– Снова он!
– Он честолюбив, беспощаден и жесток настолько, что у тебя, слава богу, не хватит воображения. Человеческие законы для него ничего не значат. Чтобы обрести абсолютную власть, он убил своего брата, герцога Гандийского. Чезаре не остановится ни перед чем.
– Я сброшу его с этой вершины.
– Только если не будешь спешить. Не забывай, он владеет Яблоком. Если он познает его истинную мощь, его никто и ничто не остановит.
Эцио тут же вспомнил о Леонардо. Художник был слишком хорошо осведомлен о могуществе Яблока…
– Чезаре неутомим и беспощаден, – продолжал Никколо. – Те, кто не погибает от его меча, соперничают за право пополнить ряды его солдат. Уж на что могущественными были семейства Орсини и Колонна – Чезаре сокрушил их и поставил на колени. На его стороне – французский король Людовик Двенадцатый. – Макиавелли задумался. – Но он останется союзником Борджиа, пока сможет извлекать из этих отношений хоть какую-то выгоду…
– По-моему, ты его переоцениваешь, – сказал Эцио.
Никколо не отвечал, погруженный в раздумья.
– Что он собирается делать со всей этой властью и деньгами? Что движет Чезаре? Я никак не могу понять… Учти, Эцио. – Взгляд Макиавелли остановился на друге. – Чезаре не удовольствуется одним только Римом. Он зарится на всю Италию. И такими темпами он вполне может ее заполучить.
Эцио не верил своим ушам.
– Что я слышу! Ты… восхищаешься им?!
На лице Никколо не дрогнул ни один мускул.
– Чезаре умеет упражнять волю. Качество, редко встречающееся в наши дни. И потом, он – человек, который способен заставить весь мир подчиниться этой воле.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только одно: людям нужен кто-то, на кого они могли бы взирать снизу вверх. Обожать. Поклоняться. Это может быть Бог, Христос, а еще лучше тот, кого ты видишь собственными глазами, а не на картинке. Родриго, Чезаре, да собственно, любой актер или певец, если только он умеет себя хорошо подать и верит в свои силы. Остальное приложится. – Макиавелли отпил немного вина из бокала. – Это часть человеческой природы. Нас с тобой или того же Леонардо не прельщает такая власть. Но есть люди, которые жаждут, чтобы за ними шли, и это опасные люди. – Никколо допил вино. – К счастью, есть такие, как я, которые способны помыкать этими кумирами толп.
– И такие, как я, которые убивают этих кумиров.
Друзья надолго умолкли. Первым нарушил молчание Аудиторе:
– Кто теперь, после смерти Марио, возглавит ассасинов?
– Серьезный вопрос! Особенно при нынешнем состоянии братства. На примете есть несколько кандидатур. Важно не затягивать с выбором. А сейчас вставай и пошли. Нас ждут дела.
– Может, возьмем лошадей? – предложил Эцио. – Рим хоть и утратил былое величие, но он все-таки остается большим городом.
– Это легче сказать, чем сделать. Победы Чезаре в Романье множатся. Власть Борджиа возрастает. Естественно, что и в Риме он чувствует себя хозяином. Лучшие части города принадлежат этому семейству. Мы как раз находимся в одном из его rione[44]. И лошадей из здешних конюшен мы не получим.
– Стало быть, воля Борджиа является здесь единственным законом?
– Эцио, на что ты намекаешь? Хочешь сказать, что я одобряю такой порядок вещей?
– Не разыгрывай передо мной дурачка, Никколо!
– Я ни перед кем не разыгрываю дурачка. У тебя есть план?
– Будем импровизировать.
Они направились к конюшням, где можно было нанять лошадей. По дороге Эцио заметил множество неработающих лавок с закрытыми ставнями. Что бы это значило? Чем ближе к конюшням, тем угрюмее становились солдаты с красно-желтых мундирах. Макиавелли, всегда такой хладнокровный, сейчас выглядел встревоженным.
Через несколько минут дорогу им преградил рослый сержант. За его спиной стояла дюжина солдат, больше похожих на головорезов в мундирах.
– Эй, приятель, что привело тебя к нам? – хмуро спросил сержант у Аудиторе.
– Ну же, импровизируй, сейчас самое время, – шепнул Макиавелли.
– Да вот, хотели нанять лошадей, – спокойно ответил сержанту Эцио.
Здоровяк залился смехом, больше похожим на лай.
– Хотеть будешь в другом месте. Так что топай, откуда пришел.
– А что, это запрещено?
– Ага.
– И почему?
Сержант вытащил меч. Солдаты сделали то же самое. Поднеся меч к шее Эцио, сержант слегка надавил острием на кожу. Показалась кровь.
– Помнишь, что случилось с любопытной кошкой? Вали отсюда!
Эцио едва шевельнул рукой. Выскользнувшее лезвие скрытого клинка полоснуло по сухожилиям руки сержанта. Пальцы его разжались. Меч с грохотом упал на землю. Взревев, сержант попятился, зажимая рану. Макиавелли бросился на троих ближайших солдат, широко размахивая мечом. Солдаты отступили, остолбенев от такой дерзости двух незнакомцев.
Эцио быстро убрал скрытый клинок и тоже схватился за меч и кинжал. Он сделал это как нельзя вовремя: двое солдат, отогнанных Макиавелли, вернулись, готовые отомстить за сержанта. Но никто из людей Борджиа не владел навыками сражения, доступными ассасинам. Чувствовалось, эти ребята больше привыкли полагаться на свой устрашающий вид и численное преимущество.
