– Вот и сидите тут, нечего в воду соваться. А то утопнете, опять воду клянчить придёте, царское добро разбазаривать.
И только когда «великан» погрузился в воду, Ася поняла, что их спас Водяной, ворчливый слуга Речного царя.
43
Ася лежала на верхней ветке сосны. Сосна была могучая, высоченная, наверное, самая высокая в этом лесу. С неё было видно далеко-далеко. Сине-зелёные волны леса, изрезанные линиями просек, редкие поля, узкая лента реки… Ася смотрела то на лес вокруг, то в синее небо: там неспешно ползли облака, лениво выстраиваясь в причудливые замки и города. Вдруг ни с того ни с сего упала с неба капля, и не успела Ася стереть её со щеки, как на землю обрушился дождь. Настоящий ливень! Все дороги превратились в реки, зазвенели деревья, заметались птицы и люди. Ася спикировала вниз, добежала до своего корпуса. Дождь начался так внезапно, что она подумала, не опрокинул ли Кондрат Тарасович свой стол с колбами, но потом вспомнила, что он спрятал их в шкаф, под ключ. Не по себе стало Асе. Вдруг что-нибудь случилось, и Кондрат Тарасович за ней все эти дожди присылает? Но что, что могло случиться? Пролилась живая вода? Удрал солнечный козлёнок? А вдруг сам Кондрат Тарасович заболел? Возраст всё-таки…
Ася тут же пожалела, что поторопилась спрятаться от дождя в корпусе. Надо было сразу лететь на гору, а теперь Лена загнала всех под крышу, усадила за настольные игры, и попробуй её переспорь! Ася с шумом отодвинула стул. Не будет она ни во что играть! Она сердито пошла в палату, захлопнула не глядя форточку и села на кровать. Что за жизнь! Девочки столпились в дверях и смотрели на неё как-то странно.
– Что? – не поняла Ася. Она оглянулась на окно: напротив форточки висел жёлтый шар величиной с футбольный мяч. Он угрожающе потрескивал. Сердце у Аси кольнуло так, будто в него вставили иглу. Что же случилось? Что? Там, на горе, в Грозовом доме, что-то не так, а она должна слушаться вожатых и торчать здесь!
А девочки, как назло, охали и ахали и обсуждали, какая Ася совсем отчаянная, шаровой молнии не испугалась, а ведь могло убить, и хорошо, что Лена не видела. За окнами грохотала гроза, шаровая молния метнулась куда-то вверх, булькал, захлёбываясь собственной торопливостью, дождь. Его струи летели по стеклу, оставляя размытые дороги. И вдруг – тишина. Гроза оборвалась внезапно, будто Кондрат Тарасович поймал её за хвост и втянул в колбу.
– Ну и погодка, – вздохнул кто-то в коридоре.
Но Ася-то знала, что грозы хранятся в окованных медью сундуках. Их так просто не выпустишь, да и не соберёшь в одну минуту, это вам не послушный грибной дождик.
«Что-то случилось, – стучало Асино сердце, – что-то не так». Лететь на гору? Ещё пять минут назад Ася сердилась, что её не выпускают из корпуса, а сейчас сомневалась. Кондрат Тарасович ведь предупреждал, что к нему всю неделю нельзя показываться, что зелье должно настаиваться в покое. Куда же она пойдёт? Может, вообще все эти дожди оттого, что Кондрат Тарасович зельем занимается, не до погоды ему, вот они и разбаловались?
– Шустова! – ворвался в палату Матвей. – Тебя там дед какой-то спрашивает. Странный такой, в плаще… Э, потише! – Ася сбила Матвея с ног, выбегая на улицу.
На веранде столпились ребята из седьмого и шестого отрядов, а у крылечка возвышался Грозовой человек. Волшебный плащ клубился тучами и потрескивал молниями у него за спиной, глаза из-под широких седых бровей смотрели пристально, руки с узловатыми старческими пальцами были сложены на груди. В воздухе сильно пахло дождём.
– Кондрат Тарасович! – подлетела к нему Ася. – Что вы… Что случилось?
Он схватил её за руку и потянул за собой. Ему насторожённое детское внимание было неприятно. За Единственным дубом они остановились.
– Я два раза посылал тебе грозу! – сердито прогремел он. – Как ты не догадалась, что надо прийти? Думаешь, в мои годы легко проделать такой путь! Да я уже двести тридцать лет не выхожу из дома!
– Я… я почти догадалась… То есть я догадалась, но ведь вы сами сказали: неделю не показываться.
– Я надеялся, сердце тебе подскажет, что надо появиться, – поджал губы старик.
– Оно подсказывало! Но я… решила послушаться вас и…
– «Послушаться»! Слушать, Асенька, нужно только своё сердце. Ладно, прости меня, старика, за этот выговор. Устал я что-то. Давай о деле. Зелье почти готово. Но одно «но»: у меня пропало оранжевое стекло.
– Что?
– Оранжевое стекло. Бутылка, в которую будет налито зелье, должна быть из оранжевого стекла. Ну, или содержать в себе хоть немного оранжевости, или чтобы дно у неё было оранжевое. Понимаешь?
– Где же я найду бутылку с оранжевым дном?
– Ты кусочек оранжевого стекла найди, а бутылку я сделаю! Это обязательно надо! И не позднее завтрашнего утра. Как назло: ведь помню, было у меня такое стекло, но весь дом перевернул, все витражи просмотрел – нет нигде! То ли гномы утащили для своих игр, то ли просто потерялось… Ты поспрашивай у ребят, может, найдёшь?
– Я поспрашиваю.
