Рен впитывал каждое слово словно губка. Отслеживал мимику, движения кистей, пальцев, тела — Стэндэд не врал. Пока не врал.
— Я согласился, сказал, что она может подъехать к восьми вечера, чтобы мы смогли определиться с рисунком витража. На том и договорились. Слушай, — Марк вдруг запнулся и зачем-то уточнил, — ты ведь не будешь сдавать меня Комиссии? Не после того, как я сказал, что напишу заявление сам?
— Не буду.
— Обещаешь?
— Не зли меня.
— Ладно-ладно… — Пистолет на подлокотнике все еще пугал. — В общем, понимаешь, я забыл о том, что она должна прийти, заработался. А потом поднялась вся эта буча: донесли, что ты убил моих сотрудников, что Комиссия начала за мной слежку, и я понял, что дела скоро совсем разладятся. Какие там витражи, какие девки и альбомы? А она пришла. Пришла и услышала мой разговор с начальником охраны, которого я в этот момент просил убрать тебя.
— Ты называл мое имя?
— Называл. А она, блин, стояла под дверью. Я не знал. Я не собирался с ней ничего делать — случайный ведь свидетель. Я бы вообще про нее не вспомнил, если бы моя охрана в какой-то момент не заметила…
Марк продолжал говорить, но Рен уже не слушал — в его висках пульсировало, а по позвоночнику расползался жар.
Элли… Получается, она всегда говорила только правду. Всегда, с самого начала. Она никогда не состояла ни в каких отношениях с Марком — не спала и даже не встречалась с ним, она просто пыталась помочь. Услышала тот разговор, решила, что речь идет про него, про Рена, и набрала номер… Элли… Элли… А он, дурак…
— Декстер? Ты меня слушаешь? — Стэндэд неверно растолковал нервную реакцию киллера и поспешил уверить: — Я бы не стал ее убивать! Я просто предложил ей деньги за молчание, но она даже не успела ответить, потому что в этот момент как раз ворвался ты и начал палить. А когда все кончилось, она просто исчезла. И все. С тех пор я не видел ее. Веришь мне? Веришь?
— Верю, — выдохнул Рен хрипло.
Он все понял не так, все истолковал по-своему. Слова ей не дал сказать, передал Комиссии. А потом увидел ее бесцветные глаза… Сразу после жара Рена кинуло в холод. Дурак. Не просто дурак, полный идиот. Поспешил поверить в ее рассерженную ложь, когда она съязвила насчет себя и Марка, когда сказала, что лишь игралась с ним… Да она же просто мстила — обиженная и униженная. Что еще она могла тогда ответить? Просто признаться ему в любви? Она и призналась позже, под тем деревом, а он…
О том, что он сделал, вспоминать не хотелось — разум жгло.
Он предал ее. Они все ее предали — суд, Дрейк, Комиссия — все.
В голове шумело. Он уничтожил ее, раздавил, поставил на колени…
— Зачем тогда она искала тебя?
— Что?
Марк, до того что-то говоривший, моментально притих.
— Кто искал? Кого?
— Элли. Она искала тебя, хотела о чем-то поговорить, мы ехали сюда вместе.
— Я не знаю. Честно. Я рассказал тебе все, что знал. Если бы не шторм в горах, я провел бы там еще несколько дней, а потом двинулся назад.
— Кто-то был в твое отсутствие дома?
— Эмма, моя экономка.
— Где она? Позови ее!
— Да не кричи, сейчас позову.
Стэндэд поднялся с кресла, кликнул прислугу, а после того, как в комнату вошла немолодая женщина, спросил:
— Эмма, кто-нибудь приезжал в мое отсутствие?
Экономка нахмурилась и чопорно произнесла:
— Да, мистер Стэндэд. Вас искала молодая девушка.
Рен подался вперед:
— Светловолосая, на черной машине?
— Именно так. На черной машине. Мне еще показалась, что она слишком большая для нее…
— Где она?
От резкого тона экономка попятилась назад.
— Машина?
— Девушка!
— Она… Она уехала. Я сказала ей, что хозяина нет, и она уехала.
— Черт! — прорычал Рен и повернулся к Марку. — У тебя есть машина?
— Есть. Джип.
— Ты ведь одолжишь мне его на недельку?
— Что?
Стэндэд хотел было возмутиться, но вдруг понял, что согласиться куда проще и выгоднее — в его гараже все равно стоит вторая машина, а если Декстер получит тачку, то покинет наконец-то дом. Марк с легким сердцем нащупал в кармане ключи от джипа и протянул их Декстеру.
— Бери, пользуйся. Вернешь, когда станет не нужен.
— Верну.
Я все-таки успела в Канн.
Вот только зачем? Зачем я торопилась сюда, для чего спешила, почему так старалась успеть? И что, собственно, успеть — умереть?
Я улыбнулась одними губами — пусть даже и так. Я не успела сделать самого главного — спасти себя, но вот последние минуты я желала провести именно здесь, в любимом месте, где прожила так долго.
К моменту, когда солнце поднялось над горизонтом, страх вдруг покинул меня, и чаша души, переполненная отчаянием и болью, успокоилась. Затихла, будто и не было терзаний, будто не обливалось кровью сердце. Я перестала в тысячный раз задавать себе вопрос «Когда именно это произойдет, когда смерть настигнет меня?» и отдалась на волю судьбы — просто поблагодарила Всевышнего за возможность увидеть рассвет. Последний рассвет моей недолгой жизни.
