Гэбриэл ждал меня в машине, сразу за воротами.
– Все окей? Как ты? – спросил он, как только я захлопнула дверь и машина рванула с места.
– Странно, – сипло ответила я. – Как будто все это происходит не со мной. А я просто стою и смотрю на это со стороны.
– Это защитная реакция. То, что надо в этой ситуации.
– Что теперь? – спросила я, теряя голос от внезапно накатившего на меня ужаса неопределенности.
– Ты голодна? У меня дома нет ничего, кроме вина. Хочешь, заедем куда-нибудь и возьмем еду навынос?
– Мне хватит вина, – буркнула я.
– О да. – Гэбриэл тихо рассмеялся и включил музыку.
«Мой замок сравняли с землей за одну лишь ночь.
Я сглупила и на перестрелку взяла только нож.
Мою корону отняли, но, знаешь, мне все равно…» – пела какая-то певица, чье имя я так и не смогла вспомнить.
– Тебе все-таки надо поесть, – сказал Харт.
Мы заехали в небольшой ресторан, заказали и забрали оттуда свой ужин и приехали к Гэбриэлу.
Его квартира внезапно показалась мне лучшим местом на земле. Здесь было уютно, тихо, никто не задавал вопросов и не требовал ответов. Здесь не было страшно. Здесь я не должна была сидеть за одним столом с тем, кто чуть не убил меня. Здесь был тот, кому можно довериться.
Я смотрела, как он хлопочет на кухне, закатав рукава рубашки, и впервые за долгое время чувствовала себя так спокойно и счастливо, словно наконец оказалась… дома. Гэбриэл поставил на стол тарелки. Ужин в его компании показался мне в сто раз аппетитней того, что был на празднике в мою честь.
– Что мне делать дальше? – спросила я.
– У меня есть дом на юго-западе Ирландии, в графстве Керри. Дальше только Исландия. Ты можешь там укрыться, пока все не разрешится. Берег Атлантического океана, живописное место, овечки на зеленых лугах… Надеюсь, ты любишь овечек.
– Просто обожаю, – ответила я.
– Прекрасно. Моя сестра живет неподалеку и поможет тебе обустроиться. Обычно она занята своим домом, живописью и клиентами, для которых проектирует интерьеры, поэтому не будет слишком тебя беспокоить. Если, конечно, не проникнется к тебе симпатией. В таком случае готовься отбиваться от нее.
– Я уже люблю ее, – усмехнулась я.
– Не спеши, – рассмеялся он. – Имя у нее, конечно, ангельское, но зато она обладает удивительным даром сводить людей с ума своей энергией и оптимизмом.
– Энергия и оптимизм – это то, что мне надо. Как ее зовут? – Я уже была заинтригована.
– Анджела. Но все зовут ее просто Анджи.
– Гэбриэл и Анджела. Мне нравятся ваши имена… Ваша семья тоже была религиозной?
– О да… Тот особый тип религиозности, когда ты каждое воскресенье протираешь штаны в церкви, а после мессы сразу идешь в бар через дорогу и напиваешься там до чертиков, – улыбнулся он.
– У тебя имя архангела, между прочим.
– Я не большой знаток Библии, но об архангеле Габриэле наслышан, – усмехнулся Харт.
– Нас всех тоже назвали по христианским мотивам. Сета – в честь третьего сына Адама и Евы, от которых берет начало род человеческий. Майкла – в честь архангела Микаэля. Мое имя означает «христианка», а имя Агнес – «ягненок».
– Прямо божественный отряд.
– Не то слово, – усмехнулась я.
– Хочешь бокал вина? – спросил он, покончив с посудой и захлопнув посудомойку.
– Только если составишь мне компанию.
Гэбриэл открыл бутылку, разлил вино и протянул мне бокал. Я отпила глоток и сдвинула брови. Оно пахло черными ягодами и какими-то ароматными цветами. На вкус было слегка сладким и медово-терпким. Алкоголя я не почувствовала вообще, до того сильным был аромат.
– Это точно вино, а не нектар богов? Покажи бутылку.
Гэбриэл поставил на стол бутылку, и я сощурилась, изучая старую пожелтевшую этикетку.
– Бургундское «Домен Леруа» семидесятого года? – усмехнулась я. – Ну естественно, что же нам еще пить, как не вино за несколько сотен… а повод какой?
– О, поводов у нас предостаточно, – ответил Харт. – Например, ты жива, говоришь и даже шутишь.
Я отсалютовала ему и чокнулась с ним бокалом.
– Должно быть, мой отец платит тебе целое состояние, если ты так разбрасываешься деньгами. Ничего, подожди завтрашнего дня, когда ты останешься без работы, – вздохнула я. – А возможно, даже приобретешь нового врага. Я хорошо знаю своего отца, Гэбриэл. Он не из тех, кто прощает людям неповиновение. Знаешь, только сейчас до меня дошло, что я подставила тебя, когда согласилась сбежать.
– Не волнуйся. У твоего отца сейчас есть более важные проблемы, чем ты или я. Дэмиен Стаффорд, например, который все еще не нашел свою жену…
Боль и обида снова шевельнулись внутри при одном упоминании его имени, но я не позволила этим чувствам завладеть мной. Дэмиен не заслуживает, чтобы я даже просто думала о нем…
– И который не успокоится, пока не отомстит, – добавил Харт.
Я сделала глоток вина и откинула голову на спинку дивана.
– Никогда не думала, что скажу это, но… целиком и полностью разделяю его план. Пусть приступает.
