– Их будет трудно найти.
– Надо постараться. Сам знаешь: чтобы сжечь дом, достаточно бросить в окно горящий прутик.
– Я пошлю своих лучших воров под видом бродячих торговцев.
– Обо всем подозрительном сообщать мне, – сказал Эцио. – Особенно сведения о Микелетто.
– Ты всерьез считаешь, что он скрывается где-то поблизости? Не исключено, что Корелья сбежал в Испанию или в тот же Неаполь. А может, его вообще уже нет в живых.
– Я уверен, что он жив.
– Там видно будет, – пожал плечами Ла Вольпе.
Когда остальные ушли, Макиавелли повернулся к Эцио:
– А что ты поручишь мне?
– Мы с тобой будем работать вместе.
– Трудно желать более заманчивого предложения. Но прежде чем переходить к тонкостям, я хочу задать тебе вопрос.
– Задавай.
– Почему бы тебе не воспользоваться помощью Яблока?
Эцио вздохнул и как мог объяснил почему.
Выслушав его объяснения, Макиавелли достал свою маленькую записную книжку в черном переплете и что-то долго туда записывал. Потом он убрал книжку, сел рядом с Эцио и дружески стиснул плечо последнего. Такие проявления чувств со стороны Никколо были чрезвычайно редки.
– Я готов заняться делом, – сказал он.
– Есть у меня одна задумка.
– Говори.
– В Риме есть женщины, которые могли бы нам помочь. Их нужно найти и побеседовать с ними.
– Что ж, тогда ты выбрал себе подходящего помощника. Дипломатия – это по моей части.
Разыскать первую женщину оказалось просто. Об этом позаботился папа Юлий. А вот разговор с ней не клеился.
Нежданных гостей она принимала в просторной гостиной, в бельэтаже своего громадного дома. Все четыре стены имели окна, из которых открывался потрясающий вид на некогда великий город. Правда, Рим и сейчас частично сохранял свое великолепие, поскольку несколько последних пап весьма заботились о возвеличивании собственных персон и возводили красивые здания, не жалея денег.
– Не знаю, смогу ли я вам помочь, – сказала она, узнав о цели визита, хотя Эцио сразу заметил, что дама старалась не смотреть им в глаза.
– Если в городе затаились горстки сторонников Борджиа, нам необходимо знать о них, – сказал Макиавелли. – Ваша светлость, мы нуждаемся в вашей помощи. Если впоследствии обнаружится, что вы что-то утаили от нас…
– Не угрожайте мне, молодой человек, – ответила Ванноцца деи Каттанеи. – Боже мой! Знаете ли вы, сколько времени прошло с тех пор, как закончились наши любовные отношения с Родриго? Больше двадцати лет!
– Быть может, ваши дети… – намекнул Эцио.
Госпожа Ванноцца мрачно улыбнулась.
– Наверное, вас удивляет, как у женщины, подобной мне, появилось на свет такое отродье, – сказала она. – Должна вам признаться, в них очень мало крови рода Каттанеи. Может, в Лукреции. Но в Чезаре…
Она умолкла. Ее глаза были полны душевной боли.
– Вам известно, где сейчас находится Чезаре?
– Я знаю не больше, чем вы, и меня это вполне устраивает. Я уже не помню, когда в последний раз виделась с ним, хотя мы и жили в одном городе. Для меня он умер.
Чувствовалось, папа Юлий поостерегся что-либо сообщать ей о местонахождении сына.
– Может, ваша дочь знает?
– Если я не в курсе, откуда знать ей? Она теперь живет в Ферраре. Можете туда наведаться и поговорить с ней. Но ехать туда далеко. А ей самой его святейшество настрого запретил когда-либо возвращаться в Рим.
– Вы видитесь с ней? – спросил Макиавелли.
Женщина вздохнула:
– Я же вам сказала: Феррара находится далеко на севере. Я нынче не расположена к столь длительным путешествиям.
Она выразительно посмотрела на слугу, стоящего у двери, потом как бы невзначай бросила взгляд на водяные часы. Госпожа Ванноцца не предложила им угощения и, кажется, была рада поскорее выпроводить назойливых гостей. Деи Каттанеи производила впечатление несчастной, не особо здоровой женщины. Эцио заметил, что ее ладони не знали покоя. Разговаривая, она постоянно их растирала и разминала. Могло ли это быть просто болезненной привычкой? А может, она что-то скрывала? Или ей был неприятен разговор о тех, о ком она предпочла бы не говорить?
– У меня восемь внуков… точнее, было восемь внуков, – вдруг сказала Ванноцца.
Эцио и Макиавелли знали, что Лукреция родила нескольких детей от разных мужей, но многие умерли в раннем детстве. Поговаривали, будто она никогда не принимала свою беременность всерьез, предпочитая развлекаться и танцевать вплоть до наступления схваток. Может, это было причиной, отдалившей Лукрецию от матери? У Чезаре была дочь Луиза – ребенок четырех лет от роду.
– Вы видитесь с кем-нибудь из внуков? – спросил Макиавелли.
– Нет. Полагаю, что Луиза и сейчас в Риме, но стараниями ее матери в малышке больше французского, чем итальянского.
Ванноцца встала. Словно по сигналу, слуга распахнул затейливо украшенные двойные двери.
– Жаль, что я не смогла вам чем-нибудь помочь…
– Спасибо, что уделили нам ваше время, – сухо поблагодарил ее Никколо.
– Есть другие люди, с которыми вам стоило бы побеседовать, – сказала Ванноцца.
– Мы собираемся нанести визит герцогине д’Альбре.
