12 сентября 1794 г
1
Дальнейшие события были мне известны, хотя в дневнике Элизы упоминаний о них я не нашел.
Я стал пролистывать дневник, однако натыкался лишь на следы вырванных страниц. Элиза сделала это потом; возможно, в приступе… чего? Раскаяния? Гнева? Иного чувства?
Я рассказал ей правду, но и эту запись об услышанном от меня она потом изъяла из дневника.
Конечно, я понимал, насколько тяжело ей будет свыкнуться с такой правдой, поскольку знал характер Элизы не хуже своего. Во многом она являлась моим зеркалом. Представляю, каково было бы мне, окажись я на ее месте. Вы не смеете упрекать меня за постоянную отсрочку столь важного разговора… вплоть до того вечера. Мы с аппетитом поужинали и выпили почти целую бутылку вина.
– Я знаю, кто убил твоего отца, – сказал я.
– Знаешь? Откуда?
– У меня были видения.
Я искоса поглядел на нее, проверяя, воспринимает ли она мои слова всерьез. Как и прежде, ее лицо приняло изумленное и несколько недоверчивое выражение.
– И имя, которое тебе открылось, было… Король нищих? – спросила она.
Так. Значит, Элиза вела собственное расследование. Иначе и быть не могло.
– Твои неоднократные заявления о мести ему были вполне серьезными, – заключил я.
– Если ты сомневался, тогда ты вообще плохо меня знаешь.
Я задумчиво кивнул.
– И что ты сумела узнать?
– Король нищих стоял за покушением на мою мать в семьдесят пятом году. Его приняли в орден, когда не стало моего отца. Все это дает основания думать, что посвящение в тамплиеры Король нищих получил в награду за убийство Франсуа Де Ла Серра.
– А причина тебе известна?
– Переворот в ордене. Человек, объявивший себя великим магистром, распорядился убить моего отца, поскольку сам хотел занять его место. Я не сомневаюсь, попытки отца установить мир с ассасинами оказались на руку этому самопровозглашенному великому магистру. Возможно, то был завершающий фрагмент головоломки. Возможно, убийство отца сдвигало чашу весов в его пользу. Король нищих действовал по его приказам. В этом я уверена.
– Не только Король нищих. Наверняка были и другие.
Элиза удовлетворенно, хотя и невесело, улыбнулась.
– Знаешь, Арно, я горда за отца. Им понадобилось послать двоих убийц, чтобы его свалить. Он сражался как тигр.
– В этом участвовал некто по фамилии Сивер.
Элиза закрыла глаза и некоторое время сидела молча.
– Что ж, вполне логично, – сказала потом она. – Всем во́ронам это было выгодно.
– Кому? – спросил я, не понимая, о ком речь.
– Это прозвище я еще в детстве дала отцовским советникам.
– Значит, Сивер был советником твоего отца?
– Увы, да.
– Прежде чем умереть, Франсуа сумел выколоть ему глаз.
– Отлично, папа, – невесело рассмеялась Элиза.
– Сивер уже мертв.
Элиза сразу нахмурилась:
– А я-то надеялась, что сама с ним расквитаюсь.
– Король нищих тоже мертв, – добавил я нехотя.
– Арно, что ты говоришь? – встрепенулась Элиза, резко поворачиваясь ко мне.
– Элиза, я любил Франсуа как родного отца, – сказал я и потянулся к ней.
Но она отстранилась, затем быстро встала, скрестив руки на груди. Щеки у нее пылали.
– Ты их убил? – спросила она, выделив слово «ты».
– Да, Элиза, я их убил и не собираюсь за это извиняться.
Я вновь потянулся к ней, но она опять ловко ускользнула, оттолкнув меня. На мгновение мне показалось, что она схватится за меч, но если у нее и было такое безумное намерение, ей удалось не потерять самообладания.
– Ты убил их, – повторила она.
– Мне пришлось это сделать, – ответил я, не вдаваясь в подробности.
Думаю, Элизу вряд ли интересовали обстоятельства смерти обоих. Она рассеянно кружилась по комнате, словно не зная, как ей быть дальше.
– Ты не дал мне самой осуществить возмездие.
– Элиза, они были всего лишь лакеями. Главный виновник по-прежнему жив.