Застигнутая врасплох, вся дюжина, включая и сержанта, вскоре превратилась в груду мертвых тел. Но на шум и крики откуда-то появились другие солдаты. Их было около тридцати, и они тоже больше размахивали мечами, не видя, куда бьют. Аудиторе и Макиавелли берегли силы и были скупы в своих движениях. Три секунды – и очередной солдат Борджиа валился на землю. Каждый удар ассасинов достигал цели. Эцио и Никколо стояли спина к спине. На лицах не было ничего, кроме мрачной решимости. Кому-то из нападавших удалось сбежать. Остальные были мертвы или серьезно ранены.
– Надо спешить. – Макиавелли тяжело дышал. – Если несколько десятков головорезов Борджиа отправились на встречу со своим Создателем, это еще не значит, что мы попадем в конюшню. Простой народ по-прежнему запуган. Многие боятся даже лавки свои открывать.
– Ты прав, – согласился Аудиторе. – Нужно подать им знак. Подожди, я сейчас.
Поблизости весьма кстати оказалась жаровня. Эцио достал оттуда головню и забрался по стене на крышу конюшни, где развевался флаг Борджиа с красным быком на желтом фоне. Ассасин поджег флаг, и, как только пламя охватило всю ткань, осторожно приоткрылись двери одной-двух лавок, а за ними – ворота конюшни.
– Вот так-то лучше! – крикнул Аудиторе, обращаясь к кучке горожан. Те с сомнением и опаской глядели на него. – Не бойтесь Борджиа. Не становитесь их пленниками. Их дни сочтены. Близится время, когда им придется платить за содеянное.
Подходили новые слушатели, выкрикивая возгласы одобрения.
– Они вернутся, – напомнил Макиавелли.
– Конечно вернутся. Но мы показали этим людям, что Борджиа – не всесильные тираны, какими они себя выставляют.
Эцио спрыгнул во двор конюшни. Никколо был уже там. Они быстро выбрали крепких, выносливых лошадей и оседлали их.
– Мы вернемся, – пообещал старшему конюху Аудиторе. – Вам тут не мешает… немного прибраться. – Он кивнул в сторону улицы, усеянной трупами солдат. – Это ведь ваше место, и вы тут полновластные хозяева.
– Мы приберемся, добрый господин, – ответил конюх, однако вид у него по-прежнему был испуганный.
– Не бойтесь. Борджиа вас не тронут. Вы видели, что и с ними можно справиться.
– Откуда вы знаете, добрый господин, что они нас не тронут?
– Они в вас нуждаются. Им без вас не обойтись. Покажите им, что вы не безгласные скоты, которыми можно помыкать как угодно, и тогда Борджиа придется уговаривать вас помочь им.
– Ах, добрый господин. Они перевешают нас, а то и чего похуже придумают.
– Неужто вы хотите всю жизнь проходить под их ярмом? Проявите стойкость. Борджиа будут вынуждены прислушаться к разумным требованиям. Тираны сильны, пока толпа безропотно им повинуется. Не станет повинующихся, и они потеряют всю силу.
Макиавелли, успевший сесть на лошадь, вынул небольшую записную книжку в черном переплете и что-то туда записал, рассеянно улыбаясь. Аудиторе тоже вскочил в седло.
– Кажется, кто-то меня поторапливал, – сказал он.
– Да, нам пора. Просто я решил записать твои слова.
– Я должен быть польщен такой честью?
– О да! А теперь едем.
Они тронулись со двора.
– Ты здорово умеешь наносить раны, – продолжал Никколо. – Но способен ли ты врачевать их?
– Я намерен излечить болезнь, коренящуюся в сердце нашего общества. Я не собираюсь лишь наблюдать ее симптомы.
– Смелые слова. Но тебе незачем со мною спорить. Не забывай: мы на одной стороне. Просто я высказываю иную точку зрения.
– Это что, проверка? – недоверчиво спросил Эцио. – Если да, давай поговорим напрямую. Я уверен, что смерть Родриго Борджиа не решила бы наших проблем.
– Уверен?
– Да. Оглянись вокруг. Рим – центр власти Борджиа и правления тамплиеров. Людям, что слушали меня возле конюшни, я сказал чистую правду. Убийство Родриго не изменило бы общего положения вещей. Когда имеешь дело с одним человеком, ему достаточно отсечь голову – и он мертв. Но мы имеем дело с гидрой.
– Я понимаю, к чему ты клонишь. Геркулесу пришлось сражаться с семиглавым чудовищем. Отрубленные головы вырастали заново, пока он не нашел способа это прекратить.
– Вот именно.
– То есть ты предлагаешь… обратиться к народу?
– Ну да. А как еще?
– Прости меня, Эцио, но люди ненадежны. Уповать на них – все равно что строить замок на песке.
– Здесь, Никколо, я с тобой не согласен. В основе Кредо ассасина лежит наша вера в человечество.
– И ты хочешь испытать эту веру?
Аудиторе не успел ответить. Мимо них, размахивая ножом, пробежал молодой воришка. В одно мгновение парень срезал кожаные ремешки кошелька, привязанного к поясу Эцио.
– Что за… – растерянно крикнул он.
– Должно быть, он из твоего внутреннего круга, – засмеялся Никколо. – Гляди, как удирает! Такое чувство, словно прошел выучку у тебя. Догони его и заставь вернуть кошелек. Эти деньги для нас не лишние. Встретимся на Капитолийском холме, у Кампидольо.