— Ему же семнадцать… — попыталась перевести я тему в более мирное для Сырка русло. Но промахнулась.
— Это ты со своими микробами от жизни оторвалась! А у меня, помимо Васи, ещё Любочка и Игорь! И все есть хотят!
— Не с микробами, а вирусами… — сделала я попытку защитить святое. — Угодно тебе знать, мои вирусы…
— Девочки, не ссорьтесь! — взвизгнула Плюшка, более похожая ныне на дорогой торт со взбитыми сливками.
— Помолчала бы! — хором рявкнули мы, ибо красная гадость уже давала себя знать, и наши эмоции принялись фонтанировать не на шутку.
— Не отрывайся я со своими, как ты выражаешься, микробами, сейчас бы, может, пол-Европы не было! — орала я, заходясь от обиды.
— Если бы все бабы с микробами всю жизнь сидели, всей Европы давно бы не было! — центнерной массой надвигалась на меня Сырок. — На дом свой глянь! Ты тут микробов разводишь своих что ли?! Грязища! Противно пить из твоих рюмок, там же пыль столетней давности!!!
— Что ты вопишь-то?! — не выдержала Плюха. — На себя посмотри! Два часа сидим, у тебя одни разговоры, где что подешевле купить, да как алименты у мужика выбить.
— Зато у тебя мужиков по пять на день! — взвилась Машка. — Кукла ты силиконовая!
— И горжусь этим! — разъярилась Плюшка. — Я слежу за собой, в отличие от вас! Одна в инкубатор превратилась, другая в сушёного книжного червя! Жизни в вас ни на грош! Аж скулы сводит. Вместо вина — чернила, вместо мужиков — стиральная машина и микробы!
— Что вы к моим микробам пристали! — меня понесло. — Я без пяти минут доктор наук! На мои работы ссылаются ведущие вирусологи, а вы что?! Толстосумами своими трясёшь? Пятым размером дирижаблей дутых?! А толку?!
— Толку во мне много! Я… я Женщина! А ты свои микробоустойчивые джинсы когда последний раз стирала?! — Машка вскочила и хватанула меня за брючину. Штанина задралась, предоставив на обозрение миру мою бледную лодыжку. — Ха! Да у тебя и щетина на ногах, как у бомжа!
— Зато IQ 150!
— …и полный дом грязи! — победно подвела итог Сырок.
— …и стрижка овечьими ножницами системы «Ощипанная в темноте»! — злорадно захохотала Плюшка.
— Я сама только чёлку!!! — овечьи ножницы меня добили. — Некогда мне по салонам шастать!
— Точно-точно! — внезапно приняла мою сторону Сырок. — Некогда нам! И не на что! Нас мужики разные не спонсируют.
— От вас не то что мужики, микробы разбегутся, — проворчала Нюрка.
— Они и так разбегутся. Хоть хороводы вокруг води, — как-то обмякла Сырок. — Вот что им надо?! Мой-то… Обед всегда на столе, дети ухожены… Убёг! А я по гарнизонам за ним… дура, — Машка загрустила.
Мне стало её жаль. И себя…
— И тупые все. Я своему половину кандидатской сделала. Свои результаты исследований за просто так… Валенок vulgaris! Но амбиций! И что думаете? Кандидатский минимум сдал и поминай, как звали. Блондинку, небось, нашёл… с вакуумом промеж ушей.
— При чём тут блондинки? — Плюшка тряхнула вытравленными дорогими осветлителями волосами. — У нас, считаете, всё в шоколаде? Последний мой… ныл всё, чтоб я рот сделала, — она почмокала пухлыми губками, гордость пластического хирурга. — Сделала. Ой, девчонки, физиономию вот так разбарабанило! — Нюра развела руки, демонстрируя нереальные размеры личины после операции. — Думала, оркестр уж заказывать…
— Ну? — мы сочувственно уставились на подругу.
— Гну! — она понурилась. — Пока в клинике лежала, нашёл какую-то… Ей лет-то, как моему коту!
— Во-во… — снова вздохнула Сырок. — Говорю же!
Девичник удался! Разборки на почве дамской тематики плавно перетекли в излияния с неизбывной жалостью к себе и неизбежным порицанием второй половины человечества.
— А Борюську помните? — вдруг романтически закатила посоловелые очи Плюша. — Он, наверно, не такой…
— Да ладно, не такой! — отмахнулась я. — Такой в точности! Бегал за мной хвостом, все контрольные на моём горбу. А потом прихожу к Машке, он у неё сидит и пироги трескает…
— Конечно, трескает, — насторожилась Сырок. — А потому что у тебя, кроме контрольных, да Кафки твоего, и взять нечего было.
