— Клянусь честью, любезный брат, — воскликнул он со смехом, — еще немного — и мы поссоримся! Я же вас предупреждал, что не стоит говорить о важных делах, предоставим это нашим министрам и будем просто друзьями. Договоримся раз и навсегда, что вы можете считать своим весь мир, за исключением Франции, и не будем больше к этому возвращаться.
— И за исключением герцогства Миланского, брат, — добавил Карл, поняв свою оплошность и спеша исправить ее, — ибо герцогство Миланское — ваше; я вам его обещал и подтверждаю свое обещание.
Но этот обмен любезностями был неожиданно прерван: дверь открылась, и в галерею вошла герцогиня д’Этамп. Король поспешил ей навстречу и, подав руку, подвел к своему венценосному брату.
Император видел фаворитку впервые и, зная о разговоре герцогини с господином де Мединой, испытующе смотрел на нее.
— Видите вы эту прекрасную даму, брат мой? — спросил Франциск.
— Не только вижу — я любуюсь ею!
— Отлично! А знаете ли вы, чего она от вас хочет?
— Быть может, одну из моих испанских провинций? Охотно отдам.
— Нет-нет, не угадали, брат!
— Чего же тогда?
— Она желает, чтобы я удерживал вас в Париже до тех пор, пока вы не порвете Мадридский договор и не закрепите новым документом свое недавнее обещание.
— Что ж, к добрым советам надо прислушиваться, — ответил Карл V, отвешивая низкий поклон герцогине — не столько из учтивости, сколько из желания скрыть внезапную бледность, покрывшую его лицо при этих словах короля.
Он не успел ничего прибавить, как дверь опять отворилась и в галерею хлынула толпа придворных. Франциск I так и не заметил впечатления, произведенного этой шуткой, которую император, по своему обыкновению, принял всерьез.
Собравшееся перед пиршеством в зале шумное общество изящных, остроумных и развращенных придворных напоминало описанную выше сцену в Лувре. Те же самые кавалеры и дамы, те же вельможи и пажи. Так же встречались нежные взоры влюбленных и горящие ненавистью взгляды врагов; слышались те же льстивые речи и насмешки.
Заметив входившего коннетабля де Монморанси, которого он по праву считал своим союзником, Карл V пошел к нему навстречу и, отведя в сторону вместе со своим послом герцогом де Мединой, вступил с ним в оживленный разговор.
— Я подпишу все, что вам угодно, коннетабль, — сказал император, знавший честность старого вояки. — Заготовьте акт о передаче Франции герцогства Миланского, и, клянусь святым Иаковом, я уступлю его вам целиком и полностью, хотя это и лучший цветок в моем венце!
— Акт! — воскликнул коннетабль, негодующим жестом как бы отстраняя от себя самую мысль об этой предосторожности, походившей на недоверие. — Вам ли, сир, подписывать акты? Что вы такое говорите, ваше величество? Не нужно никаких актов, никаких документов. Достаточно вашего слова. Разве ваше величество приехали во Францию, заручившись каким-нибудь актом? И неужели вы изволите думать, что мы верим вашему слову меньше, чем вы нашему?
— Вы правы, господин де Монморанси, — ответил император, протягивая коннетаблю руку, — вы правы.
Коннетабль ушел.
— Простофиля несчастный! — вскричал Карл V. — Знаете, Медина, он занимается политикой, как крот, — вслепую.
— А король? — спросил Медина.
— О! Он слишком кичится своим великодушием, чтоб сомневаться в нашем. Он опрометчиво нас отпустит, а мы благоразумно заставим его подождать. Заставить ждать — еще не значит нарушить данное слово, месье, — продолжал Карл V. — Это значит не выполнить обещания в срок, вот и все.
— А герцогиня д’Этамп? — снова спросил Медина.
— Ну, с ней-то мы поладим, — ответил император, то снимая, то надевая великолепный перстень с бесценным бриллиантом, который он носил на большом пальце левой руки. — Да, мне необходимо побеседовать с ней без свидетелей.
Пока император и его посол обменивались вполголоса этими замечаниями, герцогиня д’Этамп в присутствии мессира д’Эстурвиля жестоко высмеивала виконта де Марманя за его неудачное ночное приключение.
— Не про ваших ли людей рассказывает Бенвенуто всем и каждому такую забавную историю, господин де Мармань? Оказывается, на него напали четыре бандита, а он, защищаясь только одной рукой, заставил их проводить его до дому. Уж не было ли и вас, виконт, среди этих учтивых вояк?
— Мадам, — ответил злосчастный де Мармань, вконец смутившись, — все это произошло несколько иначе, и презренный Бенвенуто просто хвастает.
— Да-да, я не сомневаюсь, что он кое-что выдумал и приукрасил, но ведь в сущности это правда, виконт, чистая правда! А в таком деле главное — сущность.
— Поверьте, — воскликнул де Мармань, — это ему даром не пройдет! Я отомщу! И, надеюсь, на сей раз буду счастливее.
— Постойте, постойте, виконт! Какая там месть! По-моему, вам просто придется начинать новую кампанию. Ведь, кажется, этот Челлини обе первые выиграл.
— О мадам, это случилось потому, что там не было меня, — пробормотал де Мармань, все более и более смущаясь. — Наемники воспользовались моим отсутствием и сбежали, подлецы!
