Людмила уселась на пушистый ковёр рядом с дочерью.
— Во что играешь?
— В дочки-матери, — Анюта с готовностью потеснилась, чтобы маме было вольготно и она не вздумала уйти. Играть с мамой намного веселей, чем одной. Анюта поспешно принялась вводить мать в курс дела. — Я — мама, Миша — папа, — она ткнула в косматого медведя, подаренного ей на пятилетие — а это наши дети. Маша — дочка, а Кондрат — сыночек.
Разряженная в пух и перья кукла Маша стеклянным взором смотрела в потолок. Сыночек Кондрат явно не вписывался в видовые рамки, поскольку был уродливым, бесчисленное количество раз стиранным, но любимым Анюткой зайцем.
— Всё ясно, — сердце Людмилы сжалось сладостной истомой материнской безрассудной любви. Её дочура сама была похожа на чудесного куклёнка со светло-русыми кудряшками на лбу и чистыми, как капель, глазами. От бурлящей нежности Людмила сжала зубы. Дочку хотелось схватить на руки, тискать и целовать, как когда-то её саму тискала мать. Сейчас Людмила её понимала, тем более, что сама была поздним ребёнком.
А когда-то, в далёком детстве неуёмные ласки матери казались ей чересчур навязчивыми. Особенно смущало, когда мама сажала её при гостях на колени и целовала, целовала, целовала в затылок, виски, щёки… Было, конечно, тепло, уютно и надёжно, по телу бежали сладостные мурашки, но ведь ей было уже пять! Она взрослая! Обычно Людмилка выворачивалась из мягких материнских рук и убегала. Анютка росла такой, же. Рассудительная, строгая, не терпящая «телячьих нежностей».
— А кем буду я?
Анютка немного снисходительно посмотрела на непутёвую мать. Не понимает таких простых вещей!
— Ты будешь их бабушкой, — она указала на сидящих за столом Машу и Кондрата.
— А, поняла! — Людмила рассмеялась. — Что мы будем делать?
— Сейчас мы будем варить обед.
Порывшись в тяжёлом ящике с игрушками, Анютка выудила оттуда коробку с пластиковыми овощами, фруктами и рыбёшками.
— Чур, я буду жарить рыбу! — Людмила обожала эти часы безмятежной игры с дочуркой.
— Ладно, — девочка притворно вздохнула. Жарить пластмассовую рыбу намного скучнее, чем варить суп. Рыбу надо просто положить на маленькую сковородку, а суп… Суп это настоящее произведение искусства! В кастрюльку необходимо сложить разную еду: свёклу, лук, картошку… Интересно, а можно туда же бросить и яркий, похожий на солнышко, апельсин? Главное, чтобы всё было красиво. Вот картошка и лук это некрасиво, потому что они коричневые. А если добавить туда оранжевую морковку и бардовую свёклу, получается просто загляденье.
Анютка, прикусив от усердия кончик языка, колдовала над кастрюлей с «супом» для своего игрушечного семейства. Людмила раздумывала, чем бы украсить маленьких разноцветных рыбёшек, чтобы заслужить одобрение дочки. Можно, пожалуй, даже пожертвовать веточкой настоящего укропа. Лишь бы в глазёнках Анюты засветилась радость.
— У меня всё готово! — сообщила Анюта и продемонстрировала кастрюлю полную разноцветных ингредиентов. — Сейчас будем обедать. — Девочка встала и покровительственно посмотрела на членов семьи. Хозяйка! — И чтобы всё съели, а то не вырастите большими.
Анюта, нахмурив светлые бровки, раскладывала «суп» по тарелкам.
— Здесь только четыре порции, — подсказала Людмила. Ещё одна возможность в игре напомнить дочке про счёт до десяти. — А сколько нас вместе?
— А, да! — Анюта подбежала к своему шкафу и извлекла из него ещё одну тарелку. Нагрузив туда свой гастрономический шедевр, протянула матери. — На, мамочка!
— Спасибо, — Людмила улыбнулась и придвинулась к общему столу, за которым расположились её «внуки» и «зять» Миша.
— Нет! — Анютка помотала шелковистыми кудряшками. — Ты же старенькая, иди кушать в свою комнату.
Рука с игрушечной тарелкой замерла в воздухе, дрогнула. Пластмассовые овощи с гулким стуком посыпались на пол.
— Ей-богу, мама! — Анютка всплеснула руками, точь-в-точь, как делала сама Людмила, и кинулась вытирать несуществующую лужу супа.
Что-то неотвратимое и душное заставило Людмилу подняться. Она прижала к груди пластмассовую тарелку и, точно оглушённая, пошла из комнаты. Руки отяжелели, ноги стали ватными.
— Ты куда? — Анютка кинулась вслед за матерью. Догнала, вцепилась в подол платья, прижалась лицом к бедру. Неужели игра закончилась, не успев даже начаться?!
— Но ты же сказала…
— Нет, чур, не считается! — девочка бросилась к кровати и шустрым колобком нырнула под неё. Под кровать отправлялись сломанные или просто надоевшие игрушки. Она долго возилась там, гремела чем-то и, наконец, выбралась, держа в руках маленький столик с отломанной ножкой.— Нам без тебя будет неинтересно обедать!
Анюта беспомощно огляделась в поисках чего-нибудь, что могло бы заменить отсутствующую ножку. Нашла кубик со стёртой на нём картинкой. Подставила. Столик накренился, водружённая на него тарелка съехала на пол. Анюта собрала раскатившиеся овощи, сложила их обратно и подсунула ещё один кубик. Расписанный под хохлому, но уже изрядно обшарпанный предмет мебели стоял криво, но тарелка на нём удержалась.
— Вот, — хозяйка игрушечной семейки удовлетворённо надула щёки. — Это будет твой стол. Отдельный. Чтобы мы тебе не мешали. Садись.
Людмила смотрела на два разных стола: большой, новый, за которым седели «молодые» члены семьи и отдельный — с парой кубиков, вместо ножки. Между ними было расстояние сантиметров в двадцать, но оно казалось непреодолимым. Нехороший холодок пополз по спине.
— Мама, иди обедать! — Людмила сунула голову в маленькую, пахнущую лавандой и нафталином комнатку. — Всё готово, только тебя ждём.
Тамара Егоровна удивлённо посмотрела на дочь. Глаза у неё были, как две капли воды, похожи на анюткины. Она засуетилась и уронила из рук плюшевого щенка Васюка, которому пыталась приклеить оторванный нос.
— Иду, иду.
Анютка заболтала ногами под столом и почувствовала, как носок туфельки коснулся бабушкиной ноги. Девочка ойкнула и посмотрела на Тамару Егоровну. Та лукаво прищурилась. Обе заговорщически захихикали.