Постояв несколько секунд в задумчивости, Паула кивнула и вышла.
Опять я немного слукавил — Бенджамен был бы лучшим выбором изначально на должность заместителя, но, если ставить его сейчас, можно сломать созданную во время моего отсутствия конструкцию. Да и саму Паулу сломать до конца морально, если уж на то пошло.
— Что-то случилось? — спросила Рита обеспокоенно, когда за Паулой закрылась дверь. Заметно волнуется с того самого момента, как я попросил ее остаться.
— Нет, ничего особенного, расслабься. Просто хотел спросить, как у тебя дела.
— Нормально.
Смутившись и мгновенно покраснев, Рита опустила взгляд. Выглядит зажато, так что беседу по душам сходу лучше конечно не начинать.
— Есть у тебя какие-то личные проблемы, или может вопросы?
— Да. Я хотела тебя спросить, мы будем отменять систему заема у отряда?
Неожиданно, я об этом и не думал даже.
— Нет.
Мой ответ так же стал для Риты неожиданностью.
— Почему? У нас же теперь на три десятка человек больше, плюс мы сможем собирать дань с отрядов первой ступени…
— Ну и отлично. Система управляемая, кризиса доверия даже на горизонте не видно, так что менять что-то я не вижу смысла. Тем более нам нужно будет гораздо больше денег, чем на первой ступени.
— А где мы тогда возьмем суммы, чтобы отдавать набираемые сейчас долги?
— Под конец года запустим рекламу, что изгнанный из фамилии бастард вновь собирается унижать фаворитку главы клана Сангуэса, люди такое любят. Ажиотаж, гонорары, успех.
— Почему сейчас такую рекламу не запустить?
— В первые месяцы мы скорее всего будем больше проигрывать, чем выигрывать, так что доходы от трансляций будут в большинстве отправляться нашим конкурентам.
— Ясно.
— Это только один из вариантов достать деньги, но вообще конечно я планирую ограбить какую-нибудь Дакию.
— Если ты имеешь ввиду политику Древнего Рима, то покорить, — поправила меня Рита.
— Для того чтобы какую-нибудь Дакию «покорить» у нас пока нет ни сил, ни ресурсов, так что пока я планирую именно кого-нибудь ограбить, чтобы трансформировать наш спартанский военный коммунизм в древнеримскую демократию. Тогда уже можно и покорять начинать.
— А если не получится?
— Все у нас получится.
— Потому что выбора нет?
— Именно.
Рита чуть улыбнулась, глядя на меня уже без прежнего смущения. Но все равно молчит, не готова полностью открыться, так что придется самому все делать.
— Ты говорила, что тебе забрали из дома вместе с сестрой. Она младше тебя на год и ее зовут Габриэла, так?
— Да, — опустила взгляд Рита.
— И где она, ты знаешь?
— Я спрашивала дона Диего. Габи в нашем инкубаторе, уже поднялась на первую ступень и все у нее хорошо.
— Это он так сказал?
— Да.
— Помнится он говорил, что и у нас с тобой все должно быть отлично настолько, что мы здесь будем чувствовать себя лучше чем дома. Помнишь?
— Да, — не поднимая глаз, негромко сказала Рита.
— Так почему, когда я тебя сейчас спросил о проблемах, ты об этом не упомянула?
Рита не ответила — молчала, не поднимая взгляд.
— Потому что ты не хотела беспокоить, стесняясь нагружать меня своими проблемами?
— Да.
— Ты знаешь, почему погиб твой отец?
— Да.
— Кто тебе рассказал?
— Дон Диего.
— И как он погиб?
— Проповедовал еретическое учение, был казнен.
— Твой отец был казнен тогда, когда меня забирали в инкубатор. Он дал мне прощальное напутствие, которое я до сих пор не могу расшифровать.
Рита посмотрела на меня расширенными глазами, информация стала для нее сюрпризом.
— Наши родители были как-то связаны, я пока не знаю, как. И поэтому запомни, что ты — не часть моей команды, на которую я собрался опираться на своем пути. Ты — часть моей жизни, поэтому никогда так больше не делай как сегодня, не молчи по важным для себя поводам — чтобы проблемы в результате недомолвок не превращались в очень большие проблемы. Если первой ступени показать, что у Габриэлы есть кто-то, кто за нее постоит, ее скорее всего не будут обижать, просто не посмеют. Но если этого не сделать сейчас, то в будущем скорее всего придется разбираться уже с теми, кто будет ее избивать в душе, как и тебя — а это значит придется воевать с первой ступенью, а мне бы этого не очень хотелось при наличии мирной альтернативы. Ты это понимаешь?
— Да, — уже едва слышно прошептала Рита, едва не плача.
Я поднялся и пересел на стул рядом с ней, взял ее за руку.
— Я уже говорил, что никогда тебя не брошу. Я не верю, что ты об этом забыла и опасаюсь, что ты просто не хочешь принимать от меня помощи. Но тогда тебе не нужно было молчать, когда я вчера на общем собрании предлагал всем остаться или отойти в сторону во время моего возвращения наверх.