Она гневно повернулась ко мне:
– Подтверди, что они изрядно помучились перед смертью!
– Элиза, о чем ты говоришь? Тебе не свойственно издеваться над людьми.
– Арно, из-за этих негодяев я осиротела. Меня саму неоднократно пытались убить. Меня обманывали и предавали. Я отомщу всем, чего бы мне это ни стоило.
Она тяжело дышала. Ее щеки сделались ярко-красными.
– Я не стану тебе врать. Они не мучились. Ассасины так не поступают. Убийства не доставляют нам удовольствия.
– Да неужто? И ты, сделавшись ассасином, посчитал себя вправе читать мне проповеди об этике? Я в них не нуждаюсь, Арно. Убийства и мне не приносят наслаждения. Я наслаждаюсь восторжествовавшей справедливостью.
– Именно это я и сделал. Я свершил правосудие. Мне представился шанс, и я им воспользовался.
Кажется, мои слова ее успокоили. Она задумчиво кивнула:
– Но Жермена ты оставишь мне.
Это прозвучало не как просьба, а как приказ.
– Не могу обещать, Элиза. Если мне выпадет шанс…
Ее губы тронула улыбка.
– Тогда тебе придется отвечать передо мной.
2
Некоторое время мы не виделись и лишь переписывались. Наконец у меня появились кое-какие сведения для нее, и я сумел уговорить Элизу покинуть мрачный особняк на острове Сен-Луи. Мы отправились на поиски мадам Левек, которую я в конце концов собственноручно убил. Наше приключение имело весьма необычное продолжение. Мы никак не ожидали, что полетим на воздушном шаре братьев Монгольфье, наполненном горячим воздухом. О происходящем во время полета я, пожалуй, умолчу, чтобы не позорить Элизу.
Достаточно сказать, что к концу полета мы с ней сблизились еще сильнее.
Но наша близость не помешала мне заметить, что смерти советников отца ее почти не волновали. Ее снедало настойчивое, все возрастающее желание добраться до Жермена.
Отрывки из дневника Элизы де ла Серр
20 января 1793 г
1
На версальской улице я увидела знакомую телегу, запряженную знакомой лошадью. Я спешилась, привязала Царапку к телеге, ослабила седло, потерлась щекой о его морду и подставила ведро с водой.
Я возилась с Царапкой отчасти потому, что люблю своего верного коня. Он заслуживает куда больше внимания, чем я ему уделяю. Однако была и другая причина. Я мешкала, оттягивая момент встречи с родным замком.
Следы запустения я увидела сразу же, едва подойдя к внешней стене. Интересно, кто поддерживал ее в надлежащем состоянии, когда мы здесь жили? Наверное, садовники. Без них она густо поросла мхом и плющом, стебли которого карабкались до самого верха, напоминая прожилки камня.
Я не узнала арочных ворот. Отданные во власть природной стихии, они выцвели и покрылись пятнами. Их створки, некогда величественные, сейчас являли собой жалкое зрелище.
Открыв ворота, я вошла во двор, тоже знакомый с детства.
У меня на глазах пришел в запустение наш парижский особняк. Я думала, что хотя бы мой разум окажется подготовленным и не ужаснется, увидев то же и в Версале. Но войдя, я чуть не расплакалась при виде цветочных клумб, густо заросших сорняками. Более того, сорняки целиком поглотили скамейки. На ступеньке крыльца, под провисшими ставнями, сидел Жак. Увидев меня, он просиял. Жак был из породы молчунов. Разговорчивым он становился лишь во время перешептываний с Элен. Но она осталась в хижине, и это избавляло Жака от необходимости говорить. Он лишь кивнул, приглашая меня войти.
Внутри меня встретило печальное зрелище, какое я видела во многих парижских домах. Но сейчас оно было многократно печальнее, поскольку здесь прошло мое детство и с каждой разбитой вазой и разломанным стулом меня связывали какие-то воспоминания. Сделав несколько шагов, я вдруг услышала бой наших старых напольных часов. Казалось, мне влепили пощечину. Я замерла в пустом вестибюле, где под ногами скрипел рассохшийся паркет. Я помнила его натертым до зеркального блеска. Я кусала губы, чтобы не разрыдаться от нахлынувшей тоски по прошлому и всепоглощающего чувства вины.
