– Хорошо, тогда я буду ждать тебя у Ближних ворот.
– Ты такой нарядный! – восхитилась Ася и тут же испугалась. – Ой, Сева! У меня нет бального платья, мне не в чем пойти! Есть одно нарядное, но мы с Колькой… с Кукумбером гуляли и…
– Ничего не надо, – снисходительно сказал Сева и поправил шляпу. – Приходи прямо так, платье тебя уже ждёт. Только поторопись, опаздывать нехорошо.
– Да, да…
На Асю свалилось ещё полчаса нетерпеливого ожидания. Но вот в холле погас свет – вожатые ушли на планёрку.
Ася выскользнула в окно. Тёплая июньская ночь обняла её за плечи и сама подтолкнула в небо. Звёзды приблизились, распахнулись окна созвездий. Внизу, на земле, пели сверчки, а здесь шумел ветер и гудели, как море, сосны. Ася скользила в воздушных потоках, воздух лежал пластами – тёплыми, густыми и холодными, игольчатыми. Лагерь остался внизу, подмигивал огнями. Только бы никто не вздумал смотреть на звёзды!
Как хорошо! Пять минут – и ты у Ближних ворот, не надо продираться сквозь кусты шиповника и бояться, что тебя поймают. Ася плавно опустилась на скамейку в беседке дежурных. Никого! Неужели Сева её не дождался? Темнота, тишина, строгий ночной лес. От ручья пополз и вылился на берег белёсый туман, придвинулся вплотную к Асе. Странный такой туман, будто живой. Двигается, куда захочет: то по земле расстелется, то по стволу сосны струйкой вытянется. Ася замерла. Туман принял очертания высокого человека в чём-то длинном, похожем на саван. У тумана были глаза! Живые, чёрные, под седыми бровями! «Белый монах!» – догадалась Ася. Волосы зашевелились у неё в косе, и Ася поняла, что сейчас завизжит на весь лагерь, и прощай тогда бал! Но тут на колени ей прыгнуло что-то тёплое, живое… Сева!
– Не бойся, – сказал он торопливо. – Это Белый монах.
– Да, я Белый монах, – унылым голосом сказал туман и присел на скамейку напротив Аси.
– Бе-бе-бе…
– …лый монах, – помог он Асе и вздохнул. – Уже триста лет все трясутся от страха, как только меня увидят. А чего трясутся? Я даже ударить никого не могу – моя рука не имеет веса. Вот дай, дай мне руку!
Ася с трудом, будто против воли, протянула руку Белому монаху. Она почувствовала прикосновение – прохладное, влажное, как если бы руку опустили в ручей. Потом её рука проскользнула сквозь ладонь призрака.
– Вот видишь, – грустно сказал тот, – бестелесное я существо.
– Не расстраивайтесь, – глотнув побольше воздуха, попросила Ася.
Белый монах улыбнулся безрадостно.
– А она ничего человечек, – сказал он Севе, а Асе объяснил: – Я – портной. Мне нужно было посмотреть на тебя, чтобы сшить бальное платье. А пугать я и не собирался.
– Извините, пожалуйста, – Асе стало неловко за свой страх.
– А, мне не привыкать, милая барышня. И потом… все эти извинения неискренни, а потому ценности не имеют.
– Почему это неискренни? – обиделась Ася.
– Ну, вот ты извиняешься сейчас, потому что я портной и в моей власти твоё платье, а значит, и успех на балу, а пригласи я тебя танцевать, ты ведь не согласишься, конечно…
– Конечно, соглашусь! Только вы не пригласите.
– Почему же?
– Застесняетесь. Забьётесь в уголок и будете вздыхать.
Сева захихикал: Ася угадала!
Белый монах кашлянул, пробормотал что-то и сказал:
– Ну ладно, займёмся платьем. Так. Что у нас?
Он поплыл вокруг Аси, окутывая её туманом, будто мерки снимал:
– Так-так… Волосы русые, глаза карие, веснушек немножко, так-так… Ну, я думаю, рассветная дымка подойдёт, немного летнего дождя и аромата черёмуховых веток. А сюда можно сделать вставку из тихого утра и травы в росе. Как ты считаешь, Сева?
– Будет неплохо.
– Неплохо? Будет великолепно! А если мы нижнюю юбку сделаем из предзакатного часа, а в подол и рукава добавим немного ветра… Всё! Готово!
Белый монах уселся на скамейке, а на Асе вместо пижамы каким-то чудесным образом оказалось совершенно неправдоподобное платье: лёгкое, светлое, всё какое-то струящееся – такое, что Ася почувствовала себя самой прекрасной на свете! Она рассмеялась, закружилась и чмокнула Белого монаха в холодную влажную щёку.
– О, женщины, женщины! – возвёл глаза к небу Белый монах.
– Надо торопиться, – сказал Сева и вытащил из кармана крохотную бутылочку с какой-то жидкостью. – Выпей.
– Что это?
– Выпей – узнаешь.
– Не буду я пить неизвестно что! – заупрямилась Ася.
– Ась, ну как ты на бал собираешься такой каланчой? С кем танцевать будешь? Да ты полдворца займёшь! И вообще… у Сдобной булочки сегодня ещё люди будут, и все пьют. Это уменьшительный мёд, ничего опасного.
– Уменьшительный мёд? А-а, понятненько. А назад?
– Не бойся: с восходом солнца всё вернётся – и пижама, и рост.
– Ой, а платье?! – испугалась Ася.
– Исчезнет, растает, как туман поутру, – грустно сказал Белый монах. – Но не расстраивайся. В любое время приходи, я тебе новое сочиню. Славная ты…
– Ася, мы опаздываем. Пей!