— А я советую, де Мармань, признать свое поражение и не связываться с Челлини, — вмешался прево. — Вам с ним положительно не везет.
— Ну, в невезении, милейший прево, вы мне не уступаете, — ехидно ответил де Мармань. — Ведь если верить некоторым слухам — впрочем, их подтверждают такие неоспоримые факты, как захват Большого Нельского замка и исчезновение одной из его обитательниц, — то и вам, дорогой мессир д’Эстурвиль, не очень-то повезло с Челлини! Хотя говорят, что, не слишком помышляя о вашем благоденствии, он зато печется о счастье вашего семейства.
— Господин де Мармань, — вскричал прево, взбешенный тем, что его домашние невзгоды стали предметом пересудов, — позже вы объясните мне смысл этих слов!
— Ах, господа, господа! — воскликнула герцогиня. — Прошу вас, не забывайте, пожалуйста, о моем присутствии. Вы оба неправы. Если человек не умеет искать, он не должен упрекать другого в неумении находить… Надо объединяться против общего врага, а не радовать его зрелищем побежденных, старающихся перегрызть друг другу глотки, господин де Мармань. Но все уже идут к столу. Вашу руку, виконт. Что ж! Если сильные мужчины пасуют перед Челлини, посмотрим, не окажутся ли более удачливыми слабые женщины с присущей им хитростью. Я всегда считала союзников лишней обузой и любила бороться одна. Это конечно, опасней, но зато не надо ни с кем делить честь победы…
— Вот нахал! — прервал герцогиню виконт де Мармань. — Поглядите, как фамильярно держится Бенвенуто с нашим великим королем! Право, можно подумать, что он аристократ, тогда как на самом деле этот человек всего-навсего жалкий чеканщик.
— Что вы, что вы, виконт! Челлини — подлинный аристократ — смеясь, воскликнула герцогиня. — Разве много вы найдете среди нашего старинного дворянства семей, которые вели бы свой род от наместника Юлия Цезаря! Это так же редко, как владеть гербом с тремя лилиями и гербовой связкой Анжуйского дома. Вы думаете, господа, что, беседуя с этим чеканщиком, король оказывает ему честь? Ошибаетесь. Наоборот, чеканщик оказывает честь Франциску Первому тем, что отвечает ему.
В самом деле, Бенвенуто разговаривал с королем так непринужденно, как сильные мира сего приучили этого художника — избранника богов.
— Ну, как у вас продвигаются дела с Юпитером, Бенвенуто? — спросил король.
— Готовимся к отливке, ваше величество.
— И когда же свершится это великое событие?
— Как только я вернусь в Париж, сир.
— Возьмите наших лучших литейщиков, Челлини; да смотрите ничего не жалейте, чтобы отливка удалась. Если понадобятся деньги, вы знаете — я не поскуплюсь.
— Знаю, ваше величество, что вы самый щедрый, самый великий и благородный король на свете! — ответил Бенвенуто. — Но благодаря жалованью, которое вы мне назначили, я теперь богат. Что же касается отливки, о которой вы изволите тревожиться, то, с вашего позволения, мне хотелось бы сделать все самому. Откровенно говоря, я не очень доверяю французским литейщикам. Конечно, они люди способные, но я просто боюсь, как бы из-за своей любви к отечеству им не вздумалось испортить работу художника-иностранца. И, признаюсь вам, сир, для меня слишком важно добиться успеха в создании Юпитера, чтобы я мог доверить отливку статуи посторонним.
— Браво, Челлини! — воскликнул король. — Вы говорите как истинный художник!
— А кроме того, я хочу заслужить награду, обещанную вашим величеством.
— Правильно, верный мой Бенвенуто! Мы не забыли своего обещания и, если останемся довольны работой, щедро вас вознаградим. Повторяем это еще раз при свидетелях: коннетабле и канцлере. В случае нашей забывчивости они напомнят нам о данном слове. Не так ли, Монморанси?.. Не так ли, Пуайе?
— О, ваше величество, вы даже представить себе не можете, как важно для меня это обещание именно теперь!
— Вот и прекрасно! И мы непременно выполним его, маэстро… Но двери зала уже открыты. За стол, господа, за стол!
Подойдя к императору, Франциск I взял его под руку, и они возглавили длинную вереницу почетных гостей. Оба государя одновременно вошли в широко распахнутые двустворчатые двери и сели за стол друг против друга. Карл V — между Элеонорой и герцогиней д’Этамп, Франциск I — между Екатериной Медичи и Маргаритой Наваррской.
Яства и вина были превосходны, за столом царило непринужденное веселье. Франциск I чувствовал себя во время пиров, празднеств и увеселений как рыба в воде; он забавлялся истинно по-королевски и хохотал, как простолюдин, над рассказами и шутками Маргариты Наваррской. Карл V, со своей стороны, осыпал любезностями сидевшую рядом с ним герцогиню д’Этамп. Гости беседовали об искусстве и политике. Пиршество подходило к концу.
За десертом пажи по обыкновению стали обносить гостей водой для ополаскивания рук. Герцогиня д’Этамп взяла у пажа золотой кувшин и таз, предназначенный для Карла V, налила в таз воды и, согласно этикету испанского двора, опустившись на одно колено, протянула таз императору; то же самое сделала Маргарита Наваррская по отношению к Франциску I. Карл V погрузил в воду кон