Рита подняла на меня взгляд, глядя сквозь слезы и отрицательно покачала головой. Я только вздохнул и обнял ее, а она заплакала, уткнувшись мне в плечо. Так мы просидели долго — почти полчаса, а потом молча, слова больше не были нужны, двинулись на ужин, возвращаясь в привычный рабочий режим.
Рита вновь выглядела свежо и бодро беседуя с инфантами отряда, но нет-нет, да кидала в мою сторону смущенные взгляды, думая что я этого не вижу.
Вечером, когда после отбоя пришел в личную капсулу, впервые за целый месяц лег в кровать с удовольствием, спокойно засыпая. Правда, пробуждение наступило практически сразу — разбуженный звуком открытой двери, я увидел ожидающих меня в коридоре двух бессловесных синтов-охранников. Никаких показателей на периферии зрения не видно — монитор отключен. Недолго моя свобода продлилась, похоже.
Это было неприятное осознание, на такой поворот событий я совсем не рассчитывал.
Глава 36Деймос
Синты дали мне время одеться и повели в тюремный изолятор уже знакомыми коридорами. Неизвестность давила, по пути я все гадал что могло произойти — надумав версий вплоть до того, что или лорд Рамиро лишился должности протектора, или же на Арагоне случилась революция, а власть забрал один из кланов двенадцати фамилий.
Внутреннее напряжение постепенно все больше нарастало — я уже принял решение синтов вырубать, чтобы попытаться выбраться из инкубатора. Бездействовал пока только лишь потому, что ждал момента — планируя сделать это до того, как меня обездвижат или посадят под замок, но уже после того как получится узнать что-то конкретное о происходящем.
Есть конечно вариант, что сейчас просто идет ожидаемое испытание от лорда Рамиро, желающего показать всем заинтересованным, что я не его инструмент, а игрушка, но в таком случае за попытку побега меня не сильно пожурят, надеюсь.
В общем, ставки сделаны, теперь главное поймать момент для начала действий.
Мы шли по коридорам тюремного изолятора, причем только что меня провели мимо камеры, где я еще позавчера находился. Миновали несколько дверей, открываемых биометрией старшего синта — надо будет не забыть его руку и глаз с собой забрать, зашли в научную лабораторию при изоляторе.
Вокруг серые стены, медицинское оборудование, в одном из помещений мельком заметил ряды капсул для имитации — полного погружения в виртуальную реальность. Похоже, часть инфантов из тех самых пяти процентов, не вписавшихся в рамки лестницы социальной пирамиды, оказывается здесь. Неприятное место. Так, а если революцию на Арагоне совершили Сангуэса, меня за все хорошее как разложат сейчас на столе вивисектора, мелькнула пугающая мысль. Внутренние демоны при всем при этом что интересно молчали, никак не проявляя себя.
Возможный момент для начала атаки и бегства приближался — похоже, мы пришли в пункт назначения. Синты как раз завели меня в небольшой кабинет, больше похожий на номер в отеле. В углу два кресла рядом с небольшим столиком, на стене пара картин, живой фикус в вазоне, вместо окна проекция с шумящим Ниагарским водопадом, вместо кроватей две массивные капсулы. Одна занята — через полупрозрачную закрытую крышку видна девичья фигура в беспамятстве. Присмотрелся — Веласкес.
Синты уже подвели меня ко второй капсуле, с приглашающе откинутой крышкой. В ложементе записка, красивым почерком от руки выведено: «Не бойся, малыш».
Ну не бойся, так не бойся — первый синт получил тычок в горло, второго лишил сознания ударом ребром ладони по шее. Когда он еще падал на колени, я уже был рядом с Веласкес, откинул предохранительную крышку и нажал кнопку аварийного выхода. Девушка мгновенно распахнула глаза и выпрямилась, глубоко и сипло вздохнув, как всегда бывает при выходе из имитации.
— Привет, — Сандра посмотрела на меня не скрывая удивления.
Я тоже на нее посмотрел, с не меньшим удивлением. Неожиданно, но у Веласкес оказалось почти все тело в татуировках — руки до плеч забиты скандинавским орнаментом, с внешней стороны бедер через талию и живот на грудь поднимается темная растительная вязь, в которую вплетена яркая алая роза, пронзенная кинжалом.
Когда Веласкес в одежде, ее татуировок не видно. Единственное что можно заметить, теоретически, это острие кинжала в ямочке под шеей, но это если ворот блузки расстегнуть, чего Сандра при мне ни разу не делала. Эта молодая женщина сейчас открылась для меня с неожиданной стороны — очень похоже, что внутри она сильно не уверена в себе, или же скрыла за этими рисунками много потрясений, если к шестнадцати годам так сильно расписала свое первое, настоящее и истинное тело. Не думаю, что у нее это уже вторая или третья оболочка — это все же слишком дорого-богато получается. Она не высокородная чтобы оболочки как перчатки менять, у большинства получивших квант души безродных патрициев дополнительные оболочки появляются годам к ста пятидесяти, если вообще появляются.
— Все в порядке? — спросила Сандра, под моим изучающим взглядом невольно прикрыв грудь рукой. Похоже застеснялась татуировок — догадавшись, о чем я думаю.
Брови девушки вдруг взметнулись — она только сейчас увидела пытающихся прийти в себя сипло дышащих синтов.