Доски пружинно прогибались под Асиными ногами. И вроде бы в двух шагах всего от центральной дорожки и первого корпуса, а такое ощущение, что за тридевять земель! Даже птицы и кузнечики замолчали, стоило Асе свернуть к избушке.
«Избушка на курьих ножках», – подумала Ася и поёжилась. Ничего ещё, если Баба-Яга – с ней Ася договорится, наверное, а если мертвецы? Ася передёрнула плечами. Вокруг стояла оглушительная тишина. Неспешно двигались в небе облака. Их прошил чёткий белый след самолёта. Сердце висело внутри тяжёлым мокрым комом. Ася поняла, что долго этого ужаса не выдержит, и, чтобы не броситься наутёк, побежала вперёд: пусть это поскорее кончится.
Закопчённые чёрные окна, съехавшее набок крыльцо, разваленная наполовину печная труба торчит из крыши… Ася старалась избушку не разглядывать, но глаза будто сами смотрели, против её воли. Она поскорее подошла к колодцу. Верёвка сгнила, обрывок её валялся рядом. А к вороту новая привязана, и сразу видно, чья работа, – так и переливается золотыми и серебряными нитями. Она звенела натянутой тетивой. Ведро было опущено в глубину и тайну колодца. Ася оглянулась. Всё казалось, что из окон избушки на неё кто-то смотрит. «Мне только к колодцу, до вас мне и дела нет», – выразительно взглянула на окна Ася и стала поднимать ведро. Заскрипел ворот, заплакала вода, и от усилий Асин страх вроде бы уменьшился, легче, суше стало сердце. Ведро было большое, настоящее. Медленно качалась в нём холодная даже на вид вода. На дне ведра было написано: «Постучи в дверь три раза».
«Ну уж нет!» – почти в обмороке от страха подумала Ася и против собственной воли поднялась на шаткое крыльцо, стукнула три раза в щелястую дверь.
Что-то грохнуло внутри дома, в его тёмных, страшных недрах. Медленно, со скрипом дверь начала открываться…
34
Сначала Асю ослепил яркий свет, потом зазвучала музыка, обрушились конфетти из цветов и бабочек и сотни голосов, кричавших «Ура!». Ослепшая, оглохшая, осыпанная цветами, Ася стояла на пороге и приходила в себя. Она глазам своим не верила! Внутри избушка сияла чистотой, была просторна и украшена цветочными гирляндами, флажками, воздушными шарами; сотни стрекоз и бабочек резвились под потолком. А сколько Асиных друзей поместилось здесь! Горыныч и Сева со своими родителями, Ёж со своими, Василиса, Сдобная булочка, Старый гном, Манюня и Маруся, чумсики и чумсинки, дедушка Эхо, Василий Николаевич, Костюша, Белый монах, Королевский уж. Скромно в уголке сидел синеглазый Леший, держа в руках флейту, и Ася как-то сразу поняла, что это – его дом, а страху он специально нагоняет, чтобы не беспокоили.
– С днём рождения! – подлетел к ней Горыныч и надел венок из настоящих, живых бабочек. Они щекотали ей лоб своими крылышками.
Ася вертела головой по сторонам и ни слова не могла вымолвить. Да никто и не требовал от неё слов. Её усадили за большой стол и начали дарить подарки. Сводный хор чумсиков и чумсинок спел «Пусть бегут неуклюже…» и подарил большую банку черешневого варенья. А дедушка Эхо – керосиновую лампу.
– Тут только стёклышко немножко треснуло, но так-то она исправная. Мало ли что в жизни пригодится, – сказал он.
Леший сделал для неё деревянную флейту, а Сдобная булочка подарила шкатулку в форме ракушки, наполненную настоящим жемчугом. Манюня и Маруся соткали ей тончайшую рубашку, которая грела в холод и холодила в жару. А Белый монах сшил бальное платье необыкновенной красоты. Королевский уж прошипел, обвиваясь холодным телом вокруг её щиколоток:
– Я его заколдовал. Оно не исчезает на рассвете. А ещё оно будет расти вместе с тобой и всегда будет тебе по размеру, чтобы в любой момент своей жизни ты могла отправиться на бал.
Наконец пришла очередь Старого гнома. Он кашлянул так значительно, что все разом замолчали, даже стрекозы.
– Я подарю тебе заветное желание, – сказал Старый гном. – Стоп! – крикнул он. – Не торопись! Не загадывай сейчас. Я знаю, что ты хочешь загадать, – и он посмотрел на Василия Николаевича. – Не так всё просто: заветное желание дарится один раз в жизни и исполняется только тогда, когда все другие средства испробованы и все силы истрачены. Иначе оно не сбудется, будет потеряно навсегда. Поэтому не торопись, Асенька. Пусть оно у тебя будет. Про запас.
Ася серьёзно кивнула. Потом все стали угощаться пирожками со щавелем и вишней. А к Асе подошли Горыныч, Сева и Ёж.
– Понравился тебе наш сюрприз?
– Очень-очень! Спасибо!
– Только мы не знаем, что тебе подарить…
– Думали, думали…
– Вы и так подарили – праздник!
– Ну-у, – надул щёки Горыныч, – это не считается. Подарить надо что-нибудь такое… ну, чтобы потрогать можно было. Потом… зимой. В руках подержать и вспомнить.
– Мы не увидимся зимой? Совсем-совсем? – вмиг погрустнела Ася.
– До города далеко, – сказал Ёж. – Снег глубокий, а шубы тяжёлые.
– Не долетишь, – грустно улыбнулся Горыныч.
– Не допрыгаешь, – нахмурился Ёж.
