл ладонь Сновидицы. — Я знаю. Прости, я наговорил всякого и обидел тебя. Я… я очень благодарен вам за всё. Я… я сам виноват, что так случилось. Слишком долго не хотел делать то, что должен. Вот у Датри и кончилось терпение. Но, демоны меня побери, как же эта слепота мне мешает! И ведь ничего с этим не поделать…

Что⁈ Как это: ничего не поделать⁈ Неужели… неужели он останется таким навсегда⁈Шанак, Датри, не верю… Он же говорил, что его глаза можно вылечить⁈

— Джасир…

— У меня не осталось выбора, ами. Как не было его на берегу Раймадана, так нет его и сейчас. Но тогда я был уверен в победе. А сейчас… Я не знаю, чем всё закончится, от меня это скрыто. Я могу только идти до конца и постараться сделать всё, что от меня зависит, чтобы вы не пострадали в той буре, которая очень скоро поднимется вокруг нас. К сожалению, защитник из меня сейчас… чуть больше, чем ничего.

Бахира вздохнула, а затем грустно улыбнулась.

— Сын Великой Матери настолько силён и горд, что отказывается принимать помощь в своих делах, — негромко сказала она. — Наши мужчины тоже были сильны и гордились своей силой. Джасир сказал, что помнит всё, словно это было вчера. Тогда он должен помнить те слова, что сказал моему народу на берегу Раймадана.

Шут, который до этого нахмурил брови, расслабился и понимающе хмыкнул.

— Помню, ами. Я сказал, что только глупец отказывается принять руку помощи, которую ему протягивают боги через других людей. А ещё сказал, что принятие своей слабости — первый шаг на пути обретения своей истинной силы. Благодарю, что вернула мне эти слова.

— Ты открыл своё сердце для людей, но держишь его закрытым для любви женщины, — Сновидица подвинулась ближе к Шуту, который снова нахмурился. — Ты боишься, что твой долг и правда о твоём прошлом оттолкнёт от тебя тех, кто тебя любит, и потому держишь нас с Янией за недругов. Твоя скорбь и увечье пошатнули твой дух и твою веру, Джасир

— Я не…

— Не перебивай меня, сын!

Бахира повелительно вскинула руку, и Джастер послушно замолчал, хоть и не мог видеть этого жеста.

— Я не знаю, что хранили о тебе страницы песков времён. Но я знаю, что ветер давно стёр те письмена, и то прошлое — осталось в прошлом. Я не знаю, кем ты был и что делал до того, как пришёл к моему народу по воле Великой Матери. Но я знаю, что Джасир — пард пустыни, перед чьим именем трепетали наши враги, и никто не сравнится с ним в уме, доблести и смелости. Ты спас мою дочь, ты спас мой народ. Чтобы ты не решил и куда бы не лежал твой путь, моё сердце и мои мысли всегда будут с тобой, сын мой. Я в тебя верю, Джасир. Ты справишься, как справлялся всегда. Ноша, что досталась тебе по воле Великой матери, о