– Правда? А как же мир во всем мире? – улыбнулся Харт, хотя взгляд остался серьезным.
– Как оказалось, мир – это иллюзия, за которой бегают только дети, идеалисты и идиоты. Теперь я хочу другого: чтобы никто и никогда не смел похищать меня и обращаться со мной как с вещью. Хочу перестать быть пешкой, которую все используют, как хотят. Хочу, чтобы мои враги думали триста раз, прежде чем сделать ход против меня. А лучше, чтобы они все были мертвы! И наконец – чтобы мой отец заплатил за все, что сделал со мной. Как только я встану на ноги, как только наберусь сил, он пожалеет, что поднял на меня руку.
Гэбриэл не ответил, но мне показалось, что он разочарован.
– Месть пьянит круче наркотиков, но, как и наркотики, она еще никого не делала счастливым, – наконец сказал он.
Я встала с дивана, подошла к окну и уставилась в темноту. Город напоминал россыпь мерцающей магической пыли на ладони великана. Мне всегда нравилась ночь. Но теперь, после всего случившегося, я начала испытывать тревогу, глядя во мрак.
– А кто сказал, что люди должны стремиться к счастью? – пожала плечами я. – Нет, на этот раз я выбираю месть. Это мое единственное желание, которое я хочу исполнить. Больше у меня ничего внутри нет. И больше я ничего не хочу. Вообще ничего. Эта ненависть – мой источник энергии. Забери их – и я мертва.
Гэбриэл смотрел на меня так пристально, словно я была опасным пришельцем, который ему вот-вот полруки откусит. Я видела его отражение в стекле. Наверное, пытался сопоставить образ той меня, которую он знал, и образ того человека, каким я стала.
– Есть множество других вещей, ради которых стоит жить. И однажды ты о них вспомнишь.
– И что же это за вещи? Любовь? – фыркнула я, разворачиваясь и заглядывая ему в глаза. – Величие природы? Детишки, бегающие вокруг? Вместе стареть, любуясь на звезды, и прочая херня?
Харт пожал плечами.
– Вообще-то я имел в виду секс. И гамбургеры.
Я не выдержала и рассмеялась. Ну и дела, всего пятнадцать минут назад мне хотелось мести и больше ничего. А теперь я хочу… ну как минимум гамбургер.
– Ладно, представь, что ты отомстила всем врагам и при одном упоминании твоего имени они марают подгузники. Что дальше? – спросил он.
– Как только мы с отцом расквитаемся, я уйду в монастырь.
Гэбриэл рассмеялся, но заметив, что я абсолютно серьезна, пробормотал:
– Ты шутишь…
– Не хочу иметь ничего общего с бренной жизнью, с людьми, их интригами, ненавистью друг к другу и жаждой уничтожать все вокруг, – продолжила я. – МакАлистеры и Стаффорды многому меня научили, а именно: не пытайся остановить войну между водой и пламенем. Либо утонешь, либо сгоришь.
– Для того, чтобы не иметь ничего общего с людьми, не обязательно уходить в монастырь. Можно просто поселиться на острове, откреститься от интернета и кабельного и целыми днями играть в «солитера».
– Боже, как банально, – закатила глаза я.
– Как будто монастырь – не банально. Молишься, псалмы поешь и делаешь вид, что проживать жизнь в четырех стенах – это нормально. Ты создана для другого и прекрасно знаешь это.
– Угу. Для секса и гамбургеров? – хмыкнула я.
– Да хотя бы. Секса, гамбургеров, чтобы бегать в бикини по пляжу, пить «Пинаколаду» с зонтиком, играть на гитаре, красить волосы в разные цвета, есть кексы с марихуаной в баре на Тенерифе, сделать татуировку на заднице, носиться на машине с опущенными окнами, визжать на аттракционах, плакать над грустными фильмами, смеяться над своими юношескими фотографиями, петь караоке в три часа ночи…
Он подлил нам вина и продолжил:
– Это не все. Еще снимать дурацкие видео в «ТикТоке», собирать деньги на спасение белуг, ходить на вечеринки в бесстыдно коротких платьях, написать книгу, открыть выставку карикатур в городской галерее, слушать Лану Дель Рей в саду в гамаке, подставляя лицо летнему солнцу, покупать дорогие туфли, пить дешевое вино, печь по утрам блинчики тому придурку, которому повезет стать твоим парнем, возлюбленным…
Гэбриэл чокнулся со мной бокалом и, видя, что я не спешу его перебивать и слушаю, как зачарованная, закончил:
– Смотреть с ним перед сном стендапы Рики Джервейса, объедаясь мороженым, проводить каждое лето на берегу океана, завести пять собак, выучить все созвездия на небе, купить сноуборд и коньки, прыгать со своими детьми на батуте, печь баклажаны на гриле… Подожди, – он возвел глаза к потолку, – я забыл кое-что очень важное. Что-то очень, очень важное… Ах да, пончики из Offbeat. Пальчики оближешь.
Пару секунд я просто смотрела на его лицо, задыхаясь то ли от внезапной сентиментальности, то ли от раздражения. Захотелось ответить что-то резкое, что-то вроде «Это список из журнала “Гламур” для тех, у кого кризис среднего возраста?»
Но хватило духу признать, что мой сарказм будет всего лишь защитной реакцией. В сказанных мне словах было слишком много эмоций, жизни и страсти. Это был «список счастья», а в счастье я больше не верила.