Наверное, это было глубоко под землей. Но здесь было светло. Тысячи светлячков освещали подземный Дворец тетушки Сдобной Булочки, и сотня гномов и фей украшали зал к большому балу: натягивали гирлянды из цветов, взбивали кресла из пуха одуванчиков, щетками из осоки до блеска натирали паркет. А что творилось на кухне! Кипело, булькало, пенилось, трещало, жарилось, пеклось, сушилось, варилось, взбивалось и замораживалось!
— Бал через два дня, а еще столько дел, столько дел! Не знаю, успеем ли, — жаловалась Сдобная Булочка. — Вы, конечно, будете моей гостьей? — обратилась она к Асе.
— Если позволите, — Ася присела в реверансе.
— Ах, что за милое дитя! — всплеснула руками Сдобная Булочка. — Где вы нашли ее, сорванцы?
— В седьмом отряде, — скромно сказал Сева и добавил многозначительно: — Там, где герань на окне.
— Засохшая, — уточнил Еж.
— Потому что две ужасно бестолковые девчонки забыли о своих обязанностях! — прогремел на весь зал Горыныч.
Две сверкающие, как звездочки, феи замерли, держа на весу гирлянду из куриной слепоты и незабудок. У одной платье и крылышки были перламутровыми, а у другой — жемчужными. По их испуганным и виноватым лицам Ася тут же поняла, что это Манюня и Маруся.
— Это из-за меня! — поспешно вступилась за девочек Сдобная Булочка. — Это я не проследила.
— Они сами должны помнить о своих делах, — сурово сказал Горыныч.
— Ты очень строгий старший брат, — покачала головой Сдобная Булочка. — Они еще совсем маленькие девочки…
— А про их герань уже страшные истории рассказывают, — сказал Сева. — Вот, Ася, расскажи, расскажи!
Ася послушно рассказала.
— Представляете, что может случиться, если легенда укрепится, если доживет до следующего лета…
— Что? — спросила Ася.
— Цветок на самом деле будет проклятым, вот что! Где вы тогда будете жить?
— Он почти совсем высох…
— Ах, не может быть! — феи Манюня и Маруся готовы были расплакаться.
— Вот что, красавицы мои, бросайте все дела и бегите, спасайте герань, — сказала Сдобная Булочка.
Феи тотчас растворились в воздухе. Ася подхватила их цветочную гирлянду и повесила ее под самым потолком.
— Ах, оставьте! — сказала Сдобная Булочка. — Вы же в гостях! Прошу к столу, будем завтракать!
Что это был за завтрак! Крошечные пирожки и гренки, булочки с хрустящей румяной корочкой, всевозможное печенье, блинчики с медом, маслом, сыром, сметаной; варенья было двенадцать сортов, а еще фруктовые салатики и три сладкие каши на выбор. Горсть пирожков — с горсть семечек.
Душистого травяного чаю Асе налили в самую большую гномью бочку, зимой в ней солили огурцы. И все равно было столько всего, что Ася объелась. Ей смешно было видеть привычные вещи, вроде рисовой каши, только уменьшенные в сотни раз. Крохотные кружечки и тарелки, ложки в полспички, изюм размером с маковое зернышко.
«Где они берут все это? Может быть, и в городах живут гномы, может, у них тоже есть заводы и фабрики, как у нас? Кто-то же делает им посуду, шьет одежду, выращивает такие крошечные груши и виноград…» Было очень интересно это узнать, но Ася постеснялась спросить.
— Сдобная Булочка очень богата, — сказал Сева, облизывая серебряную ложку, — она единственная дочь Лесного царя.
— Да-да, и мы в родстве с Морским царем, — подтвердила Сдобная Булочка, — а он самый первый богач на Земле. То есть в воде… В общем, везде.
И она рассмеялась.
Может быть, после этого Ася и успела бы на обед, но Сева, Горыныч и Еж затеяли сражение в лесном ручье, и Асе приходилось то и дело спасать тонущих. Гномам-то хорошо: они обсохнут где-нибудь на верхушке сосны и будут дальше играть, а ей, Асе, объясняйся вот с вожатой.
… — Ты у меня долго будешь молчать?
— Нет, я… я за ягодами ходила, — выпалила Ася.
— За какими еще ягодами?
— За земляникой.
— Ася, — стараясь быть доброй и терпеливой, сказала вожатая Лена, — я понимаю, ты первый раз приехала в лагерь, и тебе, возможно, трудно привыкнуть к порядку, к дисциплине. За территорию лагеря уходить нельзя. Это правило номер один. Если все самовольно будут ходить за ягодами, где я буду вас искать?
Ася молчала. Наверное, по здешним правилам она должна была что-то сказать, потому что Лена ждала от нее чего-нибудь вроде «Извините, пожалуйста» или «Я больше не буду». Но Ася вины за собой не чувствовала, а давать опрометчивые обещания опасалась. Поэтому молчала. Вожатая Лена вздохнула:
— К тому же в столовую нельзя приходить босиком. Иди за стол, и чтобы этого больше не было.
Ася чуть не присела в реверансе, но спохватилась. За столом к ней привязалась Наташка Ястрова.
— Знаешь что, Ася, это уж слишком! Мы все утро тренировались, у нас скоро матч, а ты где-то гуляешь…
— Я же не в команде!
— Ну и что? Тренироваться надо всем, вдруг запасные понадобятся.
— Я же не играю в футбол!
— Ну… ты бы могла поболеть.
