– Вот она, сила детской любви, – растерянно пробормотал самый главный врач в городе.
– Какой ещё любви?! – старательно возмутился Колька и порозовел.
А вечером того же дня Асю украли на глазах у всего отряда.
Замученная подозрениями Лена проводила вечерний «огонёк». Говорила, как хорошо, что выздоровел Коля Огурцов, и что совсем скоро конец третьей смены, и все они разъедутся, но, конечно, будут скучать друг по другу. И у всех вдруг намокли глаза, даже у Насти Вигилянской, которая всего только час назад говорила Саше, что скорей бы уже домой, «сразу поеду к родителям на Бали, отдохнуть перед отъездом в свою английскую школу». Сидели в темноте, при свечке. На лица ложились жёлто-рыжие тёплые отсветы и делали всех особенно красивыми.
Вдруг свечка погасла, ни с того ни с сего. «Где-то сквозняк», – подумала Лена. Но сквозняка не было. Было душно и пахло дождём. Ася улыбнулась. И тут же ей на голову упала темнота, будто с ног до головы накрыло тёмным покрывалом, закутало, а потом подняло в воздух и понесло в неизвестном направлении.
– Чёрное одеяло! – завизжала Алёнка Чаплашкина.
Но Ася и не думала пугаться. Её несло с такой скоростью, что было просто не до страха. А через пять минут полёта её опустили на землю и властным жестом сдёрнули покрывало.
Ася думала, что увидит Кондрата Тарасовича, но она была одна под звёздным небом на лесной поляне. Звёзды сияли так близко, будто их притянули к земле за невидимые нити. Под звёздами громоздились вечерние разноцветные облака: розовые, золотые, лиловые, тёмно-синие, багряные. От облаков протянулись к земле серебряные струны застывшего дождя. Они тихо звенели в лесной тишине. Почти чёрные в сумерках стволы сосен уходили ввысь, и там, в вышине, их ветки переплетались с облаками, на макушках засыпали звёзды.
Перед Асей стала разматываться светящаяся лента тропинки, и она пошла по ней, будто кто-то неведомый тянул её за руку. Вдруг сосны и застывшие нити дождя расступились, и Ася увидела расцвеченное огнями золотое облако. Оно лежало на земле, послушное, мягкое, тёплое. И было не из пара, каким должно быть любое облако; оно было таким, какими облака кажутся с земли – пушистыми, надёжными кораблями. Ася забралась на него, и облако, поднявшись, плавно поплыло над лесом. «Как странно всё», – думала Ася, но не удивлялась. Она знала: это гномы опять устроили ей сюрприз.
Облако опустилось на маленькую поляну, окружённую колоннадой сосен, и стоило Асе ступить на землю, как из травы показались все её друзья: гномы, феи, Белый монах, выполз Королевский уж, вышли из тени сосны Леший и Грозовой человек. Все они аплодировали.
Ася улыбалась смущённо и не знала, что ей делать. Наконец Старый гном откашлялся и вышел вперёд. Аплодисменты стихли. Ася присела на корточки.
– Милая, чудесная, удивительная Прасковья! – сказал Старый гном проникновенно. – Ты совершила чудо. Колька Огурцов жив и здоров. И это сделала ты. Чудеса, Асенька, нелёгкая ноша, но тебе она оказалась по плечу. Значит, теперь ты настоящая волшебница. Дорогая Ася! Пусть твой дар, дар любви, терпения и дружбы (ведь именно этот дар помог тебе совершить чудо) никогда тебя не покинет. А ты пообещай мне, пожалуйста, помнить нас и это лето.
– Обещаю, – прошептала Ася дрогнувшим голосом.
Потом ещё Кондрат Тарасович сказал речь: хвалил Асю, что она не отступила и справилась. Ася слушала и думала, что это они все молодцы, что, если бы не они, она бы отступила и не справилась.
А после всех речей Старый гном щёлкнул пальцами, и в центре поляны зажёгся костёр, маленький, уютный, домашний, хотя гномам он, конечно, казался огромным. Все расселись вокруг. Старый гном ещё раз щёлкнул пальцами, и откуда-то появился древний помятый чайник, железный, с длинным гнутым носиком и массивной крышкой. Чайник до краёв был наполнен родниковой водой. Его поставили на костёр, а когда вода закипела, Грозовой человек заварил в нём чай. Сева, Горыныч и Ёж забрались к Асе на колени. Синеглазый Леший заиграл на флейте, тихо и печально, а Сева сказал:
– Сегодня лето кончается. Мы ждём в гости Царевну-Лебедь…
Царевну-Лебедь, Хозяйку лета! Ася вдруг почувствовала, что сегодня все грустят. Почему? Ведь Колька выздоровел, и Царевна-Лебедь будет в гостях – лето кончается.
Лето кончается… Ася вздохнула и стала смотреть на огонь. Лето кончается…
Вдруг из-за сосны напротив вышла длинноногая, золотистая даже в темноте лошадь. Она мотнула головой, фыркнула; крупно дрогнули её ноздри, дёрнулся хвост. Лошадь наклонила голову и стала есть траву. «Откуда здесь лошадь? Неужели из посёлка забрела?» – удивилась Ася и тут же увидела, что нет никакой лошади, а стоит у дерева белогрудая цапля, тонконогая и изящная, как балерина. «Далеко до болота», – подумала Ася, начиная понимать. Цапля расправила крылья, обернулась ящерицей, невидимкой скользнула в траве, вспорхнула узкокрылой ласточкой, сделала круг над костром, присела на сосновую ветку, спрыгнула рыжей белкой, проросла цветком, большим, тёмно-лиловым, с золотой каймой. Из сердцевины цветка вырвался ветерок, закрутился вихрем, рассыпался дождиком, залился детским смехом, развернулся тропинкой. Тропинка превратилась на миг в высокую улыбающуюся женщину с изумрудными глазами – и растаяла в тихом августовском небе.
