12 сентября 1794 г
Во время чтения у меня то и дело перехватывает дыхание. Я не только восхищаюсь отвагой и смелостью Элизы. Двигаясь следом за ней, я отчетливо понимаю, что вижу зеркальное отражение себя. Прав был мистер Уэзеролл: у нас с Элизой было очень много общего. (И большое спасибо вам, мистер Уэзеролл, что помогли ей это понять.)
Конечно, есть и различия, и главное среди них – она первой начала этот путь. Элизу первой начали обучать всему, что требовалось для… Чуть не написал: для «избранного» ею ордена. У Элизы не было выбора. Она родилась в семье тамплиеров. Ее готовили к будущему руководству орденом. Но если поначалу Элиза радовалась такой судьбе (в чем я не сомневаюсь), поскольку ей открывалась другая жизнь, разительно отличавшаяся от пустого придворного времяпрепровождения и сплетен (на это она вдоволь насмотрелась в Версале), впоследствии у нее появились вопросы и сомнения. Более того, у нее появилось недоверие. Став взрослой, Элиза начала всерьез задумываться о вечном конфликте между ассасинами и тамплиерами. Был ли в нем хоть какой-то смысл? Этот вопрос не давал ей покоя. Чего достигли оба ордена взаимным уничтожением противников и можно ли вообще чего-то достичь таким путем?
Имя человека, с которым она меня видела на парапете Бастилии, было ей знакомо: Пьер Беллек. Можно сказать, что я попал под его влияние, что он завладел моим умом и поманил открывавшимися возможностями. Иными словами, ассасином сделал меня именно Беллек. Он обучал меня вплоть до моего вступления в братство. И именно он убедил меня заняться поисками убийц человека, в детстве заменившего мне отца.
Да, Элиза, не только ты оплакивала гибель Франсуа Де Ла Серра. Не только ты расследовала обстоятельства его смерти. И в этом у меня были определенные преимущества: знания, полученные мной в ордене, «дарования», которые я сумел развить под руководством Беллека, и, наконец, мое присутствие во дворце в тот злополучный вечер, когда оборвалась жизнь Франсуа Де Ла Серра.
Возможно, мне следовало бы подождать и уступить пальму первенства тебе. Возможно, я был столь же импульсивен, как и ты. Все может быть…
Отрывки из дневника Элизы де ла Серр
25 апреля 1790 г
1
Полгода я не прикасалась к своему дневнику. Подумать только, прошло уже шесть месяцев с тех пор, как холодным октябрьским вечером я прыгнула с моста Мари.
Часть последующего времени мне, естественно, пришлось проваляться в постели. Купание в Сене и поездка в мокрой одежде не прошли бесследно. У меня началась лихорадка. Помимо этого у меня было сломано ребро (к счастью, только одно). Мой несчастный ослабленный организм не смог одновременно сражаться с лихорадкой и врачевать ребро. По словам Элен, какое-то время я была на волосок от смерти.
Здесь я должна поверить ей на слово, потому как сама ничего не помню. Мое пылающее тело металось на постели, а где в это время находился разум – неизвестно. Меня захлестывали галлюцинации; по ночам я бредила, что-то выкрикивая. Простыни были насквозь мокрыми от пота. Стоило им немного подсохнуть, как меня начинал бить озноб.
Помню, что однажды утром я проснулась и увидела возле постели Элен, Жака и мистера Уэзеролла. Все стояли с озабоченными лицами. Потом Элен потрогала мой лоб и сказала:
– Лихорадка отступила.
И сразу же раздался общий вздох облегчения, волной пронесшийся по комнате.
2
Еще через несколько дней мистер Уэзеролл вошел в комнатку, где я лежала, и присел на краешек кровати. В хижине мы предпочитали обходиться без лишних церемоний. Это было одной из причин, почему мне здесь нравилось. Это же отчасти примиряло меня с необходимостью какое-то время провести в жилище Жака, скрываясь от врагов.
Несколько минут мистер Уэзеролл просто сидел, не произнося ни слова. Во дворе Элен и Жак резвились, словно дети, бегая друг за другом. Когда мимо окна в очередной раз пронеслась запыхавшаяся, но счастливая Элен, мы с мистером Уэзероллом понимающе переглянулись. Затем его голова вновь склонилась на грудь, и он продолжил ковыряться у себя в бороде. Еще одна привычка, появившаяся у него совсем недавно.
– Мистер Уэзеролл, а как в этой ситуации поступил бы мой отец? – Я первой нарушила молчание.
Он вдруг усмехнулся:
– Твой отец, дитя мое, обратился бы за помощью к собратьям из других стран. Вероятно, к англичанам. Кстати, какие у тебя отношения с английскими тамплиерами?
Я бросила на мистера Уэзеролла испепеляющий взгляд.
– А что еще?
– Он попытался бы собрать вокруг себя верных ему людей и заручиться их поддержкой… Я уже знаю, о чем ты спросишь. Чем занимался я, пока ты тут кричала на весь дом и потела во славу Франции? Искал сочувствующих нам.
– И?
– Успехи более чем скромные, – вздохнул мистер Уэзеролл. – Моя сеть медленно впадает в молчание.
Я подтянула колени к подбородку и поморщилась от боли – сломанное ребро еще не зажило до конца.
