– Ты не предупредил меня, что гробница находится так глубоко под землей. А у меня страх замкнутых пространств. Так что твоим услужением воспользовался лишь один из нас, – заявил я сердито.
Вместо ответа толстяк полез в карман и вынул оттуда мелкий глиняный бутылек.
– Господин мой, пускай ты не видел самого захоронения святого, но эту вот реликвию ты должен взять с собою непременно. В этой бутылочке святое масло из светильника, что горит пред усыпальницей. И масло это наделено чудесными свойствами. Огонь в сем светильнике не угасает, даром что масло туда никогда не доливается.
– Что лишь еще более чудесно, если учитывать, что ты это масло подворовываешь, – сказал я.
– Цену за него я прошу крайне умеренную.
Когда я отказался, проводник смиренно пожал плечами, развернулся и пошагал обратно к городу.
Дождавшись, когда он отдалился на достаточное расстояние, я спросил Беортрика:
– Ты увиделся с тем человеком?
– Да, только он стоял на расстоянии, и разглядеть его лица я не мог. Роста он высокого. Стоял в тени, а на голове у него была меховая шляпа, завязанная под подбородком. Так что лица было почти не видать.
– Он спрашивал о сосуде с воином?
– Я сказал ему, что ничего не разузнал. Затем он задал вопрос, показавшийся мне странным: видел ли я когда-либо своими глазами Папу или короля Карла. Я сказал, что короля несколько раз видел в отдалении, а вот Папу нет. После этого он сменил тему.
– А чем закончился ваш разговор?
– Он сказал, что мне от него, возможно, предвидится работа. Но решение об этом не за ним. Очень скоро он выйдет на меня снова, и я должен буду на день-два оставить Рим.
Слова Беортрика меня озадачили – более того, вселили смутную тревогу. Король Карл находился в далекой отсюда Франкии, и я не мог установить четкой связи между ним и Папой Львом в Риме. Единственными свежими новостями, которые я мог сообщить архиепископу Арну, было то, что Павел поведал мне о Мауро из Непи.
– Так ты его лица не разглядел? – спросил Павел.
Наш обратный путь в «Схолу» пролегал невдалеке от виллы моего друга на Виминальском холме, и я решил, что нам не мешало бы еще раз проведать отставного номенклатора. Глядишь, удастся вызнать что-нибудь новое после нашего визита в усыпальницу Святого Памфила.
Втроем мы собрались в комнате, где Павел держал свою коллекцию свитков, и здесь Беортрик завершил описание своей беседы в катакомбах.
– Тот человек говорил на франкском с весьма заметным акцентом, – сказал я между прочим.
– И как он, интересно, звучит? – заинтересовался хозяин дома.
Я, как мог, исполнил роль имитатора, и видимо, что-то у меня получилось, поскольку Павел моментально определил:
– Значит, это был кто-то из Беневенто. У них там своя манера разговаривать, с эдакой легкой гнусавинкой.
Беневенто, пояснил он, это город в четырех-пяти днях верховой езды к юго-востоку от Рима. Власть там сосредоточена в руках влиятельного семейства аристократов – примерно как в Непи, где всем заправляет герцог.
– Но на этом сходство исчерпывается, – заключил Павел с ноткой почтительности. – Хозяева Беневенто именуют себя принцами, и тому есть основание. Они имеют огромные земельные владения, свой суд, даже чеканят свою монету. Если то, что происходит в Риме, как-то связано с Беневенто, то вам надо быть очень-очень осторожными.
Мне припомнилось его недавнее замечание о том, что сан Папы стоит вровень с титулами сиятельных вельмож и королей и что папские интриги чреваты немалым риском.
– А отчего беневентинцы проявляют интерес к Беортрику? – спросил я своего друга.
Тот удостоил меня долгим взглядом, как бы намекающим: а ты вот сам подумай!
– Что нашему загадочному господину в меховой шляпе известно о Беортрике и зачем он спрашивает, видел ли тот когда-нибудь своими глазами Папу? – подсказал он.
– Чтобы Беортрик мог взглядом определить Папу, когда его увидит, и… – Голос мой замер, и я с усилием сглотнул слюну враз пересохшим горлом, осознав всю громадность этого намека.
Между тем Павел с обыденной невозмутимостью продолжал:
– Здесь, в Риме, Беортрик никому не известен. Он прибывает, по сути, с места успешного убийства иноземного властителя и, смею добавить, – сделал он легкий кивок в сторону саксонца, – имеет вид человека, умело владеющего оружием.
Молчавший до этой поры Беортрик задал, в свойственной ему манере, практический вопрос:
– А беневентинцы могут замыслить покушение, схожее с тем, что устроил Кажд?
– Если им это не по силам самим, они найдут помощь внутри Рима, – заверил его бывший номенклатор. – Ибо в городе есть множество тех, кто был бы рад избавиться от Льва и взял бы на себя проработку практических деталей.
– Тогда я должен срочно предупредить архиепископа Арна! – засуетился я.
Павел нахмурился:
– Для начала не мешало бы убедиться, что Беортрику и в самом деле прочат роль наемного убийцы.
– Ну а если так оно и есть?
– Тогда вы будете в состоянии предотвратить любое замышляемое покушение. – Отставной номенклатор заметил, что я с неохотой принимаю его точку зрения. – Ты забываешь, что Меховая Шляпа спрашивал Беортрика и насчет знакомства с внешностью короля Карла.
Мне было сложно внимать доводам Павла. Быть может, он усматривал интриги и заговоры там, где их на самом деле не было.
– Но ты ведь не считаешь, что беневентинцы и их союзники могут покуситься в том числе и на короля? – отозвался я с сомнением.
