– Она к Кукумберу в изолятор хочет, – пропела насмешливо Настя Вигилянская, и Ася вдруг увидела, что она совсем не красивая. Ну вот ни капельки!
15
Незаметно подошла ночь на Ивана Купалу. Вечером в седьмой отряд пришла старшая вожатая Жанна. Она теперь часто приходила. Девочки в отряде опекали Асю, а вожатые опекали Лену. Жанна сказала:
– Кто знает, какой сегодня праздник?
– Ночь на Ивана Купалу! – вскочила с места Ася.
Как она могла забыть?! Ведь гномы ещё вчера её предупредили. А она со своими садовыми заботами чуть не прозевала!
– Да. Ночь на Ивана Купалу. Ты чего вскочила, Ася?
– Нет-нет, – смутилась Ася и села.
– В такую ночь просто грех в корпусе сидеть.
Седьмой отряд отреагировал бурно.
– Сегодня ночь волшебная, раз в году такая бывает. Так что собирайтесь, девочки, гадать пойдём.
– А мы?! – возмутились мальчишки.
– А мужчинам на гадании нельзя присутствовать. Ещё смеяться будете над нашими суевериями. Но за вами сейчас Жора придёт. У него для вас дело, – ответила Жанна.
Больше возражений не было. Только Наташка Ястрова надулась. С одной стороны, она тоже против всяких суеверий, но с другой – не идти же с мальчишками.
Вожатая Жанна попросила девочек вести себя потише и повела к Дальним воротам. Отбой уже протрубили. В старших отрядах шли вечерние огоньки, малыши спали. Мягкие июньские сумерки растушевали краски, приглушили звуки. Тихо было у горизонта, тихо на земле. По дороге Жанна завела девочек на футбольное поле, и они долго плели венки из душицы, клевера, травы и белых пушистых цветов с горьковатым запахом, которые очень нравились Асе.
Жанна раздала всем разноцветные тесёмочки, каждой – свою, чтобы венки перевязать.
– Только запомните, у кого какая тесьма.
– А зачем, Жанна?
– Потом узнаете.
Уже совсем стемнело, когда они вышли за ворота лагеря и пошли по дороге к железнодорожному мосту. Проходя мимо кострового острова, Наташка Ястрова сказала грустно:
– Так ни одного костра у нас и не было.
– Ой, смотри, Жанна! Там костёр! – воскликнула Полина.
– Наверное, опять у первого отряда, – фыркнула Настя Вигилянская.
– Наверное, – согласилась Жанна.
– А у нас? У нас так и не будет? – не унимались девочки.
Но Жанна уверила, что когда-нибудь… когда-нибудь – обязательно!
Наконец они спустились на поляну к самой реке, и Жанна сказала, что венки надо в воду опускать. Гадание такое. Как венок поплывёт, такая у девушки жизнь и будет.
– Только сначала надо песню Ивану Купале спеть, лето задобрить. Кто какую хороводную знает? Ну, или хотя бы просто подходящую русскую народную?
Стали вспоминать, то одну, то другую предлагали, но каждый знал только какую-то свою песню, а так, чтобы всем в хороводе спеть, не знали ни одной.
– Так уж и ни одной? – хитро улыбнулась Жанна. – Что же вы, зря к Ирине Николаевне на музыкальный час ходили?
– Ой, правда! – тут же вспомнили и обрадовались девочки.
Красивую песню выучила с ними Ирина Николаевна, светлую, медленную. Она была не ивано-купальская, но всё равно очень подходила сегодняшнему тихому вечеру. Девочки встали в круг и запели – сначала нестройно, неуверенно, неловко хихикая над собой:
Лён над водой,
Ой, лён над водой,
Лён над водой расстилается.
Жених у ворот,
Ой, жених у ворот,
Жених у ворот дожидается.
Но Жанна пела очень проникновенно, и девочки тоже стали серьёзными. Песня окрепла, набрала силу:
Вывели ему,
Ой, вывели ему,
Вывели ему
Ворона коня.
«Это не моё,
Ой, это не моё,
Это не моё,
Это тестя моего…»
Потом жених так же отказался и от «сундука добра», сказал, что «это – тёщино». Асе эта песня очень нравилась. В ней было что-то такое настоящее, чего она словами и объяснить не могла. Какая-то старинная печаль и сила. И Ася бы даже слова все выучила и пела бы со всеми, если бы Настя Вигилянская в первый же день не сказала томно:
– Столько песен про Анастасию, я прямо не знаю! Ну просто через одну! Про Настю да про Настю!
Но сейчас, на берегу, в сумерках, Ася подумала, что ну её, эту Вигилянскую, песня-то здесь при чём, – и стала подпевать:
Вывели ему,
Ой, вывели ему,
Вывели ему
Свет-Настасьюшку.
«Это вот моё,
Ой, это вот моё,
Это вот моя верносуженая».
И пошли они,
Ой, и пошли они,
И пошли они, взявшись за руки…
Хорошо было. И от тёплого вечера, и от песни, и от горького запаха таволги. И девочки все такие свои, такие родные, а всё, что вначале было, то когда это было, ещё в начале смены! Варя Жилова стояла в хороводе напротив Аси и улыбалась. Сегодня утром Варя тоже пришла в сад помогать. Её Сашенька привела. И, когда отдыхали под яблоней, Варя вдруг сказала:
– Знаете, а я загадала: вот расчистим сад, и Кукумбер поправится.
– Он и так поправится, и хватит его уже Кукумбером называть! – крикнул Азат.
