Хорниголд напрягся. Рука потянулась к мечу. Он медленно обернулся назад, ища меня. Нехитрый расчет: если «Галка» в гавани, где-то поблизости должен находиться и я.
– Эдвард Кенуэй! – позвал он, продолжая водить глазами по окрестным причалам. – Представляешь, как я удивился, увидев здесь твою «Галку». Ты услышал все, ради чего явился? А теперь ты отправишься спасать беднягу Мудреца от наших цепких когтей?
Задним числом понимаю: надо было сдержаться. Но в тот момент я думал только о том, что Бенджамин был одним из нас. Моим наставником. Другом Эдварда Тэтча. А теперь он помогал нас уничтожать. Во мне забурлил гнев, и я выскочил из укрытия:
– Чума на тебя, предатель! Ты подло продал нас!
– Потому что я нашел лучший путь, – ответил Хорниголд.
Он не выхватил меч, а лишь махнул рукой. Зато из склада позади нас донесся лязг обнажаемых мечей.
– Тамплиерам свойствен порядок, дисциплина, иерархия, – продолжал Хорниголд. – Впрочем, тебе подобных тонкостей все равно не понять. Прощай, старый друг. Когда-то ты был солдатом. Тогда ты сражался за нечто реальное, а не за себя!
Он ушел. Я бы даже сказал, убежал. А подкрепление, явившееся со склада, окружило меня, встав полумесяцем.
Моя тактика застигла их врасплох. Метнувшись вперед, я схватил матроса, нелепо размахивавшего мечом. Разоружив этого вояку, я сделал его живым щитом и стал толкать впереди себя. Подошвы его сапог скользили по гладким каменным плитам.
Хлопнул выстрел, и мушкетная пуля, предназначавшаяся мне, вошла в живой щит. Я толкнул умирающего матроса к нападавшим, а сам выхватил первый пистолет. Его я разрядил в приближающегося крепыша и тут же достал второй, одновременно выдвинув скрытый клинок. Третьему противнику я перерезал горло. Второй выстрел получился не особо точным, но матрос, шедший на меня с абордажной саблей, повалился, держась за живот.
Пригнувшись, я сбил с ног четвертого и прикончил его быстрым, безжалостным ударом клинка в грудь. Двое оставшихся вовсе не горели желанием разделить участь товарищей, а потому дали деру. Я же, не мешкая, бросился туда, где оставил шлюпку, приналег на весла и поплыл к «Галке».
Работая веслами, я представлял, как вытянется лицо моего квартирмейстера, когда он узнает новости. Конечно же, Адевале напомнит мне, что команда не одобряет моих поисков.
Ничего, одобрят, когда мы найдем Обсерваторию. Когда найдем Мудреца.
Поиски заняли у меня месяц, но увенчались успехом.
50
Июль 1719 г.
Я отыскал его на Принсипи в один из дней, в лагере, полном трупов.
Вот что мне удалось узнать о человеке по имени Бартоломью Робертс и по прозвищу Мудрец. Часть сведений я узнал от него самого, остальное – от других.
Прежде всего, между нами имелось некоторое сходство. Мы оба были валлийцами, только я родился в Суонси, а он – в Касневидд-Баке. Свое имя Джон он впоследствии сменил на Бартоломью. Плавать отправился, когда ему было всего тринадцать, в качестве корабельного плотника. Прошло какое-то время, и им заинтересовалось тайное общество, именующее себя орденом тамплиеров.
В начале 1719 года, когда у него на хвосте висели не только тамплиеры, но и орден ассасинов, Мудрец плавал третьим помощником на корабле «Принцесса», где капитаном был Абрахам Плам.
Еще в Кингстоне я узнал, что в первых числах июня «Принцесса» подверглась нападению двух пиратских кораблей: «Королевского бродяги» и «Роял Джеймса». Капитаном второго судна был Хоуэлл Дэвис. Надо сказать, что пронырливости и ловкачества Робертсу было не занимать. Он сумел втереться в доверие к Хоуэллу Дэвису – тоже валлийцу – и убедить пиратского капитана в своих первоклассных способностях мореплавателя. Возможно, так оно и было. К тому же их разговоры велись на валлийском, что способствовало установлению особых отношений между ними.
Говорили, что Барт Робертс не очень-то жаждал становиться пиратом. Но должен тебе сказать: уже вскоре он чувствовал себя в новом качестве как рыба в воде.
Они высадились на Принсипи, куда приплыли на «Королевском бродяге». «Роял Джеймса» к тому времени пришлось бросить, поскольку судно было изъедено червями. Итак, «Королевский бродяга» подошел к острову с поднятыми английскими флагами и вымпелами, поэтому кораблю разрешили зайти в гавань. Пираты выдавали себя за английских моряков, решивших отдохнуть и поразвлечься.
Судя по тому, что я слышал, у капитана Дэвиса возник замысел. Он решил заманить губернатора Принсипи на борт «Бродяги», обставив это как приглашение на обед. Оказавшись там, губернатор был бы взят в заложники, а за его освобождение пираты потребовали бы солидный выкуп.
Вроде бы превосходный замысел, вероятность провала минимальна.
Но когда Дэвис со своими людьми отправился на встречу с губернатором, на них напали из укрытия.
И тут в игру вступил я.
Я прокрался в лагерь, опустевший и сожженный почти дотла. На пепелище еще тлели угли. Один мертвец лежал прямо на них, и его труп медленно поджаривался. Вокруг вперемешку валялись тела солдат и пиратов.
