– Отлично. – Тэтч хлопнул в ладоши, заставив дрожать лезвие сабли. – Тогда давайте начинать. Всем встать в круг. Приступайте, джентльмены! – Последние слова были обращены к нам с Блэйни.
На дворе был 1713 год. Я не сомневался, что пробил мой смертный час.
Девять лет назад… Хотя, постой, если подумать, то именно в этот год ты появилась на свет, не так ли?
20
– Начинайте! – скомандовал Тэтч.
Зрители торопливо влезали на мачты, повисали на снастях, устраивались на перилах, занимали верхние палубы всех трех кораблей. Каждому не терпелось увидеть дармовое развлечение. Играя на публику, Блэйни снял рубашку, оставшись в одних бриджах. Сознавая, что не могу похвастаться мускулистой грудью, я тоже разделся. Согнув локти и сжав кулаки, мы уставились друг на друга.
Мой противник довольно ухмылялся, выставив свои громадные кулаки. Они казались каменными. Костяшки пальцев напоминали носы статуй. Возможно, Блэйни рассчитывал на драку на мечах, но и кулачный поединок вполне его устраивал. Главное – он получил возможность уничтожить меня с согласия чужого капитана. Избить меня до смерти, не рискуя отведать за это плетки-девятихвостки.
Отовсюду слышались крики матросов, предвкушавших впечатляющую драку. То есть драку с обилием крови и сломанных костей. Трудно сказать, кому из нас они отдавали предпочтение. Я попробовал поставить себя на их место: чего бы хотелось мне самому, окажись я в числе зрителей? Конечно же, зрелища.
«Будет вам зрелище», – мысленно решил я и тоже вскинул кулаки. О чем я думал? Только о том, что все это время – с самого первого дня на борту «Императора» – Блэйни был для меня занозой в заднице. Больше я не враждовал ни с кем. Только с ним. С этим непроходимо тупым верзилой. Я только и делал, что старался не попадаться ему на глаза. Я искренне недоумевал, почему Блэйни меня возненавидел. На корабле я вел себя совсем не так, как когда-то на суше. Никакого высокомерия, никакой заносчивости. Морская жизнь быстро притушила во мне эти черты характера. Думаю, я даже немного повзрослел. Это я к тому, что у Блэйни не было никаких реальных причин меня ненавидеть.
И вдруг я понял. Понял причину. Блэйни ненавидел меня просто так. Не будь меня, он бы обязательно нашел себе другой предмет для ненависти. Например, какого-нибудь юнгу. Или чернокожего. Ему просто нравилось ненавидеть.
И одно это стало причиной для моей ответной ненависти. Все свои чувства к Блэйни я превратил в ненависть. Меня ошеломляла его враждебность? Я и ее превратил в ненависть. Я был вынужден день за днем прятаться от него? И это тоже отправилось в котел моей ненависти. Как и необходимость изо дня в день видеть его тупое, мясистое лицо.
И потому первый удар нанес я. Я двинулся на Блэйни. Скопившаяся ненависть вырвалась наружу. Худощавость и проворство стали моими союзниками. Я нырнул под кулаки Блэйни и ударил его в солнечное сплетение. Он вскрикнул и попятился. Вряд ли ему было так уж больно. Мой выпад застал Блэйни врасплох. На какое-то время он утратил бдительность. Этого мне хватило, чтобы быстро сместиться влево и въехать левым кулаком ему под правый глаз. На секунду мне даже показалось, что я вот-вот расправлюсь с ним.
Зрители одобрительно загудели. Они жаждали крови. Мой кулак пропорол ему кожу, и по лицу потекла струйка крови. Однако этого было недостаточно, чтобы остановить его навсегда. Удар лишь усилил злобное недоумение, которое я привык видеть на физиономии Блэйни. Разозлил его. Ведь я успел нанести ему два удара, а он мне – ни одного. Он даже не сдвинулся с места.
Я чуть отступил. Я не был знатоком хитроумных маневров. Но в сравнении с Блэйни я был само проворство. И конечно же, у меня было преимущество. Я первым пролил кровь, а потому симпатии зрителей были на моей стороне. Я чувствовал себя Давидом, вышедшим на битву с Голиафом.
– Иди сюда, толстый болван, – дразнил я Блэйни. – Давай не стесняйся. Ты же хотел этого с первой минуты моего появления на борту. Давай посмотрим, на что ты способен, Блэйни.
Зрители слышали мои слова и дружными криками выразили одобрение. Я вырос в собственных глазах. Краешком глаза я видел, что Тэтч вовсю хохочет, держась рукой за живот. Чтобы не потерять лицо, Блэйни был просто обязан действовать. И надо отдать ему должное: он начал действовать.
Со слов Пятницы я знал: Блэйни умело владел мечом и потому участвовал во всех абордажных атаках «Императора». Но чернокожий матрос почему-то умолчал о том, что и кулаками Блэйни владеет не хуже. Сам я почему-то думал, что Блэйни полагается лишь на оружие, а кулачный бой – не его сильная сторона. Помимо навигационных премудростей, я узнал на корабле и одну житейскую: «Не строй предположений». Эти слова я слышал не раз, однако не придавал им значения. И опять самонадеянность вовлекла меня в беду.
Стоило Блэйни нанести ответный удар, как симпатии толпы сразу поменялись. В поединке есть золотое правило: ни в коем случае не допускай, чтобы тебя сбили с ног. Я был бы рад последовать этому правилу, но кулак Блэйни ударил меня в челюсть. Я оказался на четвереньках, выплевывая на палубу кровь, слизь и зубы. У меня помутилось в глазах. Меня и раньше сильно поколачивали, но чтобы так жестоко… Этого не было никогда.
