— Сейчас тебе впрыснут медикаментозный коктейль, дитя, — успокаивающе положил мне руку на плечо дон Диего. — Подобный используется во флоте и космодесанте чтобы не потерять сознание от перегрузок, но в данном случае он нужен, чтобы ты без проблем перенес установку нейроимпланта.
Страха не было совсем — если бы речь шла о коррекции, зачем меня так успокаивать? Это просто нерационально. Под эти мысли, протыкая одежду сразу десяток игл впился мне в спину по линии позвоночника. Эффект от препарата пришел сразу же, без боли, но конвульсивной реакцией — если бы не стягивающие ремни, меня бы выгнуло дугой. Через мгновение краем глаза я увидел, как манипуляторы медицинского робота прислонили мне к виску таблетку с многочисленными тонкими, едва заметными иглами.
— Это монитор активной поддержки, — параллельно пояснял дон Диего. — Вживляемый нейроимплант, сегодня за ночь он синхронизируется и станет твоим незаменимым помощником на долгие годы.
Манипулятор уже прижал мне таблетку к виску — боли не было, но тело словно раздвоилось в пространстве, моя нервная система как будто перезагружалась.
— Кроме того, в будущем монитор поможет нам лучше узнать о твоих способностях, чтобы направить по правильному пути. Да, немного неприятно, но ничего страшного в процедуре, как видишь, нет, — мягким голосом продолжал говорить дон Диего. — Осталось еще немного, сейчас станет чуть-чуть темно, но не волнуйся, это ненадолго…
Свет перед взором как раз погас — я больше нечего не видел, только мутная темная пелена.
— Сейчас, дитя, подожди еще немного пока идет настройка. У тебя на периферии зрения уже должны появляться цифры.
Действительно, сверху появился идентификационный номер из восемнадцати цифр, справа-снизу возникли дата и время: «11.12.3098 23:15». Параллельно я уже чувствовал, что спинка кресла поднимается, а мягкие змеи ремней с меня сползают, возвращая возможность двигаться. Дон Диего помог мне подняться с кресла и потянув за плечо повел прочь из лаборатории.
Тело повиновалось, но чувствовалась некая двойственность — словно оно теперь не до конца мне принадлежало. Нечто похожее было, когда пропустил сильный удар в голову, только тогда еще тошнило. Но странное плавающее состояние понемногу отпускало, уже почти пропав когда мы поднялись на лифте в самый центр круглого зала на дне огромного атриума. Свет вокруг приглушен — уже наступила стандартная ночь, ни единой души кроме вокруг не видно.
— Это Солнечный колодец, сердце нашего инкубатора, — широким жестом показал по сторонам дон Диего.
Колодец был разделен этажи-уровни, на каждом — за перилами круговых галерей, теснящиеся вплотную двери капсул. Три уровня в самом низу выкрашены в желтый цвет, дальше еще три этажа в нежно-зеленый, еще выше переходящий в сочный оттенок июльской листвы и на четвертом, последнем кластере из трех уровней, цвет окраса был синим.
— Четыре цвета, четыре года и первые четыре ступени в жизни каждого ребенка Республики, если он воспитывается в инкубаторах, — пояснил дон Диего.
Подтолкнув к лестнице неподалеку, он вывел меня на нижнюю галерею и повел вдоль многочисленных капсул. Ширина каждой чуть больше метра, диаметр колодца метров сто пятьдесят, значит длина окружности по этажу около пятисот метров, примерно по четыреста капсул на уровень; на каждой годовой ступени из трех этажей-уровней около тысячи двухсот ячеек, а всего в инкубаторе не больше пяти тысяч мест — навскидку прикинул я общее количество капсул. К одной из них, с приоткрытой дверцей из-за которой виден мягкий желтый свет, дон Диего меня уже привел.
— Сегодня, Деймос, ты стал частью инкубатора Кальдерон. Так как тебе уже исполнилось одиннадцать, минуя ясли ты попал сразу на первую ступень взросления. Перешагнув еще три, — показал дон Диего наверх, — когда тебе исполнится четырнадцать, ты навсегда покинешь инкубатор. Твои новые товарищи на первую ступень из яслей шагнули в начале года, они все здесь уже освоились и готовы перешагнуть на вторую ступень уже меньше чем через два месяца. Я понимаю, что ты пропустил почти весь учебно-подготовительный год, но думаю с твоим домашним образованием проблем это не составит. Если же у тебя будут сложности, я всегда готов помочь советом.
Никак не отреагировав, я продолжал игнорировать дона Диего, глядя прямо перед собой. Нужно было проверить еще одну догадку, обозначив границы доступного.
— Дитя, я понимаю тяжесть твоей потери, так что сегодня сделаю для тебя исключение. Сейчас ты отправишься в свою капсулу и сразу заснешь, чтобы утром проснуться свежим и отдохнувшим. Но если ты и дальше будешь демонстрировать подобное поведение, это будет расценено как неуважение к наставнику, и я буду вынужден назначить тебе экзекуцию. У нас в инкубаторе это порка плетью — серьезных увечий не наносит, но подобные истязания причиняют немалые боль и страдания.