Да здравствует двадцать первое сентября!
Не слишком много мне удалось успеть, не слишком.
Проезжая по тихим улицам, я размышляла о прошлом. Линдер не ошибся насчет пятнадцати дней, я действительно чувствовала себя хуже и хуже — тело постепенно наливалось свинцом и тяжелело, но я старательно удерживала руль, так и не определившись, где сделать последнюю остановку.
Дома? Нет, только не там. Одиночество не страшило меня — я давно свыклась с ним, как свыкается тяжело больной человек с неизбежным, но мне было противно лежать на постели и ждать ее, повелительницу конца с темными печальными глазами. Не нужны мне четыре стены, где тесно и душно, не хочу укрываться от солнца, которое пусть и не греет, но все еще светит для меня. Хочу воздуха и ветра, хочу в полной мере насладиться каждым отведенным мне вздохом перед тем, как сойти с тропы.
Я вздохнула. Вот только где же оно, это место? Куда направить автомобиль, чтобы оказаться там? Думать становилось все тяжелее.
А может, просто остановиться и ждать? Не метаться, не думать, не страдать? Я обвела глазами салон.
«А сколько сидеть? Минуту? Десять? Несколько часов?»
Нет, я не смогу… Не смогу равнодушно смотреть, как секундная стрелка с каждым мгновением укорачивают жизнь.
Пересиливая удушливую слабость и желание опустить руки, я переключила передачу и поехала дальше. В какой-то момент мне показалось, что если я не сдамся именно сейчас, то стану немного сильнее, пусть это и случится в самом конце, когда никто не сможет этого увидеть, почувствовать и оценить. Но обрадовавшее поначалу наличие силы воли быстро сменилось тоскливой горечью.
Раньше нужно было быть сильной. Распрямить плечи, поднять голову, с несгибаемой волей бороться за себя и свою жизнь, невзирая на насмешки и неудачи. Тогда, быть может, Рену нашлось бы за что полюбить меня. И вместо тихой, невзрачной в словах и действиях, вечно беспомощной девочки он бы увидел перед собой гордую, похожую на экзотический цветок, сильную женщину. Женщину, которую мечтал бы держать в своих объятьях, которую не выпускал бы ни на секунду. Женщину, которую счел бы за честь защищать и оберегать от любых невзгод, которую поклялся бы любить до последней минуты.
Хватит.
Я проиграла. Пора отпустить мужчину, который не был моим и уже не будет, — с этого момента моя дорога уходит в сторону.
Отпускаю.
Глядя на небольшой просвет между высотными зданиями, где виднелся кусочек голубого неба, я неожиданно для себя поняла, куда нужно ехать. Именно это место поможет мне найти желанное одиночество и разделит со мной грусть. Оно, оно и только оно. Проводив взглядом шагающую по дороге пару влюбленных, я в последний раз огляделась по сторонам и вывела авто на дорогу.
Стук в дверь раздался неожиданно.
Лайза поднялась с кресла и пошла в коридор. На пороге стоял высокий мужчина в распахнутой до середины груди рубашке и выцветших джинсах. Хмурый взгляд, небритые щеки, губы плотно сжаты, в руках нетерпеливо позвякивают ключи. Чувствуя необъяснимое желание захлопнуть дверь прямо перед его носом, Лайза пересилила себя и вежливо спросила:
— Кто вы? Что вам нужно?
— Ты — Лайза? — вопросом на вопрос ответил он.
— Да. А вы?
Мужчина, не дожидаясь приглашения, шагнул в квартиру.
— Какого черта?
— Меня зовут Рен… — бросил незнакомец, разворачиваясь. — И я ищу…
Не успел он закончить, как увидел летящий в челюсть кулак. Автоматически перехватив тонкую руку, он почувствовал, как длинные ногти едва не вспороли щеку с другой стороны.
— Я вижу, — Декстер едва успел поймать вторую руку, — что ты обо мне слышала.
Хозяйка квартиры шипела и вырывалась, словно дикая кошка, осыпая гостя такой бранью, которой позавидовал бы и капитан пиратского судна.
— Умерь пыл!
— Тварь, лучше бы ты сдох в подворотне! Как тебя еще земля носит, ублюдок! Неужто не нашлось на тебя шальной пули?
Вот это да — от подобной злости ошалел даже он — привыкший ко всему ассасин.
— Сядь!
— Свернуть бы твою поганую шею!
— Сядь, я сказал! — Эта бестия однозначно умела испытывать терпение. Едва он бросил ее на диван, как в голову тут же полетела фарфоровая статуэтка — Декстер едва успел пригнуться.
— Да твою же!..
Пришлось спешно выдернуть из штанов ремень. Два быстрых прыжка — и он настиг черноволосую фурию и заломил ей за спину руки. Из пальцев девушки выпала и укатилась под диван сувенирная тарелка — следующее, что должно было полететь ему в голову. Пока ремень прочно обматывался вокруг запястий, Лайза брыкалась и визжала так громко, что ему заложило уши. А после принялась материться так смачно, что Декстеру свело челюсти.
— Услышу еще хоть слово, и это окажется у тебя в глотке, поняла?
Он потряс перед ее носом найденными на полу капроновыми чулками. Лайза по инерции выплюнула ему в лицо еще пару нецензурных слов и осеклась. Глядя в полыхающие гневом серо-голубые глаза, она беззвучно открыла рот, затем закрыла его