То, что Ася должна болеть за Наташкину команду, сомнений, видимо, не вызывало. Ася быстро глянула на Кольку Огурцова и подумала, что если когда-нибудь ей придется смотреть футбол, то болеть она будет за его команду. Колька, почувствовав взгляд, обернулся и встретился с Асей глазами. Он хитро улыбнулся, будто точно знал, где Ася пропадала все утро.
А после обеда подошел к ней и сказал:
— Прасковья, а Прасковья!
— Что?
— А ведь Прасковья — это не Ася совсем, а Паша. Мне Василий Николаевич сказал.
— Я знаю, только мне не нравится, когда Паша. Как мальчика.
— Мало ли что тебе не нравится! — ухмыльнулся Колька. — Мне вот не нравится, что Настька меня Кукумбером зовет, но кому это интересно?
— Почему Кукумбером?
— Ну-у, она же у нас в Лондоне полгода жила, англичанка почти!
— И что?
— Знаешь, как «огурец» по-английски пишется? Смотри!
И Колька нацарапал ногтем на загорелой руке: «Cucumber».
— Как-то там читается, я не знаю, а пишется вот так. Так что… раз я Кукумбер, быть тебе, Прасковья, Пашкой-простоквашкой!
— Я-то здесь при чем?! — возмутилась Ася. — Я, что ли, тебя Кукумбером обзываю?!
— А ты будь со мной солидарна.
— Иди ты, знаешь куда? — разозлилась Ася и, перекинув косу на спину, гордо ушла с веранды.
Ася обиделась, а зря. Ведь Колька пострадал, можно сказать, из-за нее. Утром девчонки сидели на веранде, а они с Азатом вытряхивали коврики, они были дежурными.
И вот Настя Вигилянская говорит:
— Пусть эта Шустова не сочиняет: Ася — это сокращенно от Анастасии. Вот «Каменскую» смотрели? Там ее часто Асей называют. И наши чемпионки по синхронному плаванью, две Анастасии, одну Настей зовут, а другую Асей.
— И у Тургенева есть «Ася», — поддержала Алена, которая выбрала Настю себе в кумиры.
— Тургеневскую Асю на самом деле Анна звали, — сказала отличница Болотова.
На нее посмотрели выразительно. А Колька крикнул:
— Так что ты, Настька, не очень-то наглей, хватит тебе и одного сокращенного имени. А Асей хоть кто может быть.
Тут она и рассвирепела.
— А ты, Кукумбер, вообще молчи! С тобой не разговаривают!
Даже девчонки удивились: почему это Колька Огурцов стал каким-то Кукумбером?
— Ну как же, — наслаждаясь местью, улыбнулась Настя. — «Огурец» по-английски Cucumber, произносится так, а пишется…
И на пыльных перилах она написала тонким пальчиком: «Cucumber».
— Кто английского не знает, как прочитает?
— Кукумбер! — восторженно провозгласила Аленка.
Наташка Ястрова хмыкнула: ей тоже хотелось отомстить за вчерашний проигрыш на поле. Правда, она тут же спохватилась, что это несправедливо, и сказала:
— Ладно тебе, Настя, мы же не в Англии. Колька у нас просто Огурец.
«Огурец» — прозвище привычное и потому необидное, Колька вздохнул облегченно и мысленно поблагодарил справедливую Наташку. Даже пообещал следующий матч выиграть не с таким отрывом. Тоже мысленно, конечно. Но… видимо, слово «Кукумбер» было интереснее, и к обеду Кольку Кукумбером назвали раз десять. Пришлось смириться. Не драться же. Да и словечко-то, если честно, ничего, веселое. Уж повеселее Огурца.
Глава 8
Весь день Ася старалась вести себя, как приличный ребенок, отдыхающий в детском оздоровительном лагере. Читала книжку в сончас, играла в пионербол с шестым отрядом, купалась по пятнадцать минут в речной заводи, не замечала Мартышевых ужимок и Колькиных взглядов-улыбок, вместе с Варей и Витей отрядный уголок рисовала, а вечером болела за своих в общелагерном конкурсе «Алло, мы ищем таланты». Было весело, особенно когда выяснилось, что Маша Скрябинская, Варя Жилова и Карина Хафизова тоже не любят футбол. Утреннее приключение в делах и заботах стало казаться совсем далеким, тем более что братья-гномы не показывались. Только сверкали шоколадом коленки, да ощущение полета до сих пор щекотало ладони и пятки и не давало грустить.
К отбою Ася так страшно устала, что уснула, как только упала на кровать. Даже Аленкины истории не помешали. Ей снилось что-то голубое, перламутровое, розовое, жемчужное и золотое. Миллиарды солнечных зверят носились в ее сне и смеялись смехом Сдобной Булочки. Вдруг в Асин сон ворвалось что-то постороннее, совсем не радостное, совсем не летящее, чье-то горе-несчастье, чьи-то всхлипывания и слезы. Она открыла глаза, села и оглядела палату.
Девочки все спали. Может, кто-то плачет во сне? Ах, нет, вот кто плачет! На краю цветочного горшка сидели рядышком Манюня и Маруся и ревели в два голоса, то и дело вытирая слезы кружевными платочками: Манюня — перламутровым, Маруся — жемчужным. Ася растерялась. Она не знала, как утешают фей. Наконец, они ее заметили. Манюня шмыгнула носом и сказала:
— Маруся, ты своими рыданиями Асю разбудила.
Маруся шумно высморкалась в платочек и спокойно возразила:
— Это ты ее разбудила.
— Тише, пожалуйста! — попросила Ася. — А то мы всех разбудим.
— Ах, Ася, ты такая добрая! Такая заботливая! — всплакнули феи хором и подбросили вверх свои мокрые насквозь платочки. Платочк