Его слова произвели такое впечатление, будто прямо в рыбаков попала молния. Они даже пригнулись и посмотрели на Ачейко с таким ужасом, словно он был, по меньшей мере, шайтаном – юноша уже знал, что это за зверь. Но дальнейшее развитие событий подтвердило, что его действия совершенно правильные. Солнце еще не успело передвинуть на следующее деление тень от высокого штырька солнечных часов, торчавшего в центре небольшого круга (часы находились на центральной площади селения), как ему со всех сторон понесли еду и даже пиво.
Ачейко не стал есть прямо на людях. Он лишь спросил:
– Где находится ас-Синан? Куда идти?
Все замахали в направлении единственной дороги, которая вела из селения, и Ачейко, отягощенный узлами с продуктами, потопал по мелкой въедливой пыли к виднеющимся вдалеке горам. Так он шел четыре дня, и во всех селениях, встречавшихся ему на пути, имя ас-Синана приводило дехкан в трепет, и ему не было отказа ни в чем.
Наверное, попроси Ачейко у них коня, ему точно дали бы. Но он постеснялся, потому что это было бы верхом нахальства.
На пятый день с ним приключилось событие, которое очень ему не понравилось. Его догнали три всадника на превосходных арабских скакунах, и один из них спросил:
– Это тебе нужен ас-Синан?
– Да, – согласно кивнул Ачейко, с трудом вникнув в смысл сказанных слов.
И это было последним, что он сделал по своей воле. Всадники соскочили с коней, схватили юношу, связали его и, перебросив через круп коня, словно тушу барана, помчались по направлению к горам, которые за четыре дня пути так и не стали ближе. Ачейко уже утратил счет времени, когда его наконец привезли в мрачную крепость. Сняв с юноши путы, Ачейко отвели в подземную тюрьму, дав ему кувшин воды и несколько лепешек. Это была облицованная диким камнем яма с решетчатой крышкой наверху. Хорошо хоть дожди в этой местности шли редко, иначе он утонул бы в яме как крыса.
И потянулось томительное ожидание. Чего? Ачейко не знал этого, да и не мог знать.
Глава 14Опасное задание
Старец Горы был в ярости. Кто посмел увести у него куркуру с ценнейшим грузом и потопить суда сопровождения?! Это была неслыханная дерзость. Шейх аль-Джабаль ни в коей мере не грешил на Салах ад-Дина. Султан умел держать слово. Тем более что товар, столь ценный для ас-Синана, был для повелителя правоверных всего лишь ничтожной алмазной пылинкой. Салах ад-Дин уж точно не был вором и грабителем, и никогда не убил бы несчастного к-б-тана и матросов. Он даже к врагам проявлял милосердие – не всегда, но часто.
Даже с захваченным Иерусалимом и его жителями-христианами Салах ад-Дин обошелся достаточно мягко, проявив тем самым государственную мудрость. Не было ни бессмысленных жестокостей, ни разрушений, правда, за свою «милость» султан назначил довольно высокую цену. Тем не менее христианам разрешалось в течение сорока дней покинуть Иерусалим, уплатив выкуп: с каждого мужчины – десять золотых, с каждой женщины – пять, с ребенка – один золотой.
Но многие бедняки не смогли собрать выкупных денег. Рыцари ордена Храма и госпитальеры, располагавшие большими средствами, отказались предоставить их для выкупа бедноты, мотивируя свое решение тем, что они не вправе распоряжаться переданными им на хранение чужими деньгами. Только угроза возмущения заставила орденских рыцарей раскошелиться – они все же уплатили четырнадцать тысяч золотых за несколько тысяч бедняков. Но все равно около пятнадцати тысяч человек так и не сумели выкупиться, и были проданы в рабство.
Король Англии? Нет и еще раз нет! Обладая неуемной, буйной натурой, Ричард Плантагенет никогда не ронял свое рыцарское достоинство. В ярости он мог сотворить страшное зло, но только в открытую. Своим бесстрашием английский король вызывал искреннее восхищение даже у Салах ад-Дина. Узнав однажды, что у его противника от жары болит голова, султан отправил ему корзину снега с горных вершин. Восторгаясь поведением английского короля во время штурма Акры, его неукротимостью, поэты, которых немало было в лагере крестоносцев, стали именовать его Ричардом Львиное Сердце.
Однако простые мусульмане относились к нему куда хуже и даже пугали им детей. И на то были причины – он не раз проявлял жестокость к сарацинам. Когда Акра пала, за жизнь горожан франки потребовали двести тысяч безантов, освобождения полутора тысяч пленников-христиан и возвращения Креста Животворящего. Но Салах ад-Дин преднамеренно затягивал с обменом пленных и выплатой репараций, чем вызывал гнев нетерпеливого Ричарда Плантагенета. Тогда прямо у стен поверженного города король Англии предал мечу около трех тысяч пленных мусульман, которые не смогли заплатить выкуп; среди них были женщины и дети.
Мусульмане восприняли эти казни явным нарушением договора, заключенного между Ричардом и Салах ад-Дином. Но франки сочли его действия как необходимую и даже похвальную меру в рамках общепринятых законов войны – ведь султан тоже казнил рыцарей монашеских орденов, захваченных в плен после его победы при Хаттине, но только тех, кто не захотел принять ислам; а таких было большинство. Однако, перед тем как пойти на столь крутые меры, Ричард заручился согласием других христианских принцев и вельмож. К тому же охрана большого количества пленных сковывала основные силы латинян, – несомненно, Салах ад-Дин учитывал это – что сильно мешало продолжению крестового похода.