2
Я вышла на террасу. Когда-то отсюда открывался вид на живописные, ухоженные лужайки. Сейчас увиденное больше напоминало некошеный луг. Примерно в двухстах метрах от меня на склоне холма сидел мистер Уэзеролл, положив костыли по обе стороны от себя.
– Что вы тут делаете? – на ходу спросила я, направляясь к нему.
Мое появление несколько взбудоражило его, но он быстро совладал с собой. Я села рядом. Мистер Уэзеролл долго смотрел на меня, словно оценивал произошедшие во мне перемены.
– Хотел вот добраться до края южной лужайки, где мы с тобой когда-то упражнялись. Самое смешное, я думал, что спокойно дойду туда и вернусь. Мне почему-то казалось, будто здешние лужайки остались в прежнем состоянии. А вот увидел… Туда не очень-то и доберешься.
– Это место ничуть не хуже.
– Смотря в чьем обществе находишься, – ответил мистер Уэзеролл с улыбкой.
Мы замолчали.
– Значит, тайком, под покровом ночи… – проворчал он.
– Простите меня, мистер Уэзеролл.
– Ты ведь знаешь, я догадывался о твоей затее. Тебя всегда выдавали глаза. Так повелось с раннего детства, когда ты была еще от горшка два вершка. Если глазки заблестели, значит Элиза что-то задумала… По крайней мере, ты жива. Чем занималась все это время?
– Мы с Арно летали на воздушном шаре.
– Неужели? И как тебе полет?
– Замечательно. Мне очень понравилось, – ответила я.
Мистер Уэзеролл заметил мои покрасневшие щеки.
– Так, значит, вы с ним…
– Можно сказать и так.
– Вот и хорошо. Мне было бы тяжело видеть тебя страдающей. А как насчет «всего остального»? – спросил он. – Что-нибудь узнала?
– Узнала, и предостаточно. Многие из тех, кто плел интриги против отца, уже ответили за свои преступления. К тому же теперь я точно знаю, кто отдал приказ о его убийстве.
– И кто же?
– Новый великий магистр, вдохновитель переворота Франсуа Тома Жермен.
– Так я и думал, – присвистнул мистер Уэзеролл.
– Но вы говорили, что он был исключен из ордена.
– Был. Видишь ли, этот Жермен являлся горячим приверженцем воззрений Жака де Моле, последнего великого магистра тамплиеров. Де Моле сожгли в тысяча триста четырнадцатом году. Он умирал, осыпая проклятиями всех, кто находился рядом. Так и осталось неизвестным, был ли он действительно виновен, или его оклеветали. Но выражать подобные сомнения вслух тогда было опасно. Всякая поддержка его идей считалась ересью. – Мистер Уэзеролл поскреб бороду. – Да, Жермен слыл еретиком. Но еретиком, к которому прислушивался великий магистр. Чтобы не допустить раскола в ордене, его исключили. Твой отец просил Жермена воздержаться от еретических высказываний и вернуться в русло учения ордена. Скажу тебе, он с тяжелым сердцем исключал этого вольнодумца, однако…
– Жермена все-таки изгнали?
– Изгнали. Более того, всех членов ордена предупредили: любой, кто выступит в поддержку Жермена, также будет исключен. Прошло довольно много времени. Когда было объявлено о его смерти, про Жермена успели забыть.
– А Жермен и не думал умирать, – усмехнулась я.
– Получается, что так. Жермен затаился, нашел себе сторонников и повел закулисную игру, постепенно переиначивая на свой лад принципы ордена. Теперь он – великий магистр, а те, кто еще не разучился думать, чешут в затылках и пытаются понять, как Жермен из ярого монархиста превратился в революционера, требующего казнить короля. Ответ прост: Жермену никто не противостоит. Он уничтожил всех противников. Как говорится, шах и мат. – Мистер Уэзеролл улыбнулся. – Надо отдать ему должное: убеждать он умеет.
– Я и отдам ему должное… мечом в живот.
– И как ты намерена это сделать?
– Арно выяснил, что Жермен намеревается присутствовать на завтрашней казни короля.
Мистер Уэзеролл бросил на меня напряженный взгляд.
– Короля казнят? Значит, Национальное собрание вынесло ему приговор?
