конечно, будете моей гостьей? – обратилась она к Асе.
– Если позволите, – Ася присела в реверансе.
– Ах, что за милое дитя! – всплеснула руками Сдобная булочка. – Где вы нашли её, сорванцы?
– В седьмом отряде, – скромно сказал Сева и добавил многозначительно: – Там, где герань на окне.
– Засохшая, – уточнил Ёж.
– Потому что две ужасно бестолковые девчонки забыли о своих обязанностях! – прогремел на весь зал Горыныч.
Две сверкающие, как звёздочки, феи замерли, держа на весу гирлянду из куриной слепоты и незабудок. У одной платье и крылышки были золотистыми, а у другой – серебряными. По испуганным и виноватым лицам маленьких фей Ася тут же поняла, что это Манюня и Маруся.
– Это из-за меня! – поспешно вступилась за девочек Сдобная булочка. – Это я не проследила.
– Они сами должны помнить о своих делах, – сурово сказал Горыныч.
– Ты очень строгий старший брат, – покачала головой Сдобная булочка. – Они ещё совсем маленькие девочки…
– А про их герань уже страшные истории сочиняют, – добавил Сева. – Вот, Ася, расскажи, расскажи!
Ася послушно поведала Алёнкину историю.
– Представляете, что может случиться, если легенда доживёт до следующего лета…
– Что? – спросила Ася.
– Цветок на самом деле будет про́клятым, вот что! Где вы тогда будете жить?
– Он почти совсем высох…
– Ах, не может быть! – феи Манюня и Маруся готовы были расплакаться.
– Вот что, красавицы мои, бросайте все дела и бегите, спасайте герань, – сказала Сдобная булочка.
Феи тотчас растворились в воздухе. Ася подхватила их цветочную гирлянду и повесила её под самым потолком.
– Ах, оставьте! – остановила её Сдобная булочка. – Вы же в гостях! Прошу к столу, будем завтракать!
Что это был за завтрак! Крошечные пирожки и гренки, булочки с хрустящей румяной корочкой, всевозможное печенье, блинчики с мёдом, маслом, сыром, сметаной; варенья было двенадцать сортов, а ещё фруктовые салатики и три сладкие каши на выбор. Горсть пирожков – как горсть семечек для Аси. Душистого травяного чаю ей налили в самую большую гномью бочку (зимой в ней солили огурцы). И всё равно было столько всего, что Ася объелась. Ей смешно было видеть привычные вещи, вроде рисовой каши, только уменьшенные в сотни раз. Крохотные кружечки и тарелки, ложки в полспички, изюм размером с маковое зёрнышко. «Где они берут всё это? – недоумевала Ася. – Может, и в городах живут гномы, может, у них тоже есть заводы и фабрики, как у нас? Кто-то же делает им посуду, шьёт одежду, выращивает такие крошечные груши и виноград…» Было очень любопытно, но Ася постеснялась спросить.
– Сдобная булочка очень богата, – сказал Сева, облизывая серебряную ложку. – Она единственная дочь Лесного царя.
– Да-да, и мы в родстве с Морским царём, – подтвердила Сдобная булочка. – А он самый первый богач на Земле. То есть в воде… В общем, везде.
И она рассмеялась.
Может быть, после этого Ася и успела бы на обед, но на обратной дороге Сева, Горыныч и Ёж затеяли сражение в лесном ручье, и ей приходилось то и дело спасать тонущих. Гномам-то хорошо: они обсохнут где-нибудь на верхушке сосны и будут дальше играть, а ей, Асе, объясняйся теперь с вожатой.
– …Ты долго будешь у меня молчать?
– Нет, я… я за ягодами ходила, – выпалила Ася.
– За какими ещё ягодами?
– За земляникой.
– Ася, – стараясь быть доброй и терпеливой, сказала вожатая Лена, – я понимаю, ты первый раз приехала в лагерь и тебе, возможно, трудно привыкнуть к порядку, к дисциплине. За территорию лагеря уходить нельзя. Это правило номер один. Если все самовольно будут ходить за ягодами, где я буду вас искать?!
Ася молчала. Наверное, по здешним правилам она должна была что-то сказать, потому что Лена явно ждала от неё чего-нибудь вроде «Извините, пожалуйста» или «Я больше не буду». Но Ася вины за собой не чувствовала, а давать опрометчивые обещания опасалась. Поэтому молчала. Вожатая Лена вздохнула:
– К тому же в столовую нельзя приходить босиком. Иди за стол, и чтобы этого больше не было.
Ася чуть не присела в реверансе, но спохватилась. За столом к ней привязалась Наташка Ястрова.
– Знаешь что, Ася, это уж слишком! Мы всё утро тренировались, у нас скоро матч, а ты где-то гуляешь.
– Я же не в команде!
– Ну и что? Тренироваться надо всем, вдруг запасные понадобятся.
– Я же не играю в футбол!
– Ну… ты бы могла поболеть.
То, что Ася должна болеть за Наташкину команду, сомнений, видимо, не вызывало. Ася быстро глянула на Кольку Огурцова и подумала, что если когда-нибудь ей придётся смотреть футбол, то болеть она будет за его команду.
Колька, почувствовав взгляд, обернулся и встретился с Асей глазами. Он хитро улыбнулся, будто точно знал, где Ася пропадала всё утро.
А после обеда подошёл к ней и сказал:
– Прасковья, а, Прасковья!
– Что?
– А ведь Прасковья – это не Ася совсем, а Паша. Мне Василий Николаевич сказал.
– Я знаю, только мне не нравится, когда Паша. Как мальчик.