После этих слов я с трудом удержал невозмутимое выражение лица — у нас в замке провинившихся плебеев часто пороли плетьми, это было вполне обыденным делом. Вот только я не был готов к тому, что наказание плетьми когда-либо может быть применено ко мне. Это предстояло обдумать.
— Подумай над моими словами, дитя, — словно угадал мои мысли дон Диего, после чего приглашающе распахнул приоткрытую дверь капсулы. — Твое личное жилое пространство. Свою старую одежду брось в окошко приемника, она тебе больше не понадобится. Увидимся утром, дитя, спокойной ночи.
Дон Диего посмотрел на меня выжидательно, чуть наклонив голову — почти как химера недавно, только смотрел он человеческими глазами. Возникло неприятное впечатление — несмотря на показательную доброжелательность и внешность милого старичка, под маской морщинистого лица словно прятался безжалостный и беспощадный змей.
Удивительно, но сохранять спокойствие мне помогало напутствие убийцы матери. Лорд Рамиро посоветовал мне молча ждать подходящего момента для второй попытки. Глупо думать, что так он мне ее и предоставит, но если есть хотя бы тень надежды, то нужно пытаться. Для того, чтобы выбраться отсюда и отомстить, а еще узнать, почему меня выписали из патрициев, нужно стать умнее, сильнее и взрослее. С последним от меня ничего не зависит — с годами придет, а вот первые задачи доступны в меру сил, а наказания от наставника этому будут препятствовать. Поэтому нужно осваиваться и соблюдать правила — по крайней мере, не выходить далеко за их границы.
— Спокойно ночи, дон Диего — сдержанно кивнул я улыбнувшемуся в ответ наставнику. Когда зашел в капсулу, люк за спиной сразу захлопнулся.
Личное жилое пространство представляло из себя узкий пенал метра четыре в длину и полтора в высоту. Мой рост сто сорок девять сантиметров, чуть выше среднего для возраста одиннадцати лет, плюс подошва — так что едва ощутимо упирался теменем в потолок, если стоять выпрямившись.
Капсула сквозная — с другой стороны тоже люк, непрозрачно-матовый. Справа голая стена неактивного сейчас голопространства, вдоль левой стены скромная меблировка в виде откидных кровати и стола со стулом, также небольшой ящик с письменными принадлежностями в герметичной упаковке. Дальше на выдвижной перекладине вешалки запаянный в целлофан желтый комбинезон — единственное яркое пятно в этой собранной из серого рифленого металлопластика коробке пенала. Откинув от стены кровать, обнаружил тонкий матрас из вспененного теплоизолирующего материала и чуть более толстый брикет подушки.
Присев на кровать, я тяжело вздохнул. У нашего садовника были собаки-химеры, у каждой из них в вольере удобств было больше. Да и сами вольеры были больше этой конуры. Закрыв глаза, я вздохнул еще раз, потрогал таблетку монитора на виске и только сейчас начал осознавать всю бездну нового положения.
Не раздеваясь лег на кровать, глядя в потолок. Одежда — единственное что связывало меня с домом, снимать ее не хотелось, а переодеться я успею и завтра утром.
Очень хотелось плакать, но плакать было нельзя.
Патриции не плачут.
Глава 3Кальдерон
Закрыв за новым подопечным дверь капсулы, командор-маршал Диего Кальдерон невольно передернул плечами — при всей своей детской внешности, вполне подходящей для обложки глянцевого журнала для молодых мамочек из модных гостиных Сарагосы, этот юный красноглазый ублюдок Сангуэса пугал его до дрожи.
Дон Диего родился в начале двадцать первого века на Земле, рос обычным ребенком и вот уже более сотни лет будучи главой инкубатора привык к самым разным детям — умным или глупым, импульсивным или апатичным, способным или отсталым, но главное к детям обычным, ведущим себя привычно и предсказуемо. Когда же приходилось общаться с юными патрициями, особенно с наследниками-претендентами, дон Диего всегда чувствовал себя не в своей тарелке.
После того как республиканское общество было структурировано лестницей пирамиды, все дети патрициев в разной степени подвергались генетической модификации. Если же речь шла о претендентах-наследниках, то у них с самого рождения показатель интеллекта был выше, чем у девяносто восьми процентов остального человечества — таких детей в далекой молодости старого наставника называли гениями или вундеркиндами.
Раздумывая об этом, Диего Кальдерон в очередной раз напомнил себе, что кроме более широкого спектра усвояемых знаний, никаких сверхвыдающихся способностей эти дети в большинстве своем без созданных условий не показывали. Иногда даже наоборот, ведь ум — это не только интеллект, но еще опыт и эрудиция, в сплаве становящиеся приобретаемой с годами мудростью. Тем не менее, это понимание не помогало ему сегодня сохранять спокойствие под пронизывающим взглядом красных глаз. Этот маленький демон словно чувствовал свое превосходство, смотрел словно бы сквозь него — дон Диего внутренне опасался, что это он вот-вот обратится в монстра и вцепится ему в шею удлинившимися клыками.
Пройдя в центр круглой арены Солнечного колодца, дон Диего встал на платформу гравилифта. Четыре секунды подъема, и он оказался на самом верху инкубатора — у главных ворот через которые в большой мир выходили выпускники, достойные увидеть небо.