Ася побрела прочь, не простившись. Она чувствовала такую усталость, будто ей тоже двести лет. Где искать оранжевое стекло? Бред какой-то! День продолжался, и Ася делала машинально всё, что нужно было делать: убирала территорию, репетировала танец для гала-концерта, играла в пионербол, что-то соврала про Кондрата Тарасовича, когда стали расспрашивать… А в голове стучало: оранжевое стекло, оранжевое стекло…
– Аська! Спишь, что ли! Уже три мяча пропустила! Иди подавай!
На площадку прибежал Максимка Арсёнов.
– Ася, а пойдём в саду работать?
– Да там уже нечего делать, Макс.
– Ну, А-а-ася-а-а-а…
– Вот хвостик! – всплеснула руками Даша. – Говорят тебе, нечего там делать.
– Ну, дайте какую-нибудь работу! Ску-у-учно!
– Скучно – найди мне оранжевое стекло! – в сердцах сказала Ася.
Максимку как ветром сдуло. Даша удивлённо посмотрела на Асю и спросила.
– Зачем тебе оранжевое стекло?
– Откуда я знаю? Пусть ищет.
– Здорово ты его… отшила.
Асе стало так стыдно, что она чуть не бросилась за Максимкой вдогонку. И, нахмурив брови, сказала:
– Давайте ещё партию.
Но не успели и трёх голов забить, как примчался Максим и, чуть не плача, закричал возмущённо:
– Ася! Я нашёл, а она не отдаёт! Я ей говорю, что для дела, а она всё равно не отдаёт!
– Кто не отдаёт? – оторопела Ася.
– Да Глашка! Кричит: «Мне тоже для дела!» Я ей объясняю, а она…
– Да что не отдаёт-то?
– Оранжевое стекло, что же ещё?!
Бросив игру, Ася подскочила к Максиму.
– Максимка… А где она, Глаша?
– Да вон там, в песочнице. Я ей объясняю, главное, а она…
– Веди!
– Ася, ты куда?
– А матч?
– Шустова! Всегда так!
– Я сейчас! – крикнула Ася, убегая с Максимкой.
В песочнице у второго корпуса в полном одиночестве сидела большеглазая, стриженная под мальчика Глафира. Ася спросила:
– Она?
– Она, – возмущённо шмыгнул носом Максимка. Он, наверное, подрался бы, не будь Глафира девчонкой.
– Так. Максим, ты молодец. Ты такой молодец… даже слов нет. Настоящий Колькин друг. Только я сейчас сама с ней поговорю, ладно? Тут, кажется, подход нужен.
Ася подошла к Глафире. Села рядом с ней на песок. Сказала, будто они знакомы:
– Привет, Глаша.
– Я не Глаша. Я – Глафира.
– А я – Прасковья.
Глафира покосилась на неё синим глазом. Ладно, мол, дальше что?
– А что ты делаешь?
– Не скажу, – потом улыбнулась: – Секретик.
– Расскажи?
– Секретики не рассказывают. Их показывают, – произнесла Глафира строго и стала указательным пальцем по песку водить, расчищая свой секретик.
Ася смотрела не дыша. Конечно, она знала, что такое секретики, сама только недавно перестала их делать. Вот что-то блеснуло под Глафириной рукой среди песка. Глафира завозилась, вздохнула и отодвинулась, чтобы и Асе, и Максиму было видно.
Хорош был секретик, что и говорить. Редкой красоты и качественной работы. На песке лежал кусочек золотой фольги от шоколада, на нём – цветок анютиных глазок, по бокам – бусинки. А накрыт секретик был стёклышком, небольшим, овальным, но очень оранжевым.
– Он замечательный, – прошептала Ася и попросила: – Глафира, будь другом, подари мне это стёклышко!
– А зачем?
– Ну… – Если бы она могла сказать зачем! – Мне очень надо. Честно. Для очень важного дела.
– Секретик – тоже важное дело.
– Важное. Но ты пойми… И для секретиков прозрачные стёкла лучше подходят. А то здесь даже не видно, какого цвета бусинки и анютины глазки. Из-за стёклышка всё оранжевым кажется. Хочешь, я тебе прозрачных стёкол много принесу?
– Хоть тыщу! – пообещал Максимка.
– Нет, не надо. Лучше куклу.
– Какую куклу?
– Любую. Мне без куклы плохо, – вздохнула Глафира.
– Хорошо. Значит, меняем куклу на стёклышко.
Глафира сдержанно кивнула.
– Только ты не потеряй стёклышко, ладно? Я тебе завтра куклу принесу. Слушай, а это настоящее стекло, не пластмасса?
– Не-ет, это из маминых очков стёклышко выпало; я попросила, она мне и отдала. Только переживала, что такие дорогие очки сломались, – сказала Глафира и стала смотреть в сторону.
«Скучает по маме», – поняла Ася и тоже посмотрела в сторону.
Они распрощались, и Ася побежала в шестой корпус. Там стоял телефон, и можно было позвонить домой.
Мама долго не брала трубку. Может, гуляет с близнецами?
– Алло?
– Мама? Мам, это я, Ася! Мамочка, приезжай ко мне сегодня! Пожалуйста!
– Сегодня?!
– Мне очень-очень кукла нужна! Любая! Только не Маруся, ладно? Ну та, в синей шляпке…
– Я знаю, Асёнок. Но я никак не могу приехать. Савелий с Соней простыли немножко, перекупались в субботу, наверное. Ты же знаешь, как это у близнецов – всё хором, всё враз. Мы с бабушкой целыми днями…
– Да… да… – сказала Ася.
Она уткнулась лбом в стенку. От стены влажно пахло свежей извёсткой. Не будет куклы. Оранжевого стёклышка не будет. Зелья не будет. И Кольки не будет.