– Что значит «медленно впадает в молчание»?
– После нескольких месяцев отправки писем и получения уклончивых ответов со мной просто перестали знаться. Это тебе понятно? Никто не желает общаться со мной… с нами даже тайно. Мне заявляют, что в ордене новый великий магистр, а эра семьи Ла Серр кончилась. Мои корреспонденты больше не подписываются. Они настоятельно просят сжигать их письма сразу же после прочтения. Уж не знаю, кто захватил власть над орденом, но страху на собратьев он нагнать успел.
– Эра семьи Ла Серр кончилась? Так они говорят?
– Да, Элиза. Таково положение дел.
Я сухо рассмеялась:
– Даже не знаю, мистер Уэзеролл, обижаться мне или, наоборот, благодарить судьбу за то, что эти люди меня недооценивают. Эра семьи Ла Серр не кончилась. Так и напишите тем, с кем еще ведете переписку. Передайте им: пока я дышу, эра семьи Ла Серр будет продолжаться. Эти заговорщики думают, будто все сойдет им с рук. Они решили, что после убийства моего отца они так просто вытолкнут меня из ордена и забудут о нашей семье? Они всерьез так думают? В таком случае за одну только глупость они заслуживают смерти.
– А ты знаешь, как это называется? – не выдержал мистер Уэзеролл. – Это называется жаждой возмездия.
Я пожала плечами:
– Можете называть это местью. Я считаю, что сражаюсь за возвращение своего законного права. Во всяком случае, я не собираюсь, как вы выражаетесь, сидеть на собственной заднице, прятаться в хижине на задворках женской школы и совершать осторожные вылазки в надежде, что кто-то положит письмо в наш тайный почтовый ящик. Я намерена отвоевывать свои позиции. Так и передайте вашей сети, впадающей в молчание.
Но мистер Уэзеролл умел находить убедительные доводы. Вдобавок за месяцы, проведенные в бездействии, мои навыки покрылись ржавчиной. Я по-прежнему была слаба, и каждое движение отзывалось болью в ребрах. И потому я осталась в хижине. Мистер Уэзеролл продолжал писать письма, пытаясь с помощью различных уловок и ухищрений найти мне сторонников.
Я узнала, что наш версальский замок покинули последние слуги. Меня очень тянет вернуться туда, но сейчас это небезопасно. Я вынуждена отдать мое любимое семейное гнездо на разграбление мародерам.
Однако я обещала мистеру Уэзероллу быть терпеливой – и проявляю терпение. Пока.
16 ноября 1790 г
Семь месяцев переписки наглядно показали нам: мои союзники и друзья стали бывшими союзниками и друзьями.
Орден подвергся всеобъемлющей чистке. Одни приняли власть нового великого магистра, других подкупили. Нашлись и те, кто пытался оказать нам поддержку. С ними расправились иными способами. Одним из таких был месье Ле Фаню. Как-то утром Ле Фаню, раздетого догола и с перерезанным горлом, вынесли ногами вперед из парижского публичного дома на улицу, где и оставили на всеобщее обозрение. За порочащее поведение он был посмертно лишен своего статуса в ордене. Вдова и дети, которые при иных обстоятельствах могли бы рассчитывать на финансовую поддержку, не получили ни гроша.
Стоит отметить, что Ле Фаню был прекрасным семьянином, безупречно хранящим верность своей жене Клэр. Ему бы никогда и в голову не пришло навестить подобное заведение, а окажись он там волею случая, уверена, он бы попросту растерялся, не зная, что делать. Меньше всего он заслуживал такой участи.
Ле Фаню жестоко поплатился за верность семье Ла Серр. Это стоило ему всего: жизни, репутации, чести.
Я знала: все колеблющиеся члены ордена после этого поспешат заявить о своем согласии с новым порядком. Им показали, какой жестокий и бесславный конец ожидает строптивых. К сожалению, я оказалась права.
– Я хочу, чтобы о вдове и детях месье Ле Фаню позаботились, – сказала я мистеру Уэзероллу.
– Поздно, Элиза, – тихо ответил он. – Мадам Ле Фаню покончила с собой, предварительно умертвив детей. Не смогла вынести позора.
Я закрыла глаза и стала глубоко дышать, пытаясь обуздать гнев. Он бурлил во мне, угрожая вырваться наружу. Список загубленных жизней увеличивался.
– Скажите, мистер Уэзеролл, кто он? – допытывалась я. – Кто творит все эти ужасы?
– Мы скоро узнаем, – вздохнув, пообещал мне мой наставник. – Можешь не беспокоиться.
И снова – никаких действий. Я не сомневалась: мои враги думали, что ныне безраздельно главенствуют над орденом, а я больше не представляю опасности. Насчет последнего они заблуждались.
12 января 1791 г
Мои навыки владения мечом восстановились в полной мере. Я стала еще опытнее и искуснее. И стреляю я теперь гораздо метче, чем прежде. Я предупредила мистера Уэзеролла, что очень скоро покину хижину. Оставаясь здесь, я ничего не достигну. Каждый лишний день, проведенный в укрытии, отдалял время моего возмездия. Конечно же, мистер Уэзеролл пытался убедить меня остаться. Его доводы я знала наперечет: вот-вот должен прийти ответ, которого он ждал. Или обозначилось еще одно направление, которое стоит разведать.