– Мало ли что тебе не нравится! – ухмыльнулся Колька. – Мне вот не нравится, что Настька меня Кукумбером зовёт, но кому это интересно?
– Почему Кукумбером?
– Ну-у, она же у нас в Лондоне полгода жила, англичанка почти!
– И что?
– Знаешь, как «огурец» по-английски пишется? Смотри!
И Колька нацарапал ногтем на загорелой руке: „Cucumber“.
– Как там читается, я не знаю, а пишется вот так. Так что… раз я – Кукумбер, быть тебе, Прасковья, Пашкой-Простоквашкой!
– Я-то здесь при чём?! – возмутилась Ася. – Я, что ли, тебя Кукумбером обзываю?!
– А ты будь со мной солидарна!
– Иди ты знаешь куда?! – разозлилась Ася и, перекинув косу на спину, гордо ушла с веранды.
Ася обиделась. А зря. Ведь Колька из-за неё, можно сказать, пострадал. Утром девчонки сидели на веранде, а они с Азатом были дежурными и вытряхивали коврики. И вот Настя Вигилянская говорит:
– Пусть эта Шустова не сочиняет: Ася – это сокращённо от Анастасии. Вот «Каменскую» смотрели? Там её часто Асей называют. И наши чемпионки по синхронному плаванью, две Анастасии: одну Настей зовут, а другую – Асей.
– И у Тургенева есть «Ася», – поддержала Алёна, которая выбрала Настю себе в кумиры.
– Тургеневскую Асю на самом деле Анной звали, – сказала отличница Болотова.
На неё посмотрели выразительно. А Колька крикнул:
– Так что ты, Настька, не очень-то наглей, хватит тебе и одного сокращённого имени. А Асей хоть кто может быть.
Тут Настя и рассвирепела.
– А ты, Кукумбер, вообще молчи! С тобой не разговаривают!
Даже девчонки удивились: почему это Колька Огурцов стал каким-то Кукумбером?
– Ну как же, – наслаждаясь местью, улыбнулась Настя. – «Огурец» по-английски произносится как «кьюкембе», а пишется…
И на пыльных перилах она написала тонким пальчиком: „Cucumber“.
– Кто английского не знает, как прочитает?
– Кукумбер! – восторженно провозгласила Алёнка.
Наташка Ястрова хмыкнула: ей тоже хотелось отомстить за вчерашний проигрыш на поле. Правда, она тут же спохватилась, что это несправедливо, и сказала:
– Ладно тебе, Настя, мы же не в Англии. Колька у нас просто Огурец.
«Огурец» – прозвище привычное и потому необидное, так что Колька вздохнул облегчённо и про себя поблагодарил справедливую Наташку. Даже пообещал следующий матч выиграть не с таким отрывом. Тоже про себя, конечно.
Но… видимо, слово «Кукумбер» было интереснее, и к обеду Кольку Кукумбером назвали раз десять. Пришлось смириться. Не драться же. Да и словечко-то, если честно, ничего, весёлое. Уж повеселее «Огурца»!
8
Весь день Ася старалась вести себя как приличный ребёнок, отдыхающий в детском оздоровительном лагере: читала книжку в тихий час, играла в пионербол с шестым отрядом, купалась по пятнадцать минут в речной заводи, не замечала Мартышевых ужимок и Колькиных взглядов-улыбок, вместе с Варей и Витей отрядный уголок оформляла, а вечером «болела» за своих в общелагерном конкурсе «Алло, мы ищем таланты». Было весело. Особенно когда выяснилось, что Маша Скрябинская, Варя Жилова и Карина Хафизова тоже не любят футбол. В делах и заботах утреннее приключение стало казаться совсем далёким, тем более что братья-гномы не показывались. Только сверкали шоколадом Асины коленки, да ощущение полёта до сих пор щекотало ладони и пятки и не давало грустить.
К отбою Ася так страшно устала, что уснула, как только оказалась в кровати. Даже Алёнкины истории не помешали.
Ей снилось что-то голубое, перламутровое, розовое, серебристое и золотое. Миллиарды солнечных зверят носились, заливаясь смехом Сдобной булочки. Вдруг в Асин сон ворвалось что-то постороннее, совсем не радостное, совсем не летящее, чьё-то горе-несчастье, чьи-то всхлипывания и слёзы. Она открыла глаза, села и оглядела палату. Все девочки спали. Может, кто-то плачет во сне? Ах, нет, вот кто плачет! На краю цветочного горшка сидели рядышком Манюня и Маруся и ревели в два голоса, то и дело вытирая слёзы кружевными платочками: Манюня – серебристым, Маруся – золотым. Ася растерялась. Она не знала, как утешают фей. Наконец они её заметили. Манюня шмыгнула носом и сказала:
– Маруся, ты своими рыданиями Асю разбудила.
Маруся шумно высморкалась в золотой платочек и спокойно возразила:
– Это ты её разбудила.
– Тише, пожалуйста! – попросила Ася. – А то мы всех разбудим.
– Ах, Ася, ты такая добрая! Такая заботливая! – всплакнули феи хором и подбросили вверх свои мокрые насквозь платочки – платочки растворились в воздухе. Через секунду феи вновь взмахнули руками и прямо из воздуха взяли по сухому кружевному платочку. И продолжили лить слёзы.
– Ну хватит! Ревёте как белуги!
– Кто такие белуги? – спросила Маруся.
– Ну… не важно. Вы из-за герани ревёте?
– Да-а…
– Тише, тише! Честно говоря, вы сами немножко виноваты. Бросили бедный цветок, забыли…
– Да-а…