На Веласкес после моих слов стало почти физически больно смотреть — так в момент осознания проигрыша выглядят люди, поставившие на кон все что у них есть.
— Они тебя кинут, — прошептала Веласкес. — Ты что, не понимаешь, они тебя кинут!
— Мы же одна семья, как они могут меня кинуть? — искренне удивился я, округлив глаза.
— Да ты… Да ты ничего не понимаешь! — вцепившись себе в волосы, в отчаянии уже закричала Веласкес. — Ты что наделал, дурак⁉
— Давай, обзывайся. Плебея обидеть может каждый, — уже не выдержав рассмеялся я, отчего Веласкес замерла.
— Ты пошутил?
— Ты так часто называла меня малышом, что я решил тебе показать, как действуют и думают настоящие малыши, — подмигнул я патрицианке. — Считай, что вошел в роль.
На пару мгновений мне показалось, что Веласкес сейчас взорвется так же, как Стефа однажды. Но Стефа жила на самом краю пять лет, а эта шестнадцатилетняя женщина заглянула в бездну всего на несколько секунд, поэтому крепко зажмурившись, она быстро справилась с собой.
— Если будешь продолжать называть меня малышом, это будет не последним твоим аффектом за время нашей грядущей дружбы и сотрудничества, — доверительно сообщил я.
— Что она тебе предлагала? — проигнорировала мое предупреждение раскрасневшаяся Веласкес.
— Анабель как ментор, поступление в Академию и возвращение в фамилию через брак.
— На какой путь?
Черт, про путь развития в Академии я даже не подумал уточнить. Путь Чести для меня был запланирован как для претендента-наследника, а сейчас ведь с планируемым «возвращением в семью» ситуация меняется. Понятно, что пока нереальная перспектива, но все равно подобный вариант нужно было в уме держать.
— Про путь я не спросил, — признался я.
— И что ты ответил на предложение?
— Поставил репутационно невыполнимые условия. Так что не волнуйся, наше соглашение в силе.
— Я не волнуюсь!
— Ну вот и не волнуйся.
Веласкес звучно втянула воздух, глядя на меня с заметной злостью.
— Все-все, простите, сеньорита Сандра. Вы патрицианка, а я простой плебей, много себе позволяю. Я свободен, могу идти?
— Что с Бартосом?
— А что с ним? За него уже готовы отдать десять грандов?
— Нет, пока тишина. Я про другое — почему он так важен?
— Ты все-таки готова слушать?
— Да.
— Это опасное знание. Ты точно все обдумала?
— Да. Я все обдумала и готова слушать.
— В инкубаторах действует разветвленная сеть вовлечения воспитанников в детскую проституцию и сексуальное рабство для услады пресытившихся развлечениями возрастных патрициев. Бартос — рядовой исполнитель самого нижнего уровня системы, которая с первого года инкубатора делает жизнь выбранных кандидатов невыносимой. Потом на горизонте появляется добрый мастер отряда, предложение которого звучит как избавление, дальше думаю сама додумаешь.
— Откуда ты это знаешь? — прошептала ошарашенная Веласкес.
— Оттуда. Еще подозреваю, что твоя донна Фиорелла и мастер второго отряда донна Рамона в этой системе играют далеко не последнюю роль, раз уж именно они занимаются переводом Бартоса, прикрывая его попытки саботировать мою деятельность. Они обе тоже пешки, только выше уровнем чем Бартос и, если ты узнаешь чьи они клиенты, поймешь кто здесь главный исполнитель в налаженной схеме.
— Донна Рамона и донна Фиорелла — клиенты клана Хименес.
— Ну вот тебе и ответ.
— Нас за такое знание на корм мегалодону выкинут, — не скрывая волнения, сглотнула слюну Веласкес.
— Я тебя предупреждал.
— А я тебя не послушала. Думала тупые плебейские шуточки, — совсем не скрывала она эмоций.
— Ну вот теперь наслаждайся острым патрицианским юмором.
— И что делать?
— Я тупой плебей, а ты умная патрицианка. Ты мне скажи.
— Ах да, все забываю, — фыркнула Веласкес, собравшись и приходя в себя. — Ты просто так похож на патриция, поэтому иногда принимаю тебя за нормального.
Нет, она не «иногда принимает меня за нормального», а наоборот — общается как с нормальным почти постоянно, просто иногда вдруг искусственно включает режим язвительного презрения. Странное поведение, но возможно это все из-за гормонов, которые уже начали вырабатываться? Кроме того, она ведь женщина, а их логика поведения не всегда доступна — так что, наверное, эту ее особенность нужно просто принять.
Вообще в сложившийся ситуации для нас что-то делать — это как бежать навстречу тяжелой бронемашине в попытке забороть ее голыми руками, несопоставимые весовые категории. Поэтому никаких других вариантов, кроме как «ничего не делать» я даже не предполагал, но заговорившая Веласкес смогла меня удивить.
— Надо поспрашивать донну Фиореллу, — вдруг выдвинула она идею.
Очень неожиданно, такого неразумного варианта совсем не ожидал, Веласкес казалось мне много умнее.
— И она нам все расскажет? — даже не нашел я сразу что ответить на такое предложение.
— Пристрастно поспрашивать, — пояснила Веласкес.