Павел пожал плечами:
– Есть и такая вероятность. Так что лучше держать в сердцевине заговора Беортрика, чем вынуждать беневентинцев и их союзников обратиться к какому-нибудь неизвестному головорезу, который будет у нас вне поля зрения.
Но я все еще колебался.
– Если что-то пойдет не так и Беортрик раскроется, его убьют. Я знаю таких людей. Жалость им неведома.
– О себе я позабочусь сам, – резко сказал саксонец.
Оставалось лишь уповать, что эти слова обусловлены не просто гордыней.
Павел удостоил меня холодной улыбкой.
– Я уверен, Арн это одобрит. Если уж на то пошло, это ведь он предложил использовать Беортрика для выманивания греческого шпиона на свет.
О том, что задумка архиепископа не увенчалась результатом, на который он рассчитывал, бывшему номенклатору напоминать не стоило.
– Я не вижу, как все это может быть связано с золотым сосудом, – признался я.
– Я тоже, – коротко сказал Павел.
Затем он поглядел за окно. До захода солнца оставалось не больше часа.
– Если вы хотите вернуться в вашу обитель до темноты, то вам лучше отправляться сейчас, – предупредил нас хозяин виллы.
Глава 15
Шли дни, на протяжении которых Беортрик неистово внушал мне, что воплотить замысел Павла должен именно он, хотя конечный исход вызывал у меня нелегкие сомнения. Но всякий раз, когда я пытался обсудить свои доводы с саксонцем, тот отказывался рассматривать любые другие альтернативы. Единственным, на что мне удалось его склонить, было то, что, по мере возможности, он будет включать в цепочку действий меня. В конце концов за всеми этими спорами и обсуждениями мы изрядно поднадоели друг другу, тем более что ожидание в «Схоле» пока не приносило никаких плодов. Между тем минул целый месяц, и каждый день был жарче и дольше предыдущего: что поделать, весна неудержимо перерастала в лето, и наша церковная обитель становилась все более тесной и душной. Долгие часы я бесплодно размышлял, существует ли какая-то связь между аварским сосудом и угрозой Папе Льву. Не раз я мысленно решался отправиться на Латеранский холм и – будь что будет – доложиться архиепископу Арну, но в последний момент всякий раз откладывал это решение. Архиепископ требовал сведений, по итогам которых он сможет действовать, а их я ему предоставить не мог.
Между тем безделье обрыдло Беортрику настолько, что он зачастил по окрестным тавернам, где беззастенчиво ел и пил, а однажды взял и возгласил прямо в трапезной «Схолы», что больше не в силах битый час бубнить молитвы перед тем, как на столе появится скудная, постная пища. Раздражало его и пение паломников, бредущих ватагами на молебны в большой базилике Святого Петра. Наша обитель располагалась как раз вдоль пути религиозных процессий, и потому у нас не было никакой возможности избегать псалмов, гимнов, а также рьяных выкриков блаженных, беспрепятственно проникающих через стены подворья. В силу своей язвительности Беортрик не раз начинал нарочито фальшиво подвывать всем этим песнопениям, да еще и глумливо комментировать особо страстные вопли флагеллантов[19] или же орать, чтобы святоши прекратили весь этот гвалт.
И вот в середине июня, как раз когда я размышлял, что нас непременно выставят из «Схолы» за недостойное поведение Беортрика, он по возвращении с ужина в таверне сообщил, что срок нашему ожиданию вышел. В таверне к нему подсел некий незнакомец, который сказал ему собирать пожитки, так как завтра с рассветом ему предстоит распрощаться с подворьем.
– Это был тот же человек, что разговаривал с тобой в катакомбах? – спросил я с надеждой.
– Нет. Этот был ниже ростом, хотя акцент у него примерно такой же. А на рукаве еще и нашита какая-то эмблема, что-то вроде ливрейного знака. Чей-то слуга, наверное.
– А откуда он тебя знает, он сказал, хотя бы намеком?
– Нет. На франкском он говорит так себе. Из его слов я понял, что отсутствовать буду несколько дней, а сюда, скорее всего, не вернусь.
– Ты, надеюсь, сказал ему, что вместе с тобой иду и я?
– Пробовал – сумел донести это до него на языке жестов. Вид у него был не сказать чтобы довольный.
К моему облегчению, смуглый, с неприветливым лицом человек, ранним зеленоватым утром встретивший нас у ворот, держал в поводу трех коней. Прилаживая на круп предназначенного мне животного переметные сумы, я ловил на себе недоверчивый взгляд нашего провожатого. Как только мы взобрались в седла, он двинулся впереди размашистой рысью, и довольно скоро мы выехали по пустым звонким улочкам из города и двинулись по предместьям, еще подернутым дымкой утреннего тумана. Было видно, что дорога, по которой мы держали путь, насчитывает множество веков. Первые несколько миль мы проезжали мимо величественных античных гробниц, проплывающих вдоль обочин одна за другой. Вероятно, усыпальницы были сооружены в память о знатных усопших времен еще Римской империи. Большинство этих мавзолеев находилось в плачевном состоянии, а те, что более-менее сохранились, были преобразованы местными земледельцами в амбары и скотные дворы. По расположению утреннего солнца можно было судить, что движемся мы на юго-восток, хотя наш провожатый ни словом не обмолвился о том, куда мы едем и кто нас там встретит. Он ехал, поджав губы, и не обращал на нас никакого внимания: попытка с ним заговорить наверняка уперлась бы в строптивое молчание, так что я и не пытался этого сделать. К полудню мы остановились на постоялом дворе взять воды и напоить лошадей, и здесь я спросил мальчишку-прислужника, что это у нашего провожатого за эмблема на рукаве – грозный вепрь. Мальчишка посмотрел на меня, как на недотепу. Оказалось, что вепрь был фамильным гербом принцев Беневенто. В общем, такого ответа стоило ожидать.