Ася залпом выпила уменьшительный мёд. Он был густым, тягучим и очень сладким. Дрогнул воздух вокруг, на секунду заломило все кости, стало очень больно, голова закружилась и потемнело в глазах, земля качнулась, всё поплыло куда-то. Деревья ушли резко вверх, сама Ася – вниз. И вот она стоит на скамейке, которая стала как большущий мост. Теперь она ростом с Севу, даже чуть-чуть пониже. Мир стал большим-большим, просто огромным. Сева протянул руку.
– Пойдём, Асёнок, – сказал он ласково, как старший брат. Так иногда зовёт её мама. Ладошка у Севы была твёрдая, крепкая. Настоящая мальчишеская ладонь. Ася улыбнулась: теперь ей совсем не было страшно.
– Когда полетишь, меня за руку возьмёшь, ладно? – попросил Сева. – Я в воздухе совсем лёгкий.
– Конечно! Мне кажется, ты немножко сам можешь летать…
– Ну… может быть, совсем чуть-чуть. Хорошо Горынычу, он летучим родился, а я пока научусь! А дедушка когда ещё разрешит звёздную пыльцу использовать…
– Разрешит… Или учись.
Они покрепче взялись за руки и взлетели, крикнув Белому монаху:
– Спасибо! До свидания! Увидимся на балу!
18
Бал начинался. Со всего леса стекались во дворец Сдобной булочки гномы, пришёл Леший, приполз Королевский уж, прилетел угомон Костюша, долговязый и неловкий, собрались жители Овражного города, феи цветочные и феи древесные, феи травяные и ягодные, привидения и лесные духи, шорох речной, шорох лесной, шорох ручейный…
У парадного входа столпились самые разнообразные кареты, запряжённые божьими коровками, кузнечиками, стрекозами; на гладком камне неподалёку замерли десятка два верховых ящериц.
Длинный извилистый лаз было не узнать: он был задрапирован белоснежными облаками, освещён светильниками с ароматическими маслами, а вместо земляного пола – ковёр нежного зелёного мха. Асе, которая теперь была ростом с мизинец, коридор казался огромным, стены уходили ввысь, а когда они с Севой вышли в бальный зал, у неё даже дыхание перехватило. Раньше она могла дотянуться до потолка, встав на носочки; теперь же этот потолок терялся где-то в вышине, будто его совсем не было. Светлячки выстроились в созвездия так, что казалось, бал проходит под открытым небом.
Оркестр из пятидесяти кузнечиков, тридцати сверчков и дирижёра-соловья настраивал инструменты. Гномы-лакеи разносили напитки, а гости бродили по залу в ожидании танцев, знакомились, разговаривали, охали-ахали.
В соседнем зале был накрыт стол. О, что это был за стол! На тарелочках тончайшего белоснежного фарфора лежали пирожные в виде цветов и украшенные цветами; рулеты с черносливом, маком, абрикосами, изюмом; фруктовые салаты; торты творожные, медовые, торты со взбитыми сливками; муссы, пудинги; пироги с яблоками, с вишней, с земляникой; горы шоколада чёрного, шоколада молочного, с орехами и печеньем; нежные круассаны со всевозможными начинками; воздушный зефир, засахаренные орешки, инжир; безе, суфле, миндальные корзинки с ягодами; айсберги мороженого – клубничного и ванильного, крем-брюле и с миндалём, с карамелью и мёдом, ромового и с шоколадной крошкой, с грецкими орехами и малиновым сиропом – целый Северный полюс мороженого!
На отдельном столе звенели и сверкали бокалы с морсами, соками, родниковой водой, коктейлями и шампанским. Над бочками с травяными отварами медленно поднимался пар…
Сдобная булочка принимала гостей в ярко-красном с золотым платье, и Ася отметила про себя, что Белый монах потрудился на славу. Сдобная булочка хлопнула в ладоши – вспорхнули бабочки, грянула музыка. Бал начался!
С кем только Ася не танцевала в этот вечер! Сначала, конечно, с Севой, Горынычем и Ежом. Потом её пригласил угомон Костюша, но так робел, что танцевать с ним было одно мучение – он отдавил Асе все ноги. После танца он бесконечно долго извинялся, шмыгая длинным носом и прижимая к впалой груди костлявые руки. Даже Старый гном пригласил Асю на вальс и нашёл, что она замечательно танцует. Оказалось, что у Аси здесь много знакомых.
Манюня и Маруся то и дело угощали её самыми вкусными пирожными и наперебой выбалтывали рецепты угощений. Сдобная булочка каждый раз, проходя мимо, ласково улыбалась, а Речной царь, приехавший на бал с красавицей дочкой, опять предложил Асе стать его придворной дамой. Речная царевна спрятала рыбий хвост под пышной юбкой бального платья и танцевала очень ловко. Престарелый Водяной всюду носил за ней шлейф с живыми кувшинками и ворчал, что терпеть не может подобные сборища.
Однажды Асе показалось, что один гном похож на Василия Николаевича, директора лагеря, но подходить и уточнять она не стала. Директор всё-таки. А про Белого монаха Ася угадала: он всю ночь грустно парил под потолком и только под утро застенчиво пригласил Асю на мазурку. Ася мазурку танцевать совсем не умела, но согласилась. И очень радовалась, что вместо ног у Белого монаха туман, который боли не чувствует…
Ах, что это был за бал! У Аси – самый первый и самый чудесный! Под утро, когда мальчики проводили её до окна и галантно преподнесли ей три букетика (крошечных-прекрошечных), Ася чувствовала себя самым счастливым человеком на свете! Немножко было жаль, что Колька не видел её в прекрасном бальном платье, но сам виноват – дурак и грубиян!