— Уверен⁈ — нахмурился Лука. — Да быть не может!
— Сам с ним разбирайся, — развёл руками Комар. — Бывайте!
Он кинул мне картуз и рубаху, а после отчалил.
— Бажен червонец от Истомы зажал? — спросил я, заранее зная ответ.
— Само собой! — подтвердил Лука.
Я выругался. Денег не заработали, ещё и десять целковых на ветер выбросили, а времени до конца лета всё меньше остаётся! Время как вода сквозь пальцы утекает!
Хотел было сказать, что насчёт этого выродка предупреждал, но к нам подбежал Хват.
— Лука… это… Яра нигде не видно!
— Так чего ты здесь забыл⁈ — рыкнул на него старший. — Бегом искать!
— Серый, красавчик! — похвалил меня Хват и умчался, только пятки засверкали.
Я поднялся с брёвнышка и навалился на дощатую стенку, пережидая приступ дурноты, потом кое-как натянул рубаху и огляделся. Мы сидели между рекой и лодочным сараем, от которого доносились крики разгорячённой толпы. Я соблазнился идущей от воды прохладцей, нахлобучил картуз и зашагал к берегу.
— Сам дойдёшь? — крикнул вдогонку Лука. — Я тогда белобрысого поищу!
— Беги! — разрешил я, опустился на корточки и сунул руку в воду.
Сразу стало легче. Увы, ненадолго.
Я умылся, поднялся на ноги и покачнулся, но переборол головокружение, постоял так немного и поплёлся в Гнилой дом. Пока шёл, то думал, что Яр не только лишил нас выигрыша, но и украл у меня победу.
Возвращаюсь один, будто побитая собака, в ухе звенит, голова кружится, пальцы не шевелятся, а кисть отекла, и всего навара — тридцать грошей, а не три десятка целковых!
Конечно, всё куда как хуже обернуться могло. Много хуже! Но так горько и противно на душе стало, что словами не передать. Когда пробирался через болото и вовсе накатило желание шагнуть в топкое место, чтоб уже с концами. Чтоб раз и навсегда отмучиться.
Это и отрезвило. Сроду подобных мыслей не водилось, теперь-то какая такая трагедия приключилась? Руки-ноги шевелятся, голова на месте, ещё и долгов не навесили.
Так чего раскис? Выгребу! Сам выгребу и Рыжуле помогу!
Вспомнил о девчонке и как-то даже воспрянул духом. И та не подвела. Стоило только подняться на второй этаж, Рыжуля вмиг оказалась рядом, выспросила подробности, поздравила и потрепала по волосам. Ещё велела принести холодной воды, так и сидел с рукой в ведре, снова и снова рассказывая мелюзге, как махался с Чумазым. Почти не привирал — мне и так-то не особо верили.
А вот пацаны вернулись ни с чем. Яр как сквозь землю провалился.
Если не дурак, больше на Заречной стороне не появится. А сунется в Гнилой дом — сгинет. Мы брёвнышки переместим — кто старой дорогой пойдёт, непременно в самую топь угодит.
Спал плохо. Снились кошмары, невыносимо ломило правую кисть. То и дело просыпался, прикладывался к глиняному кувшину с водой и долго-долго пялился в тёмный потолок, не в силах заснуть. Но как-то всё же проваливался в забытьё, чтобы очень скоро пробудиться вновь.
Снов не запомнил. От снов неизменно оставался один только липкий пот.
Встал на рассвете больным и разбитым. Не особо даже порадовала мысль, что Чумазому сейчас куда как хуже. Осознание того, что и сам мог лишиться половины зубов или даже распрощаться с жизнью, отнюдь не примиряло с дёргавшей руку болью.
Может, и вправду сглазили?
Неприятности-то валиться начали даже раньше, чем зарок не брать чужого нарушил!
Я беззвучно выругался и осмотрел кисть. Отёк за ночь нисколечко не спал, но все пальцы шевелились, а когда взялся легонько нажимать на ссаженные костяшки, то никаких особо неприятных ощущений не испытал.
Не сломал, не выбил.
Хорошо? Да уж неплохо.
И вместе с тем опухшую кисть ощутимо крутило и припекало, возникла даже мысль показаться монастырскому целителю, но нет, конечно же — выбросил эту блажь из головы. И без того теперь месяц батрачить. А рука — что? Просто ушиб. Само пройдёт.
Я выбрался из гамака, и сразу стало нехорошо, едва на ногах устоял. Оделся и спустился с чердака, отыскал хлеба и сыра, перекусил, напился воды и отчалил.
На сей раз добрался до монастыря без приключений, и даже дьячок не нашёл к чему придраться, отправил приглядывать за свечами. Всё как вчера — аромат ладана, запах дыма, песнопения, шорох одежды и голос священника. Я старался не обращать на всё это внимания, дабы сосредоточиться исключительно на небесной энергии, точнее — на ощущении тепла и безмятежности, которое приходило вместе с ней.
Вдох-задержка-выдох. Раз-два-три.
Тепло в себя, тепло по телу, тепло из себя. Раз-два-три.
Сегодня всё получилось само собой, но вдохнул-качнул-выдохнул — и чуть глаза на лоб от боли в правой кисти не полезли, аж слёзы выступили. Какое-то время я простоял, скрипя зубами, затем убрал с подсвечника огарки и повторил попытку, только на сей раз волну тепла через себя не погнал.
И — нормально.