— Ага, — гнусно заулыбалась Нюрка — а потом ты резко Кафку на Коха поменяла. То есть, палочку его…
— Фу, ну ты и пошлячка! Как и была! — отпрянула от Плюхи Машка.
— Ты о чём?! — меня скрутило в смеховых конвульсиях — палочка Коха это… короче, возбудитель туберкулёза это, если проще!
— А я не обязана… — надулась Сырок. — У меня поважнее дела есть!
— Угу, тем более, Борюсика ты пирогами не больно-то прельстила. Подрос и к Нюрке переметнулся.
— Хе, — Плюшка лукаво прищурилась. — Путь к сердцу мужчины лежит, конечно, через желудок, полный пирогами, но я нашла короче! Потому что… пошлячка я.
Сырок явно хотела дать увесистым кулаком в холёный мраморный лоб подруги, но внезапно громогласно расхохоталась.
— Ну, ты и язва! Ладно, кто старое помянет… Здорово было! И без борюсиков всяких. Помните, как зажигали? Синий синий иней лёг на провода-а-а…
— … в небе тёмно-синем синяя звезда!!! — подхватили мы дурными голосами и повскакивали с мест.
Соседи колотили по батарее. Запыхавшись, я подтанцевала к зеркалу. Оттуда на меня уставилась взъерошенная дамочка «за 30» с впалыми щеками и кругами под светящимися школьной безмозглостью глазами.
— Классно Mail придумал всё же, правда, девчонки?
— Да, вообще, супер! — Нюрка валялась на диване, дрыгая в такт музыке изящной ножкой.
— Брови что ли, правда, выщипать… — я продолжала рассматривать своё, точно впервые увиденное, отражение в зазеркалье.
— А я пироги вас печь научу, хотите? — Машка широко улыбнулась.
Два цвета слёз
Я взглянула на часы. До часа X оставалось двадцать минут. Внутри меня происходило что-то непонятное. Наверно, так чувствует себя стиральная машина, если включить одновременно режим стирки, отжима и сушки. Так, конечно, не бывает. Никакая стиральная машина не выдержала бы, но мы-то люди, у нас и не такое случается. Мы с моей подругой Наталкой Жади называли Жанночкой. Жа-ди… для русского уха имя имело какой-то неприятный привкус — Жади, жа-ди-на. Некрасиво. А Жанночка была нежной, с невероятными оленьими глазами. Когда она танцевала, позванивая монистами и браслетами, у меня захватывало дух и хотелось плакать. Впрочем, Жанночка, давала повод поплакать нам вволю на каждом шагу. Когда-то ведьма-свекровь отняла у неё ребёнка, оболгав перед сыном и всей роднёй. Сынок был тот ещё фрукт… Но ухаживал красиво. Они все такие до свадьбы. А потом стал тряпка тряпкой, вечно слушал свою гадюку-мамашу…
За стеной заходился соседский ребёнок, выбивая меня из состояния сладостной печали. Наградил же бог соседями. Несколько дней колотили, точно дятлы, в стены и по трубам. Что-то, видно, ремонтировали. Теперь не могут урезонить своё уже охрипшее от визга дитятко. Что за люди!
Сегодня я увижу Жанночку в последний раз… За полгода она стала мне необходима, как воздух. С ней я погружалась в мир сильных чувств, ярких образов, с ней я плакала просветлёнными, рвущими сердце слезами.
Я попробовала пыхтящий на плите борщ и вздохнула. У людей любовь, борьба, а я… опять борщ пересолила. Скучно. В замке заворочался ключ. Лёшка. Он, пожалуй, не заметит. Мой муж никогда не замечает, что я что-то пересаливаю. Хотя… он не больно-то замечает, что я, вообще, готовлю. Он кладёт на согнутое колено очередной детектив с плоскими, бесчувственными суперменами на обложках и даже не смотрит в тарелку. Метёт, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Он весь там, среди своих навороченных героев с килограммовыми «пушками». Наверняка, Лёшка спит и видит, что это он в одиночку сражается с вездесущей мафией. А сам… гвоздь вбить не может.
До прощальной встречи с Жанночкой шесть минут. Запиликал телефон. Очень некстати. Звонила запыхавшаяся Наталка. Она, по всем приметам, тоже чувствовала себя, стиральной машиной, врубленной на все режимы работы сразу. Хоть кто-то меня понимает…