– Да. Смертная казнь.
Мистер Уэзеролл качал головой. Казнь короля. Как мы дожили до такого? Если вспомнить развитие событий, пожалуй, последней каплей для революционеров стала петиция о возвращении королевской семьи к власти. Летом прошлого года ее подписали двадцать тысяч парижан. Там, где когда-то говорили о революции, начались разговоры о контрреволюции.
Правящие революционеры, конечно же, не собирались терпеть подобные настроения. Десятого августа Национальное собрание распорядилось о походе на дворец Тюильри, где находились король и Мария-Антуанетта, с позором изгнанные из Версаля почти три года назад.
Это было последнее сражение, руководимое королем и стоившее жизни шестистам его швейцарским гвардейцам. Спустя полтора месяца монархия была упразднена.
Однако контрреволюционные выступления не прекращались. Ими были охвачены Бретань и Вандея. Второго сентября прусская армия заняла Верден. Это вызвало панику в Париже. Поползли слухи, что узники-роялисты вот-вот будут освобождены из тюрем и жестоко отомстят сторонникам революции. Вы, наверное, скажете, что последовавшие массовые убийства были упреждающими ударами, но это не меняет их зверского характера. Узников убивали тысячами.
Затем состоялся суд над королем. Сегодня объявили, что завтра его казнят на гильотине.
– Если Жермен намерен присутствовать на казни, мне сам Бог велел там быть, – сказала я мистеру Уэзероллу.
– Позволь спросить зачем?
– Чтобы его убить.
– Элиза, я не считаю, что твой маневр даст желаемые результаты, – глядя на меня, сказал мистер Уэзеролл.
Я с детства помнила этот взгляд с прищуром.
– Знаю, – как можно мягче произнесла я. – Но вы понимаете: у меня нет иного выхода.
– Что тебе важнее? – раздраженно спросил он. – Месть или орден?
– Когда я достигну первой цели, достижение второй не составит труда, – пожала плечами я.
– Неужто? Ты так думаешь?
– Да.
– Откуда у тебя такие мысли? Ты всего-навсего убьешь нынешнего великого магистра французских тамплиеров. И ты считаешь, что в ордене обрадуются твоему возвращению? Но с такой же долей вероятности тебя могут судить за вероломное нарушение основополагающих принципов тамплиеров. Я разослал обращения во множество мест: в Испанию, Италию, даже в Америку. В ответ – намеки на сочувствие и ни слова о готовности оказать поддержку. Знаешь почему? В других странах видят, что французская ветвь ордена управляется твердо и умело, а потому твое смещение вызывает у них лишь минимальный интерес.
К тому же у Жермена наверняка есть своя сеть осведомителей. Он непременно убедит иностранных собратьев в необходимости совершенного им переворота и заверит их, что нынче орден – в надежных руках.
Не стоит забывать и про Кэрроллов. Я вполне допускаю: они будут подливать яду везде, где к их мнению прислушиваются. Элиза, ты не можешь действовать против Жермена, не имея поддержки. Ты и сама это знаешь, но все равно намерена осуществить задуманное. Твое поведение подсказывает мне, что тобой движет не забота об ордене, а жажда мести. И оно же мне подсказывает, что я сижу рядом с дурочкой, задумавшей самоубийственную авантюру.
– У меня будет поддержка, – упрямо возразила я.
– Подумай, Элиза, откуда она придет?
– Я рассчитывала создать нечто вроде альянса с ассасинами.
Мистер Уэзеролл вздрогнул, потом с грустью покачал головой:
– Дитя мое, заключение мира с ассасинами сродни журавлю в небе. Этого никогда не будет, что бы ни писал в своих письмах покойный Хэйтем Кенуэй. Мистер Кэрролл сказал тогда тебе сущую правду. С таким же успехом ты можешь предложить мангусту и змее встретиться за чашкой чая.
– Вы не в состоянии в это поверить?
– Дитя мое, мне и верить не надо. Я просто знаю, что это так. Я люблю тебя за то, что ты думаешь по-другому, но ты ошибаешься.
– Мой отец тоже думал по-другому.
– Любое перемирие, которое заключил бы твой отец, было бы временным. Он это знал не хуже всех нас. Мира между орденами не будет никогда.