На следующем выдохе я толкнулся теплом в руку легонько-легонько, в ответ ощутил неприятную ломоту и сопротивление. Перебарывать боль и выплескивать небесную энергию через кисть не стал и вместо этого потянул её назад, при этом неожиданно для себя получил куда больше, нежели направил. Ушло тепло, вернулся жар.
Я сосредоточился на этом ощущении, начал омывать кисть энергией и сразу оттягивать её обратно. Так увлёкся, что едва за свечами присматривать не позабыл. Хорошо хоть вовремя опомнился, а то бы точно нагоняй получил.
Туда-обратно-вовне. Туда-обратно-вовне.
Постепенно боль утихла, и я рискнул вернуться к первоначальной схеме, выдавив из себя волну тепла в том числе и через руку. Так и передёрнуло всего, а кисть загорелась огнём, но сработало!
И уж не знаю, как и почему, но к концу службы отёк рассосался, от опухоли не осталось и следа. Разве что ныли и не до конца сгибались пальцы, а в остальном — будто и не отшиб костяшки о челюсть дурачка.
Впрочем, а отшиб ли я их? Или это меня приложило отдачей при выплеске энергии? А ну как сработал приказ, и на деле я врезал магией?
Пустые фантазии? Да вот ещё! Не мог же отёк за несколько часов сам собой пройти! Не бывает так! Только не само собой!
К монастырскому целителю я не пошёл. Стоило бы наведаться, конечно, но такие дела быстро не делаются: пока брата Светлого отыщу, пока объясню, зачем явился, пока мои слова проверят. На всё про всё запросто не один час уйти может, а Горан Осьмой велел до трёх пополудни к нему явиться.
Крутить фиги охотнику на воров было откровенно боязно, поскольку тот не показался человеком, который оставит подобное неуважение без последствий. Прошлая наша встреча ясно дала понять, что с таким лучше не шутить. Сказать по правде, с таким и вовсе лучше бы задружиться. И не из-за того, что он охотник на воров — это как раз всё предельно осложняло! — просто других знакомцев среди тайнознатцев у меня не было. Пламен и брат Тихий не в счёт — к ним на хромой кобыле не подъедешь, да и всего лишь адепты оба-двое, а тут цельный аспирант! Глядишь, чему научит или хотя бы растолкует!
Прежде в Чернильной округе мне бывать не доводилось, слышал только, что получила она своё название из-за множества книжных лавок, где торговали в том числе и чернилами. А ещё студиозусы тамошнего университета имели обыкновение во время беспорядков закидывать флаконами с ними людей окружного пристава. Сразу видно — цену деньгам не знают!
Местами на стенах домов и вправду виднелись синие и чёрные кляксы и потёки — некоторые казались свежими, другие уже почти смылись дождями и выгорели на солнце. А вот никакой вопиющей роскоши я так и не углядел. В Среднем городе куда как богаче кварталы видывать доводилось, даром что главный корпус университета оказался аж в пять этажей высотой, а украшали его фасад серые из-за сажи мраморные статуи. Да и я на фоне прохожих нисколько не выделялся — очень многие попадавшиеся навстречу юнцы были стрижены под горшок и носили чиненную и латаную одежду, ещё даже обтрёпанней моей собственной.
Никому не было до меня никакого дела, разве что разорался какой-то расфуфыренный приказчик. На тихой чистенькой улочке торговали всякими колдовскими диковинками, вот я и прилип к витрине одной из таких лавок. На полках были выставлены здоровенные стеклянные шары, внутри них просматривались изображения людей. И были это не плоские картинки, а призрачные подобия.
Красота!
Но приказчик моей тяги к прекрасному не оценил, пришлось убираться оттуда подобру-поздорову. Оно и к лучшему. Часы как раз отбили половину третьего.
На обороте визитки охотника на воров значился адрес, но очень скоро я сообразил, что бродить по округе в поисках Бумажного переулка могу хоть до утра, поэтому обратился за помощью к попавшемуся на глаза дворнику. Тот глянул придирчиво, огладил бороду и непонятно спросил:
— Не абитуриент, выходит?
Взгляд дядьки потяжелел и сделался колючим. Неприятным.
— Не-а, — честно сознался я и, опасаясь, как бы меня не погнали отсюда метлой, соврал: — В слуги пробуюсь.
Миг дворник колебался, и я совсем уж было собрался достать визитную карточку, но не пришлось. Дядька вредничать не стал и втолковал, куда идти и где сворачивать. Я в итоге даже не заблудился.
Бумажный переулок оказался узеньким и замощённым подгнившими уже досками. Друг против друга там тянулись фасады двухэтажных зданий, выстроенных стена к стене. Никаких боковых проходов не было, под окнами — крохотные цветнички. Я отыскал дверь, отмеченную табличкой с лаконичной надписью: «Горан Осьмой, аспирант», и постучал закреплённым на ней молоточком.
Дальше взялся шаркать подошвами ботинок о лежавшую на земле решётку. Успел избавиться от грязи и даже постучал второй раз, прежде чем выглянул Горан. Он окинул быстрым взглядом меня и переулок, после отступил, позволяя зайти.
— Разувайся! — потребовал охотник на воров, заперев дверь на засов.
Я так и сделал.
Из крохотной прихожей мы прошли в не столь уж и просторную комнату с выходившим на цветник перед домом окном, и обстановка на меня особого впечатления не произвела. Широкий письменный стол, кресло и пара стульев, секретер со множеством ящичков и шкафы, шкафы, шкафы. На второй этаж уходила лестница, узкая и крутая.