– Чего ты кричишь? – удивилась Сашенька и сжала Варину руку.
Потом они потихоньку вернули на место вёдра и тяпку с лопатой. Собаки Михалыча завиляли хвостами, увидев Асю, стали ласкаться.
– И как ты их не боишься? – восхитился Кирилл.
Тогда Варя, влюблённая в Кирилла, взяла и тоже погладила огромного Боя. Он ткнулся ей в колени. Варя ойкнула и тихонько засмеялась…
Тёплый вечер медленно погас, перелился в звёздную светлую ночь. Жанна сказала, что пора спускаться к реке. Она раздала девочкам маленькие тонкие свечки, их закрепили на венках, зажгли и спустили венки на воду.
– А если кто из ребят венок поймает, тот и суженый твой.
Все разом притихли, и стало очень торжественно. Ася зашла в воду по колено, подальше от всех, даже закатанные джинсы намокли. Вода была медленная, мягкая, тёплая. Она подхватила Асин венок, вынесла на стремнину, закрутила и понесла. Огоньки свечек дрожали. Самих венков уже не было видно, только эти неяркие огоньки. Девочки молча смотрели им вслед. «Это вот моё, ой, это вот моё…» – пело у Аси в голове.
А когда они выбрались на берег, Жанна их обрадовала:
– А костёр на острове – наш. Там нас мальчики с Жорой дожидаются.
Девчонки шумно обрадовались, и ивано-купальское настроение разбилось, рассыпалось.
– Ты чего такая грустная? – спросила Асю Маша Скрябинская.
– Думаю, – честно призналась Ася. Она и правда думала, когда в лес сбежать: сейчас или от костра. «Ладно, перейдём на остров, а там видно будет», – решила Ася.
Только перешли вброд на остров, как Мартыш заскакал вокруг них:
– А мы ваши венки поймали! Все почти выловили! Чей, чей это у меня венок? У кого тут ленточка синяя с белым?
– Отдай! – подскочила Настя Вигилянская. – Отдай, уродина!
Она вырвала венок из цепких Мартышевых рук и разорвала его в клочья. Ей! Насте Вигилянской! Мартыша! В суженые?!
– Всё это ерунда, – усмехнулась Наташка Ястрова. – Чему ты веришь?
А на берегу в это время разбивались сердца. Артёмка Бельц поймал Машин венок и, бледнея-краснея, отдал ей. Алёнка и Полина Болотова, страшно влюблённые в него, чуть не разрыдались. Гошка Конаков выловил Жаннин, и та взлохматила ему волосы, засмеялась и стала называть женихом. Данила Брен прочно подрался с Вовкой Захаровым за Каринин венок, а Саша Лазарева, безнадёжно влюбленная в Жору, начала стремительно расплетать косу: Жора поймал её венок! Это судьба! Судьба! Кирилл Евсеев выловил Варин венок – теперь она от счастья с ума сойдёт. «Перевлюблялись все», – подумала Ася и отвернулась к реке, которая уносила её и Наташкин венки куда-то далеко, к другим берегам.
И показалось Асе, что запела флейта, томительно и нежно. Может, это молодой синеглазый Леший сидит на ветке ивы и играет на своей деревянной дудочке? Сева рассказывал, что он – прекрасный музыкант. А может быть, это сам Иван Купала зовёт девушек купаться? Оттолкнуться бы сейчас от земли ногой и полететь за своим венком к далёким клеверным берегам, синим Лешевым глазам и тихой его музыке…
– Ася!
– Ася!
– Прасковья витает в облаках!
На плечо Асе опустился Горыныч. Из травы на неё смотрели Сева и Ёж, с ивы слетели Манюня и Маруся. У всех пятерых на головах были венки из каких-то невиданных, ярких цветов.
– Где твой венок? – сдвинул брови Ёж.
– Уплыл, – мечтательно отозвалась Ася.
– Без венка никак нельзя. Иван Купала в лес не пустит.
– А если пустит – нечисть растерзает.
– Под землю утащит…
– Служить себе заставит…
– Да хватит вам её пугать, – сказал Сева. – Лучше венок сплетите.
Маруся и Манюня взмахнули руками, из воздуха вытянули красные и синие, с золотой сердцевиной, цветы и тут же сплели венок для Аси.
– Красота! – оценил Ёж.
– Надо торопиться, – сказал Горыныч. – Скоро полночь, как бы не пропустить.
– Идите, идите, – успокоила Манюня, – а мы ребят усыпим.
– Как это – «усыпим»?! – испугалась Ася.
– На минуточку, чтобы ты могла уйти незаметно.
Манюня с Марусей улыбнулись друг другу и взлетели над костром. Огонь взметнулся в небо, выпустил яркие искры. Они сложились в оранжевую светящуюся сетку, которая стала опускаться на землю. Едва она коснулась ребячьих макушек, как сами собой потяжелели их веки, начали слипаться глаза, а лица стали умиротворёнными и красивыми. Немножко жалко было уходить от костра и отряда, но Ася оттолкнулась и взлетела.
– Манюня и Маруся – настоящие волшебницы, – сказала она, застёгивая на лету карман куртки, куда спрятались Сева и Ёж.
– Конечно, – согласился Горыныч.
16
Странный это был полёт, совсем не похожий на другие полёты этого лета. Внизу проносился тёмный лес, очерченный серой полосой дороги, вверху – россыпи звёзд, больших и ярких, а где-то там, далеко, всё звенела и звенела флейта синеглазого Лешего да горел огонёк уплывшего венка. На этот огонёк Ася и летела.