Ванноцца плотно сжала губы.
– В таком случае удачи, – неуверенным тоном пожелала она. – И поторопитесь. Я слышала, она готовится уехать во Францию. Быть может, если мне повезет, она зайдет проститься со мной.
Эцио с Никколо тоже встали, откланялись и ушли.
– Думаю, нам стоит обратиться к Яблоку, – сказал Макиавелли, когда они очутились на улице.
– Повременим.
– Мое мнение может не совпадать с твоим, но мне кажется, ты поступаешь глупо. Что ж, пойдем теперь в гости к герцогине. На наше счастье, мы оба говорим по-французски.
– Шарлотта д’Альбре уезжает во Францию не сегодня. Мои люди следят за ее домом. Вначале я хочу навестить другую женщину. Странно, что Ванноцца не упомянула ее имени.
– И кто же она?
– Джулия Фарнезе.
– Разве она теперь не живет в Карбоньяно?[131]
– Мои шпионы сообщили, что сейчас она в Риме, и нам грех не воспользоваться такой возможностью.
– С чего ты решил, что от нее мы узнаем больше, чем от Ванноццы?
– Джулия была последней любовницей Родриго, и он пылал к ней сильной страстью.
– Помню, когда французы захватили ее в плен, Родриго рвал и метал.
– А потом французы предложили за нее смешной выкуп – три тысячи дукатов. Они явно продешевили. Родриго заплатил бы им раз в двадцать больше, только бы вернуть Джулию. Ради нее он пошел бы на любые уступки. Наверное, так всегда бывает, когда любовница моложе тебя более чем на сорок лет. Страсть ударяет в голову, начисто вышибая разум.
– Но страсть не помешала Родриго бросить Джулию, когда ей стукнуло двадцать пять.
– Да. По его меркам, она стала слишком стара для него! Поспешим же.
Они пошли по узким улочкам на север. По пути Никколо заметил, что Эцио ведет себя все более настороженно.
– В чем дело? – спросил он.
– Ты ничего не заметил?
– А что я должен был заметить?
– Не оборачивайся! – бросил Эцио.
– Хорошо, не буду.
– По-моему, за нами следят… Какая-то женщина.
– Давно?
– С тех пор, как мы ушли от Ванноццы.
– Думаешь, это одна из ее служанок?
– Возможно.
– Одна?
– Похоже, что да.
– В таком случае давай ее схватим и вытрясем ответ.
Подавив нетерпение, они замедлили шаг и двинулись неторопливо вдоль торговых лавок, а затем завернули в питейное заведение. Там, загородившись кружкой, Эцио мельком увидел высокую, крепко сложенную светловолосую женщину в добротной, но неприметной одежде темно-зеленого цвета, сшитой из легкой ткани. Одежда не стесняла движений и в случае чего позволяла двигаться достаточно быстро.
– Я ее вижу, – сказал Эцио.
Они оба внимательно осмотрели стену здания с выступающими закругленными камнями, к которому прилепилось питейное заведение. Этот стиль сейчас считался очень модным. В стену на одинаковом расстоянии было вделано несколько железных колец для привязывания лошадей.
Идеально.
Эцио и Никколо прошли в заднюю часть заведения, однако привычной двери там не обнаружили.
– Надо спешить, – сказал Макиавелли.
– Лезь за мной! – ответил Аудиторе, поставив недопитую кружку на ближайший стол.
Он полез на стену, Макиавелли за ним. Прохожие изумленно глазели, как двое мужчин в развевающихся на ветру накидках достигли крыши и исчезли из виду. Они неслись по крышам, перепрыгивая через улицы и переулки. Носки их сапог поддевали хлипко державшиеся черепичные плитки, и те падали на камни мостовых, на траву, а то и на прохожих. Последние торопились убраться подальше.
Даже если эта женщина умела влезать на стены, она не могла этого сделать в столь длинной одежде. Однако Эцио заметил у нее на боку скрытый вырез, позволявший ей бежать. И теперь женщина со всех ног неслась вслед за ними, расталкивая всех, кто попадался ей на пути. Кем бы она ни была, чувствовалось, где-то она прошла хорошую выучку.
Наконец они потеряли ее из виду Тяжело дыша, они остановились на крыше церкви Сан-Никола деи Портиис и легли на живот, внимательно оглядывая окрестные улицы. Ничего особо подозрительного они не увидели. Правда, Эцио показалось, что среди прохожих он заметил пару воришек Ла Вольпе, промышлявших в толпе. Маленькими острыми ножичками они срезали кошельки. Вероятно, они не были ни лучшими, ни надежными, чтобы Ла Вольпе отправил их в провинцию, но Эцио все равно решил уточнить у Лиса при первой же возможности.
– Спускаемся, – предложил Макиавелли.
– Нет. Так нам легче оставаться незаметными. Дом Джулии недалеко отсюда.
– А ведь эта женщина с легкостью следовала за нами. Хорошо, что нам попалась крыша с высокими стенами. Мы запутали ей следы.
Аудиторе кивнул. Кем бы ни была их преследовательница, сейчас она уже наверняка докладывала своим хозяевам о результатах своей миссии. Жаль, что эта женщина – не на стороне братства. Самым благоразумным сейчас было поскорее добраться до просторного дома Джулии, который она сохранила за собой в Риме, а потом столь же быстро покинуть квартал, где он располагался. Эцио решил, что в дальнейшем он попросит несколько добровольцев прикрывать их спины. Строгости, введенные папой Юлием, заставили сторонников Борджиа уйти в глубокое подполье и затаиться… на время, пока у властей не появится ложного ощущения безопасности.