Тогда кто поднял руку на имущество Старца Горы, имя которого наводило ужас не только на правоверных, но и на франков?! Увы, шейх не мог найти ответ на этот вопрос. Шпионы работали с полной отдачей, ас-Синан поднял все свои связи, но куркуру с экипажем и тремя шейти словно дэв унес. Возможно, рыбаки что-то и видели, но это такой народ, который боится всего: и шторма, и сильного дождя, и сборщиков податей, и гнева Аллаха, а уж тем более – страшного шейха аль-Джабаля. Поэтому рыбаки предпочитали помалкивать. Длинный язык укорачивает шею.
Возле двери, где сидел ас-Синан, уже битый час топтался даи Джават. Ему казалось, что сведения, которые он принес, не были очень важными, поэтому Джават пребывал в сомнениях – беспокоить шейха или не нужно? Даи звезд с неба не хватал, умом не блистал, но отличался отличной памятью, повышенной исполнительностью и скрупулезностью. Если бы понадобилось сделать точный подсчет зернышек кунжута в мешке, то можно было не сомневаться, что Джават справится с заданием быстрее и лучше всех.
Даи был у ас-Синана вроде секретаря халифа. Он помнил мельчайшие детали переговоров, которые происходили в течение месяца, а также многочисленные поручения шейха аль-Джабаля, притом в деталях. Он ничего не упускал из памяти; казалось, что внутри его головы сидит писец и записывает с помощью калама – тростникового пера – все события, вплоть до ничтожно мелких, на первый взгляд не имеющих никакого значения. Тем не менее Джават мог в любой момент обратиться к своей памяти и напомнить шейху то, о чем ас-Синан и думать забыл.
– Я знаю, что ты стоишь у двери, Джават, – вдруг раздался властный голос шейха. – У меня отличный слух, и я все слышу. Но топчись там, как стадо баранов, входи.
Джават вошел в комнату, осторожно прикрыл дверь за собой и низко поклонился Старцу Горы. Когда он общался с шейхом, его всегда пронизывал священный трепет. Этот страшный человек имел над ним гипнотическую власть. Кроме того, что шейх был знаменит своими познаниями в астрологии и алхимии, а также в магическом искусстве, телепатии и ясновидении, он еще и обладал и даром гинотизера.
Даи особенно врезался в память тот день, когда в Масйаф в гости к ас-Синану приезжал один из крестоносцев, какой-то граф. Когда они осматривали башни, двое хашишинов по знаку шейха аль-Джабаля поразили себя кинжалами в сердце и упали к ногам гостя. Затем Старец Горы приказал еще одному фидаину: «Спрыгни с этой башни!». И тот беспрекословно бросился вниз. После этого шейх аль-Джабаль хладнокровно заметил: «Скажите слово, и по моему знаку все семь человек, которые перед вами, таким же образом падут наземь». Но испуганный граф, потрясенные властью шейха над людьми, поторопился к лестнице, которая вела во внутренние помещения башни. Джават, тогда еще простой фидаин, находился среди этих семерых…
– У тебя новости? – спросил Старец Горы. – Только если они плохие, оставь их на завтра!
– Не знаю, что и сказать, о великий… – Джават переминался с ноги на ногу.
Голос внутри даи подсказывало ему, что его известие может быть весьма полезным общему делу, но с другой стороны оно могло показаться ас-Синану плохим, и тогда Джават даже боялся представить, какие громы и молнии загрохочут и засверкают у него над головой.
– Не мямли! – повысил голос шейх. – Выкладывай, что там у тебя. Да не трясись ты, как овечий хвост!
Джаваи наконец решился:
– Наши люди привезли раба – гулям-и руси. Он шел от побережья, и все время повторял твое имя, о повелитель.
– Гулям-и руси… мое имя? – Шейх аль-Джабаль сильно удивился. – Его допросили?
– Он не знает нашего языка. Бормочет что-то несвязное. Мы разобрали только одно слово – куркура.
– Куркура?! – Шейх взвился, будто ужаленный шершнем. – Немедленно его ко мне! Но только тогда, когда найдете среди наставников кого-нибудь, владеющего языком племени рус.
Наставником оказался племянник известного путешественника Абу Хамида ал-Гарнати, который вместе с ним путешествовал пор землям северных варваров и знал славянский язык. Его, как и многих других наставников, похитили и заставили преподавать в лагере-крепости, которой управлял даи аль-кирбаль Хуссейн. Пришлось слать гонцов и дожидаться, пока они не привезут этого убеленного сединами ученого. Шейх совсем извелся в ожидании. К нему боялись заходить даже приближенные. Он рвал и метал, чего с ним прежде никогда не случалось.
Наконец настал час, когда Ачейко ввели в комнату замка, где сидел Шейх аль-Джабаль. Помещение было обставлено так себе, но страшные глаза старца смотрели на кривича с таким напором, что юноше едва не стало дурно. И то – его кормили лишь раз в день кашей и черствыми лепешками. Хорошо хоть воды давали напиться вволю.