– Капитан Кенуэй? – послышалось сзади.
Я стремительно обернулся. Вот он: Мудрец. Казалось бы, радуйся встрече с ним и завершению долгих поисков. Я бы так и сделал, если бы не дуло его пистолета.
Оно вынудило меня поднять руки.
– Опять, Робертс, мы с тобой встречаемся при жутких обстоятельствах. Надо бы прекратить эту традицию.
Он мрачно улыбнулся. Питал ли он ко мне вражду? Если уж на то пошло, он ничего не знал о моих замыслах. Мелькнула безумная догадка: а вдруг он способен читать чужие мысли? Я бы этому не удивился.
– Перестань таскаться за мной по пятам, и твое желание исполнится, – сказал он.
– В этом нет необходимости. Мне достаточно дать слово, и я его непременно сдержу, ты же знаешь.
Нас окружали молчаливые джунгли. Мне показалось, будто Бартоломью Робертс раздумывает над моим предложением. Мы оба находились в странном положении, поскольку почти ничего не знали друг о друге. Я не знал, что ему нужно от меня, а он – что нужно от него мне. Зато я знал, что мне самому нужно от него. А он? Чего он хотел? Чем бы это ни было, сдавалось мне, что требования Мудреца окажутся куда более зловещими и таинственными, чем я представлял. Одно я знал наверняка: спутницей Барта Робертса была смерть, а я вовсе не собирался умирать. Не сейчас.
Он заговорил первым:
– Португальцы устроили засаду. Наш капитан Хоуэлл убит. Поплатился за глупость и упрямство. Предупреждал я его, чтобы не высаживался на берег.
Похоже, Робертса занимал только его недавно почивший капитан. Решив, что я не представляю для него угрозы, Бартоломью убрал пистолет.
«Засада, – подумал я. – Понятное дело». Кажется, я даже знал, кто за этим стоит.
– Засаду устроили по указке тамплиеров, – сказал я Мудрецу. – Те же люди, что захватили тебя в Гаване.
Он кивнул, качнув длинными волосами. Наверное, схожие мысли бродили и у него в голове.
– Получается, нам никак не избавиться от назойливого внимания тамплиеров. Не пора ли нанести ответный удар?
«Вот теперь ты дело говоришь», – подумал я.
Пока мы перебрасывались фразами, Мудрец снял с себя матросские лохмотья и вначале нарядился в капитанские бриджи, а затем и в капитанскую рубашку. Но рубашка была вся забрызгана кровью, и Мудрец снова надел свою. Потом он набросил на плечи капитанский мундир и развязал ленту, стягивавшую волосы. Последней он водрузил на голову капитанскую треуголку. Ее перья качнулись на ветру. Когда он повернулся ко мне, я увидел преображенного Бартоломью Робертса. За время своих плаваний он поздоровел. На щеках играл румянец. Солнце блестело на его темных курчавых волосах. Он стоял передо мной, облаченный в красный капитанский мундир, красные бриджи и белые чулки. Треуголка удачно завершала его облик. Передо мной был пират до мозга костей. Настоящий капитан пиратского судна.
– Надо убираться из лагеря, пока сюда не явилось подкрепление португальцев, – сказал Мудрец. – Сейчас главное – поскорее вернуться на «Бродягу». Я намерен обратиться к команде и хочу, чтобы ты свидетельствовал моим словам.
Я догадывался о его дальнейших действиях. С одной стороны, они меня удивляли: ведь на судне он был обыкновенным матросом. А с другой… это же не кто-нибудь, а Робертс. Мудрец. Человек с неистощимым запасом трюков.
Команда «Бродяги» с нетерпением ждала известий о вылазке. Верный своим намерениям, Мудрец взобрался на ящик, потребовав внимания. Матросы смотрели на него во все глаза. Новичок, на судне без году неделя, и вдруг посмел явиться к ним в капитанском одеянии.
– Честная служба дает человеку скудную пищу, грошовые заработки и обрекает на тяжелый труд. Однако мы, будучи джентльменами удачи, сами добываем себе богатство и живем в свое удовольствие, не чураясь наслаждений и не обременяя себя работой. Мы свободны и сильны… Кто, находясь в здравом уме, откажется от такой жизни, когда единственное, что угрожает пиратам, – это косые взгляды тех, у кого нет ни силы, ни величия?
Я с вами всего полтора месяца, но этого времени мне хватило, чтобы впитать ваши взгляды на жизнь и сделать их своими. Я проникся ими с такой силой и убежденностью, что это даже может вас пугать. Еще бы! Вы видите во мне отражение ваших чаяний, ставших намного ярче. Но… если вы видите меня своим капитаном… я готов им стать, черт побери!
Надо отдать ему должное: это была зажигательная речь. Несколько коротких фраз, утверждающих его общность с матросами, и они уже были готовы есть с его ладони. Но у меня были свои интересы. Дождавшись конца собрания, я подошел к Мудрецу и разыграл свою карту:
– Я ищу Обсерваторию. Мне говорили, что ты – единственный, кто знает туда дорогу.
– Тебе сказали правду. – Мудрец смерил меня взглядом, словно подкрепляя свои впечатления. – Хотя мне и не по вкусу твоя прыть, я вижу в тебе задатки гениальности… Бартоломью Робертс, – сказал он, протягивая руку.
– Эдвард.