– Не дойдёшь, – вздохнул Сева.
Ася как-то об этом не думала, и теперь ей стало грустно-грустно!.. Несмотря на подарки. А братья-гномы стояли перед ней на столе, смотрели внимательно – алый Горыныч, зелёный Сева, золотистый Ёж.
– Подарите мне ваши колпаки, – попросила Ася.
– Колпаки? Они же обычные, не волшебные…
– Ну и что! Зато ваши. Честное слово, это лучше всего… ну, как подарок. Я буду зимой на них смотреть и вас вспоминать. Ой, ну я, конечно, и так буду, но… если можно…
– Ася! – возмутились хором братья-гномы, сняли колпаки и сложили ей в ладошку.
– Нам мамы новые сошьют, – сказал Горыныч.
– А мне – шляпу! – добавил Ёж.
35
Корзинка с подарками получилась такой тяжёлой, что Василию Николаевичу пришлось провожать Асю до самой палаты. «Вот Лена удивится: откуда это мы с директором в такую рань возвращаемся?»
– Ася, – сказал Василий Николаевич, – я долго думал, что тебе подарить, но всё какая-то ерунда лезет в голову и банальщина: то книжка, то кукла… Понимаешь, дочки-то у меня нет, что девочкам дарят, я даже и не представляю…
– То же, что и мальчикам, – улыбнулась Ася.
– Да? – хитро улыбнулся в ответ Василий Николаевич. – Тогда как ты к собакам относишься?
И прямо из-за пазухи он вытащил крохотного шоколадного щенка с тёмными, серьёзными, похожими на Севины глазами. У щенка были длинная мордочка, гладкая шерсть и светло-коричневые брови. Он помещался на сложенных ладонях Василия Николаевича.
– Таксёнок, – прошептала Ася, не смея поверить такому чуду.
Она так мечтала о собаке, что прочитала все книги по собаководству, какие только нашла в библиотеке, выучила все собачьи породы и выписывала журнал «Друг». Она долго упрашивала родителей, но они говорили, что собака – это ответственно и что Ася недостаточно взрослая. А когда они почти согласились, родились близнецы и, конечно, «о собаке не может быть и речи». Но теперь Соне и Савве по два года, они большие, теперь можно!
– Нравится? – спросил директор.
До чего же взрослые любят глупые вопросы задавать! Как про это вообще можно сказать обычным словом «нравится»? Такое счастье в Асином сердце поселилось, что даже слов никаких не было! Не бывает таких слов. Ася осторожно взяла щенка из директорских ладоней и прижала к себе. Он был пружинистым, шёлковым и весь тёпло-нежным. Ткнулся мокрым носом Асе в плечо. У неё тут же намокли глаза. За что же такое счастье, люди?!!
Василий Николаевич рассмеялся. Он был доволен. Поднял корзинку, и они пошли дальше.
– Родители не выгонят?
– Нет, что вы! Я скажу, что от вас.
Василий Николаевич крякнул, но ничего не сказал.
– Ой, а как же я сейчас? Лена нас в корпус не пустит!
– Пустит, пустит. Я с ней поговорю. И корзинку тебе принесу, специальную. И поводок.
И корзинка! И поводок! Ася осторожно поцеловала щенка в складочку на лбу.
– А его уже как-нибудь зовут?
– Нет. Это же ТВОЙ щенок.
– А это мальчик или девочка?
– Девочка.
– Ну тогда… Ой, не знаю! Но я подумаю.
– Подумай, подумай.
Вдруг в небе появилась большая белая птица.
– Лебедь? – удивился Василий Николаевич. – Разве у нас водятся лебеди? Никогда не видел!
Лебедь покружилась над ними недолго и уронила белоснежное перо. Прямо в корзинку с подарками. Ася улыбнулась ей вслед.
На веранде корпуса Ася остановилась и, пряча глаза и запинаясь, попросила:
– Василий Николаевич, если всё получится… ну, если… вы понимаете… не говорите Кольке, что я… ну, что…
– Что это ты его спасла?
– Да ну, спасла! – Ася нахмурилась. – Ну да. Пожалуйста!
– Но почему, Ася?
– Не говорите, и всё.
Василий Николаевич долго, испытующе смотрел на неё. Потом вспомнил, что они с Колькой «почти дружили», и сказал:
– Хорошо. Не буду. Хотя хотел. Но если ты просишь – не буду.
– Обещаете? – Ася подняла глаза.
– Обещаю, – твёрдо сказал Василий Николаевич.
36
В этот день в седьмом отряде не было зарядки. Вожатую Лену разбудил подозрительный шум и визг. Это были какие-то совсем не утренние звуки. Она накинула китайский шёлковый халатик и пошла узнать, в чём дело.
Шоколадный щенок носился по палате; Каринка, Маша и Ася носились за ним, а остальные девочки сидели в своих постелях и подвывали от восторга и зависти.
– Аська, она будет длинная, как ящерица!
– Как щётка для обуви!
– Давайте назовем ее Щётка!
– Щётка, Щётка!
– Нет, она на ящерицу будет похожа, когда вырастет! Надо Ящерицей и назвать!
Ася вспомнила ручную Севину ящерицу Юми. У неё были такие же, как у щенка, глаза: тёмные, кроткие, умные.
– Я назову её Юми.
– Юми? Что за имя такое – Юми?
– Юми, Юми… Ася, она откликается!
Только Настя Вигилянская с подружками восторгов не разделяла. Она сказала презрительно:
– Тебе не чистопородную собаку подсунули: у неё подпалины слишком большие и хвост торчком. Да ещё у хвоста пятно.