Боль заслонила все прочие ощущения. Зрители кричали и свистели, требуя крови. Блэйни был готов доставить такое удовольствие себе и им. Но вначале он наклонился ко мне, показывая гнилые почерневшие зубы и окутывая меня облаком зловонного дыхания.
– Говоришь, «толстый болван»? – спросил он и выплюнул мне в лицо сгусток зеленой слизи.
Слов «толстый болван» часто бывает достаточно, чтобы раззадорить таких, как Блэйни.
Он выпрямился. Я увидел сапог, занесенный над моим лицом. Сапог был совсем рядом – поношенный, с паутиной трещин на коже. Превозмогая боль, я поднял руку, неуклюже пытаясь загородиться от неминуемого удара.
Однако удар пришелся не по лицу, а в живот. Удар такой силы, что я взлетел в воздух и снова шмякнулся на палубу. Краем глаза я увидел Тэтча. До сих пор я думал, что он благоволит ко мне за смелость. Совсем недавно он искренне смеялся над Блэйни. Теперь капитан не менее искренне смеялся надо мной. Я кое-как перевернулся на бок и увидел приближающегося верзилу. Он снова поднял ногу, готовясь наступить на меня, и посмотрел в сторону Тэтча.
– Ваше решение, сэр? – спросил он.
Я не стал ждать, пока капитан ему ответит. Застонав от напряжения, я схватил Блэйни за ногу, свернул ее в сторону, а его опрокинул на палубу. Зрительские симпатии снова переметнулись ко мне. Опять свист и крики.
Зрителям было совершенно все равно, кто победит. Им хотелось кровавого зрелища со смертельным исходом. Однако Блэйни лежал распластанный на палубе. Не теряя драгоценных секунд, я оказался на нем, молотя его кулаками. Коленями я ударил его в пах и под ребра. Наверное, со стороны я был похож на раскапризничавшегося мальчишку, пытающегося справиться со взрослым. Я отчаянно надеялся, что каким-нибудь случайным ударом заставлю его отключиться.
Но чуда не произошло. Это явно был не мой день. Блэйни схватил мои кулаки, повернул меня на бок и тыльной стороной ладони ударил по лицу. Я отлетел в сторону. Хрустнул сломанный нос, откуда хлынула кровь. Блэйни придавил меня собой. На этот раз он не стал ждать позволения Тэтча. Блэйни решил покончить со мной. У него в руке блеснуло лезвие ножа…
Раздался хлопок выстрела. Во лбу Блэйни появилась дырка. Рот верзилы раскрылся. Толстый болван стал оседать и замертво рухнул на палубу.
Когда рассеялась пелена перед глазами, я увидел протянутую руку Тэтча. Он помог мне встать. В другой руке он держал еще теплый кремневый пистолет.
– Вот что, парень. У меня в команде есть вакантное место, – сказал капитан. – Хочешь его занять?
Я кивнул, глядя на тело Блэйни. Над окровавленной дырой в его лбу поднималась струйка дыма. «Напрасно ты не убил меня, когда у тебя была такая возможность», – подумал я.
21
Март 1713 г.
В одном далеком месте, где я никогда не бывал и не намеревался бывать… хотя, в общем-то, отправиться туда никогда не поздно… собрались посланники Англии, Испании, Франции, Португалии и Голландии. День за днем они обсуждали детали соглашений, которые очень скоро изменят жизнь каждого из нас. Прежние мечты окажутся разбитыми вдребезги, и нам придется выбирать новое направление.
Но я немного забегаю вперед. А пока я привыкал к новой жизни, которая мне очень нравилась.
Я считал себя счастливчиком, поскольку Эдвард Тэтч мне благоволил. Он частенько называл меня забиякой. Думаю, ему нравилось мое общество. Он говорил, что я – человек, на которого можно опереться. И здесь он был прав. Эдвард Тэтч спас меня от участи вести жизнь преступника, которую навязывал мне капитан Дользелл (впрочем, оставалась еще альтернатива быть сброшенным за борт, как те бедняги). Благодаря его вмешательству и заботе я вновь стал мечтать, как составлю себе достойную репутацию и с гордо поднятой головой вернусь в Бристоль, к Кэролайн.
Если сейчас мы оба знаем, что мои тогдашние мечты не сбылись, это не делало их менее значимыми.
Моя новая морская жизнь во многом напоминала прежнюю, однако были и весьма приятные отличия. На корабле Тэтча мне не угрожал никакой Блэйни. Последний раз я видел этого верзилу с мозгом устрицы, когда его тело, словно дохлого кита, сбросили за борт. Не было здесь и Александра Дользелла. Он все-таки попал в руки английского правосудия и был казнен в 1715 году. Без этих двоих моя корабельная жизнь заметно улучшилась, став настоящей жизнью капера. Когда удавалось, мы нападали на испанские и португальские корабли и захватывали добычу. Я набирался знаний и навыков, необходимых моряку, и оттачивал свое умение сражаться. Именно Тэтч научил меня владению мечом и стрельбе из пистолетов.
А еще Эдвард Тэтч познакомил меня с определенной жизненной философией, которую перенял от другого человека, старого флибустьера. Этот человек был учителем Тэтча, а вскоре стал и моим наставником. Звали его Бенджамином Хорниголдом.