Все как заворожённые смотрели на превращения Царевны-Лебедь. А когда она исчезла в густых сумерках, завздыхали ещё грустнее. Только Грозовой человек Кондрат Тарасович не мог оторвать взгляда – всё смотрел и смотрел туда, где только что стояла Хозяйка лета, будто увидел самое большое в жизни чудо. Будто видел то, чего другие не видели.
– Я думала, она посидит с нами, – разочарованно протянула Ася.
– Что ты, дорогуша! – усмехнулась Сдобная булочка. – Это же Хозяйка лета!
– У неё много дел, – грустно улыбнулся Старый гном.
Белый монах тряхнул туманной головой и сказал:
– Давайте веселиться! Ведь последняя тёплая ночь сегодня!
– У нас всё готово! – в один голос сказали Манюня с Марусей и, значительно посмотрев друг на друга, взмахнули руками.
И тут же на соснах вспыхнули огни, будто от корней до макушек на них сидели миллионы светлячков. Заиграла музыка, и Ася увидела знакомый оркестр: пятьдесят кузнечиков, тридцать сверчков и дирижёра-соловья. Гномы и феи в огромном количестве засуетились в траве, расставляя и накрывая столы, разворачивая площадку для танцев. Прошёл мимо Аси Белый монах, будто ненароком дохнул туманом, и на ней в ту же секунду оказались белоснежное, расшитое жемчугом платье и атласные туфельки. Музыканты настраивали инструменты, и уже кто-то нёс Асе, Лешему и Кондрату Тарасовичу уменьшительный мёд.
– Это ты всё устроила? – сдвинул брови Старый гном.
– Надо проводить лето достойно, – вскинула голову Сдобная булочка, и Старый гном улыбнулся.
Ася танцевала, время от времени взлетая над поляной; были фанты, фокусы и фейерверк. Всё вокруг шумело, сверкало, кружилось, и длилось это до самого утра.
А утром Ася проснулась у себя в постели и мысленно поблагодарила Кондрата Тарасовича: шёл проливной дождь, и зарядку отменили.
46
До конца смены оставалось всего три дня, но в них уместилось много событий.
Во-первых, привезли Кольку. С диагнозом: здоров. Колька чуть-чуть прихрамывал на левую ногу, но это, сказали, пройдёт. «Наверное, всё-таки из-за Михалыча», – подумала Ася.
Сашенька Рекунова собрала в саду урожай: остатки малины, смородины, крыжовника и целое ведро мелких яблок. Из них на кухне сварили компот.
Асе в один день пришло сразу три письма с признаниями в любви: от Данилы Брена, от Лёньки из шестого отряда, с которым она и танцевала-то всего один раз на дискотеке, и ещё одно – без подписи. На первые два Ася грустно улыбнулась, а про то, которое без подписи, думала и думала целый день.
Ещё в лагере был карнавал. Все восхищались Асиным платьем, которое подарили ей на день рождения Белый монах и Королевский уж, и Колька смотрел на неё удивлённо-весело. Прошёл конкурс красоты «Девица-краса – длинная коса», и Саша Лазарева стала Мисс «Светлячок». Она первым делом бросилась почему-то к Асе и звонко чмокнула её в щеку. Настя Вигилянская потом полдня с Сашей не разговаривала.
Был замечательный вожатский концерт, был последний костёр, на котором вручали грамоты «За активное участие в жизни лагеря». Вожатая Лена считала, что в их отряде грамоту заслужила только Наташка Ястрова, да и то с натягом, но директор дал ещё почему-то Сашеньке Рекуновой, Прасковье Шустовой и Азату (который вообще всё время где-то пропадал со своей самодельной игрой). Лена пожала плечами, а Колька Огурцов незаметно сжал в кармане лодочку из грецкого ореха… Потом пели прощальные песни, плакали и обещали помнить друг друга. Вечно.
Утром последнего дня Ася встретилась с Севой около Единственного дуба. Сева принес фляжку с уменьшительным мёдом.
– Это Старый гном тебе передал. Иногда хочется побыть маленьким, – сказал он, не глядя Асе в глаза, и вздохнул протяжно.
– А Ёж и Горыныч больше не придут? – спросила Ася.
Горыныч приходил прощаться ночью. Сказал, что не хочет в суете завтрашнего дня. Они сидели на раскрытом окне: Ася на подоконнике, а Горыныч прямо в воздухе, хотя ночи стали уже по-осеннему зябкими, – и разговаривали. То есть сначала разговориться никак не удавалось, только вздыхали по очереди и очень печально. Потом Горыныч сказал:
– Ася, ты не сердись, что я тебя дразнил иногда. Я ведь совсем не специально. Я даже не хочу вовсе, а всё равно получается.
– Я понимаю. Я не сержусь.
– Мама говорит: такой характер…
– Хороший характер.
– Ну уж!
– Правда! Ты вон какой! Во всём старший. И умный. И вообще ты…
– Да ладно тебе, захвалишь.
– Я правду говорю!
Так и разговорились. И проболтали почти до утра. Манюня с Марусей наконец вылетели из герани и сказали, что если Горыныч не пойдёт спать, то Ася не выспится и проспит отъезд.