– Мне нужна ваша помощь.
Шел дождь. Один из тех, чьи струи способны располосовать вам кожу не хуже ножей, больно бьют по векам и гулко барабанят по спине. Мокрые волосы прилипли к моей голове, а когда я говорила, изо рта у меня вместе со словами лилась вода. Но по крайней мере, дождь скрывал мои слезы (и сопли). Я стояла на ступенях крыльца Королевского дома в Сен-Сире, стараясь не свалиться от усталости, и смотрела на побледневшее лицо мадам Левен. Казалось, она увидела не меня, а призрака, явившегося среди ночи на школьное крыльцо.
Позади стояла карета, в которой не то спал, не то лежал в беспамятстве мистер Уэзеролл. Из окошка выглядывала испуганная Элен. Меня одолевали сомнения. Правильно ли я поступила, приехав сюда?
Мадам Левен молчала. Я опасалась, что сейчас она попросту велит убираться отсюда ко всем чертям и хлопнет дверью перед самым моим носом, сказав, что сыта по горло фокусами Элизы Де Ла Серр. Случись такое, кто посмел бы ее упрекнуть?
– Мне больше некуда идти, – сказала я. – Пожалуйста, помогите.
Она не захлопнула дверь перед самым моим носом. Вместо этого мадам Левен мягко произнесла:
– Конечно, дорогая.
Полумертвая от усталости, я повисла у нее на руках.
10 апреля 1788 г
Есть ли мужчины, храбростью своей превосходящие мистера Уэзеролла? За все время тряской дороги в Дувр он ни разу не вскрикнул от боли. А ведь он потерял много крови. Я поняла это, едва мы оказались на борту пакетбота. Там нас ждала Элен. Дуврские скалы таяли вдали. Дни, проведенные в Лондоне, также покрывались туманом моей памяти. Разыскав на палубе укромный уголок, мы устроили там мистера Уэзеролла.
Элен склонилась над ним, касаясь холодными руками его пылающего лба.
– Ты просто ангел, – улыбнулся мистер Уэзеролл и потерял сознание.
Мы, как умели, перевязали его раны, и к моменту прибытия в Кале лицо моего наставника слегка порозовело. Но его боль не утихала. Пуля, застрявшая в ноге, не могла выйти сама собой. Во время очередной перевязки мы обнаружили, что рана и не думает затягиваться.
В школе была фельдшерица, однако мадам Левен вызвала из Шатофора доктора, опытного по части военных ран.
– Ногу придется отнять? – спросил мистер Уэзеролл, когда мы впятером собрались в тесной комнатке, где он лежал.
Доктор кивнул. У меня глаза защипало от слез.
– Да не переживайте вы так, – продолжал мистер Уэзеролл. – Я понял это сразу, как только эта чертова пуля угодила мне в ногу. Когда полз по той крыше, скользкой от моей же крови, я так и подумал: «Пиши пропало, ногу придется оттяпать». Выходит, я не ошибся.
Мистер Уэзеролл посмотрел на врача, и я поняла, что моему наставнику страшно. Пусть и немного, но он напуган.
– Как быстро вы справитесь?
Я услышала гордость в словах доктора:
– Я могу отрезать ногу за сорок четыре секунды.
Это признание произвело впечатление на мистера Уэзеролла.
– Вы пользуетесь зазубренным лезвием?
– И оно острое, как бритва…
Мистер Уэзеролл глубоко втянул в себя воздух.
– Тогда чего мы ждем? – немного грустно спросил он. – Давайте побыстрее покончим с этим.
Мы с Жаком (незаконным сыном директрисы) держали мистера Уэзеролла. Доктор оказался верен своему слову. Действовал он быстро и умело и не растерялся, когда мистер Уэзеролл от нестерпимой боли потерял сознание. Отрезанную ногу доктор упаковал в коричневую бумагу и унес с собой, а на следующий день привез костыли.
2 мая 1788 г
Нужно было соблюсти внешние приличия. Я вернулась в школу, окутанная тайнами, которые не давали покоя моим соученицам. Им сообщили, что по соображениям дисциплинарного характера я была временно удалена из школы. Пока я отсутствовала, разговоры обо мне не утихали. Здесь я лишь вкратце перечислю слухи и сплетни о моей персоне (их было намного больше). Мне услужливо рассказали, что я сбежала с неким господином, имеющим дурную репутацию (вранье), забеременела (тоже вранье) и ночи напролет предавалась азартным играм в прибрежных тавернах (отчасти правда; было такое пару раз).
Никто из них и подумать не мог, что все это время я пыталась выследить наемного убийцу, когда-то покушавшегося на наши с мамой жизни. Они ничего не знали ни об увечном мистере Уэзеролле, ни о верной Элен. Мы теперь втроем жили в хижине землекопа Жака.
Такое никому и в голову не могло прийти.
Я постоянно перечитывала письма Хэйтема Кенуэя. Потом, в один из дней, написала Дженнифер Скотт. Я выразила искренние сожаления о вторжении в ее дом, запоздало «представилась», рассказав ей о том, как живу на родине. Я написала ей о своем возлюбленном Арно и том, как должна была отвратить его от «кредо» ассасинов и направить на тамплиерский путь.
И конечно же, немалая часть моего послания была посвящена впечатлениям, произведенным на меня письмами Хэйтема. Написанное им тронуло меня до глубины души. Я писала Дженнифер о готовности сделать все, что в моих силах, ради установления мира между нашими орденами. И она, и Хэйтем были правы: слишком много крови пролилось с обеих сторон и этому надо положить конец.