Если пристрастно спрашивать, то после этого в отношении донны Фиореллы у нас только один путь: «Чик по горлу и в колодец», как любил приговаривать мастер меча Николай.
— Ты самоубийца? — внимательно посмотрел я в яркие бирюзовые глаза Веласкес.
— Нет.
— Но ты хочешь выступить против могущественной структуры, где так или иначе наверняка повязаны большинство семей, а скорее всего вообще все двенадцать фамилий?
— Я не хочу. Ты выступишь.
— А это ты неплохо придумала. Вот так сразу избавиться от конкурента… — удивился я.
— Малыш, как тебя зовут? — вдруг мило улыбнулась Веласкес.
Такой же вопрос задавал мне не так давно дон Диего. Мог бы сейчас не отвечать, но Веласкес уже с «малышом» нащупала одну болевую точку, на которую я не перестаю реагировать эмоционально, давать ей вторую не хотелось.
— Деймос Рамиро.
— Отлично. А не подскажешь, откуда у тебя такое имя, кто тебе его дал? Пока будешь вспоминать об этом незнаменательном выветрившимся у тебя из памяти событии, я еще сообщу, что в последнее время клан Хименес набрал серьезную силу и только за минувший год два раз открыто выступал в Собрании Арагона против решений лорда Рамиро.
В таком ракурсе я даже не смотрел на ситуацию. Наверное потому, что в мыслях никак не мог связать себя с протектором, но резон в словах Веласкес определенно был.
— Об этом надо подумать.
— Конечно подумай, — кивнула Веласкес. — Я ведь не предлагаю тебе потрошить на предмет знаний донну Фиореллу прямо сегодня. Это дело ответственное, надо к нему подготовиться так, чтобы после всего ее квант души никто и никогда не нашел.
Комментировать не стал, и так все ясно, поэтому просто кивнул. Когда пауза затянулась, Веласкес вдруг порывисто поднялась и подошла ближе, как будто стесняясь. Ну да, покраснела слегка — и румянец стал ярче, когда она поцеловала себе подушечки среднего и безымянного пальца и приложила их мне к щеке. Поблагодарила, что я ее только что не уничтожил, хотя мог.
Странная совсем — могла бы и вслух сказать.
— Пока, малыш, больше не задерживаю.
Насмешливый тон диссонировал со взглядом — не было никаких сомнений что жестом только что она сказала мне большое и искреннее спасибо. Очень странная молодая женщина, у нее явно с головой не в порядке.
Поклонившись как полагается плебею, я направился к себе на дно инкубатора. Для всего отряда Стефа согласовала сегодня праздничные мероприятия по поводу победы в матче-вызове, но в общем празднике я не участвовал. Санчес сегодня за героя, пусть купается в лучах внимания, а мне нужно подумать, уж слишком много появилось информации для размышления.
Оставшуюся от великолепной четверки троицу инфант я тоже не трогал — пусть сегодня порадуются, ведь завтра тренировки начнутся новые и гораздо более интенсивные. Остаток дня прошел суматошно, будучи наполнен событиями, обсуждениями и действием, но при этом все это было каким-то незначительным, отчего промелькнуло быстрым мгновением.
Вечером после отбоя я лежал в личной капсуле и глядя в потолок не мог заснуть, хотя уже третьи сутки без сна скоро закончатся. Незадолго до полуночи, заставив вздрогнуть, перед глазами загорелось красным оповещение срочного вызова от мастера Эрнандес. Одевшись, я выскочил из капсулы и быстрым шагом дошел до кабинета Стефы — где, неожиданно, кроме нее обнаружилась взъерошенная и возбужденная Веласкес.
Мельком обратил внимание, что в рассыпавшихся по плечам черных волосах уже появились красные пряди, а макияж с красными стрелками на глазах — причем одна незакончена. Видимо известие, сорвавшее сюда ментора одиннадцатого отряда, пришло ей как раз в момент наведения красоты.
— ¡Estamos jodidos y esto es un problema! — с порога озадачила меня Веласкес.
— Что?
— Ты не знаешь испанский?
— У нас, проблемы, это я понял. Какие?
— Большие, Деймос. Очень большие проблемы.
Глава 31Фиорелла
Лениво развалившаяся на диване Анабель Сангуэса ни капли не сомневалась, что вызывает у Рамоны и Фиореллы ненависть и злобу. Но в отличие от крючконосых старух-сестриц ей не было нужды держать лицо, так что она не скрываясь демонстрировала свое к ним максимальное презрение.
— Ну где этот ваш плебей? — поинтересовалась Анабель с томной усталостью как раз в тот момент, когда дверь распахнулась и в кабинет наставника в сопровождении двух синтов-парамедиков зашел инфант Бартос. Выглядел он осунувшимся и бледным, лицо перекошено в страдальческой гримасе — обезболивающее инфант не получал с утра, для максимальной эффективности процедуры удаления алого яда.
Анабель, играя на нервах крючконосых старух, специально начала говорить уже после того, как дверь приоткрылась. Инфант Бартос, также услышавший слова Анабель, едва глянув в ее красные глаза заметно оробел — синты уже вышли, а он все мялся у входа, боясь поднять взгляд.
— Бартос, проходи, сеньорита Анабель сейчас тебе поможет, — фальшиво приветливым голосом позвала донна Фиорелла. — Покажи свою рану уважаемой сеньорите.