6 декабря 1788 г
Сегодня вечером мы с мистером Уэзероллом сели в повозку и отправились в Шатофор, к дому, который он называет своим «укрытием».
– Должен признаться, ты – более покладистый кучер, нежели молодой Жак, – сказал мистер Уэзеролл, устраиваясь рядом со мной. – Хотя он потрясающе управляется с лошадьми. Я не видел, чтобы он хоть раз взмахнул кнутом. Да и поводьев он почти не касается. Сидит себе на дышле, ноги задрав, и посвистывает сквозь зубы. Вот так…
Мистер Уэзеролл свистнул, подражая Жаку. Увы, я не обладала его умением повелевать лошадьми. От поводьев у меня закоченели руки, что, однако, не мешало мне наслаждаться окружающим нас пейзажем. Зима начала показывать зубы, и поля по обеим сторонам дороги на Шатофор покрывали кружева льда, блестевшего из-под низкой пелены раннего вечернего тумана. И эта зима наверняка будет суровой. Какие чувства испытывали крестьяне, глядя из окон на поля, где они годами гнули спину? Мое положение позволяло видеть красоту окрестных мест. Они же видели только тяготы.
– А что такое «укрытие»? – спросила я.
– Ага! – засмеялся мистер Уэзеролл.
Он захлопал в ладоши, согревая руки, которые мерзли даже в перчатках. Вокруг поднятого воротника заклубился холодный пар его дыхания.
– Ты когда-нибудь видела, чтобы письма привозили к нам в хижину? Правильно, не видела. Их доставляют туда. – Он махнул в сторону Шатофора. – Укрытие позволяет мне вести дела, не выдавая своего местонахождения. По официальной версии, ты завершаешь обучение в школе, а куда исчез я – никто не знает. И пока такое положение вещей меня устраивает. Но для этого мне приходится отправлять и получать корреспонденцию через сеть надежных людей.
– А кого вы надеетесь одурачить? Во́ронов?
– Возможно, и их тоже. Мы ведь по-прежнему не знаем, кто нанял Раддока, не так ли?
Наш разговор коснулся щекотливой темы. Мы избегали говорить о поездке в Лондон и, прежде всего, о том, как мало мы узнали из нашего путешествия. Конечно, теперь у меня были письма Хэйтема, и из Лондона я вернулась другой, более просвещенной женщиной. Однако главной цели мы не достигли. Мы ехали, чтобы разыскать Раддока, и…
Мы нашли его, однако я позволила ему скрыться. Сведения, полученные в результате тогдашних приключений, были весьма скупы. Раддок больше не одевался как врач и иногда пользовался вымышленным именем Джеральда Моулза.
– Больше он этим именем не назовется. Надо быть круглым дураком, чтобы снова выдавать себя за Моулза, – ворчал мистер Уэзеролл.
Это вдвое уменьшало число достоверных сведений.
И в довершение ко всему я убила Мэй Кэрролл.
Сидя за кухонным столом в хижине Жака, мы много говорили о возможном ответном ударе Кэрроллов. Месяц, если не больше, мистер Уэзеролл внимательно прочитывал всю корреспонденцию, но нигде не находил упоминания о случившемся.
– Сомневаюсь, что они захотят решать это официальным путем, – говорил мистер Уэзеролл. – Тогда откроется их замысел убрать дочь великого магистра французских тамплиеров, которая в будущем сама должна стать великим магистром. Попробуй это объяснить. Кэрроллы не откажутся от мести, но сделают это скрытно. Им мало убить одну тебя. Думаю, они намерены расправиться со мной и, быть может, даже с Элен. Причем тогда, когда мы меньше всего этого ожидаем.
– Мы подготовимся к их визиту, – заверила я мистера Уэзеролла.
Однако я никак не могла выкинуть из головы сражение в «Кабаньей голове», где мой наставник показал себя не с лучшей стороны. Выпивка, возраст, берущий свое, потеря уверенности; в любом случае он утратил навыки сильного и умелого воина, каким был когда-то. А тут еще и потеря ноги. Я продолжала упражняться с ним, и хотя его уроки фехтования были по-прежнему ценны для меня, сам он стал больше оттачивать искусство метания ножей.
Впереди, словно приветствуя нас, выросли силуэты трех замков Шатофора. На площади я вылезла из повозки, вытащила костыли и помогла выбраться мистеру Уэзероллу.
Он повел меня к магазину на углу площади.
– Это магазин сыров? – удивилась я.
– Бедняга Жак не переносит их запаха. Мне приходится оставлять его на улице. А ты отважишься войти?
Я улыбнулась, готовая последовать за своим наставником. Мистер Уэзеролл снял шляпу, наклонил голову и толкнул приземистую дверь. Он поздоровался с девушкой, стоявшей за прилавком, и сразу направился в заднюю часть магазина. Подавляя отчаянное желание зажать нос, я прошла в кладовую. Меня окружали полки, где лежали круглые головки сыра. Нос мистера Уэзеролла был поднят. Он явно наслаждался ядреным ароматом сыров.
– Чувствуешь, как пахнет? – спросил он.
Тут и не захочешь, но почувствуешь.
– Это и есть ваше укрытие?
– Да. А теперь загляни под ту головку сыра. Там ты найдешь послания для нас.