– Полагаю, Жанна ненавидела Филиппа, – сказала Виктория, сделав глоток латте.
– Вообще-то, вот что она писала Филиппу утром в день миропомазания Карла. – Саймон нашел в планшете письмо и зачитал его вслух: – «Высокочтимый и внушающий страх принц, герцог Бургундский, Дева просит вас от имени Отца Небесного, моего справедливого и высочайшего Господина, чтобы король Франции и Вы заключили добрый прочный мир на долгие лета. Полностью простите друг друга от всего сердца… Вот уже три недели, как я написала Вам с просьбой присутствовать на миропомазании короля… и не получила на это письмо никакого ответа».
– Это… довольно печально.
Саймону не хотелось показывать своих чувств, и он уклончиво пожал плечами:
– Карл стал законным королем и желал играть роль дипломата. Тамплиеры с большим удовольствием ему в этом потакали.
– Но Иоланда была Наставником ассасинов и тещей Карла.
– Я уверен, что она делала все возможное, чтобы держать его под контролем, но я бы не хотел вступать в конфронтацию с теми тамплиерами. После коронации Карл во всех делах либо тянул время, либо активно противостоял Жанне. Больше он никогда не поддерживал Деву и даже не обеспечил ее дальнейшее существование. И как только она потеряла свой меч, ее судьба была предрешена.
Виктория долго молчала.
– Я видела обе стороны конфликта – и ассасинов, и тамплиеров, – наконец сказала она. – Работая с подростками в «Аэри», я видела это в «Анимусе» и вне его. В конечном счете я всегда выбирала порядок, а не хаос. Но иногда кажется, что тамплиеры используют слишком жестокие методы, устанавливая порядок.
– Орден тамплиеров может действовать только таким образом, – сказал Саймон, негодуя, что Риккин и Виктория плетут какие-то тайные интриги у него за спиной. В конце концов порядок восторжествует. Чего бы это ни стоило. – Жанну начали рассматривать как угрозу, – продолжал Саймон. – Ее судьба была решена троицей тамплиеров, и, принимая решение, они исходили из политического расклада того исторического периода. Я не сомневаюсь, они свято верили, что альтернативы у них нет.
– Кроме как сжечь у позорного столба девятнадцатилетнюю девушку?
Реакция Виктории никак не вязалась со злобным тамплиером, тайно вознамерившимся уничтожить его. Но возможно, это была лишь проверка.
– Судебное разбирательство, конечно же, было чистой воды фарсом. Но тамплиеры и раньше устраивали подобные представления, если видели в том необходимость. Цель оправдывает средства. Должен восторжествовать порядок. Только порядок поможет человечеству подняться на достойную высоту. Любой подъем подразумевает потери. Иногда значительные.
«Если надо, можно принести в жертву и чистую, добрую девушку с сапфирово-синими глазами, излучающими свет, – девушку слишком смелую, слишком бескорыстную, которая служила благому делу, но недостойному человеку».
Будь он проклят!
– Давайте продолжать, – скрывая горечь, холодно предложил Саймон. – Посмотрим на падение ангела.
– Я думал, после коронации мы получим с его стороны больше внимания, а вышло наоборот, – недовольно проворчал герцог Алансонский.
– Каждый день, что мы теряем в ожидании, делает взятие Парижа все более трудным, – согласилась Жанна. – Солдаты одерживали победу за победой. Колебания короля посеют лишь беспокойство в их сердцах. А они должны быть исполнены божественным духом и любовью к Франции.
Жанна, герцог Алансонский, Габриэль и Флер посетили королевскую резиденцию в Компьене, куда после коронации прибыл Карл VII. Они провели там несколько дней, пока король вел переговоры со своими сторонниками и противниками. Иногда Жанну и герцога Алансонского приглашали на эти переговоры, но не в этот день. У Габриэля укоренилось чувство, что Жорж де Ла Тремойль, который всегда выступал против Жанны, пытался держать Орлеанскую деву в неведении относительно многих вопросов.
Вместо того чтобы отправить готовую к сражению армию к Парижу, чьи жители тряслись от страха при одной мысли о нападении, французское войско совершало сложные маневры и контрманевры; Карл медлил, переезжал из города в город, с великой радостью принимая заверения в лояльности.
– Жанна, он хочет мира, – тихо сказала Флер. – Он устал от кровопролитий.
– Я тоже от них устала! – воскликнула Жанна. – Разве я не оплакивала павших солдат, как французских, так и английских? Я тоже хочу покоя, и разве я не писала дважды герцогу Бургундскому, умоляя заключить мир? Франция вновь должна собраться в единое государство, но у нее обязан быть признанный всеми король! – Жанна раздраженно покачала головой. – Король должен был сказать мне, что заключил перемирие с герцогом Бургундским. Четырнадцать дней мира – достаточно, чтобы укрепить стены Парижа!
Герцог Алансонский и Габриэль переглянулись. Жанна, с ее божественной силой и мечом Эдема, с которым она не расставалась, была непобедимой на поле брани. Ее исключительная сила воли и энергия не шли на пользу Франции – или ассасинам: ее отстранили от переговоров и запретили вдохновлять и вести войска в бой.
– Ну знаете ли, – сказал герцог Алансонский Жанне, но глядя на Габриэля, – мне надоело сидеть на одном месте, просто есть и пить и ничего не делать. Давайте переоденемся в доспехи и немного поупражняемся.
Жанна мгновенно оживилась.
– Давайте! – воскликнула она. – Попробуем Флер научить обращаться с мечом!
Флер рассмеялась. За то время, что белокурая девушка была с ними, Габриэль начал уважать ее за сдержанность, которая так контрастировала со страстностью Жанны. Флер хорошо уравновешивала ее, но она никогда бы не смогла овладеть мечом и сражаться подле Девы.
Однажды, когда девушка совсем впала в отчаяние от своей бесполезности, Габриэль услышал от нее следующие слова. «Я всем обязана Жанне, – сказала тогда Флер, – и тебе за то, что ты замолвил за меня слово перед ней. Без вас… – Девушка отвернулась. – Я даже думать не хочу, что бы я…»
«И не думай, – остановил ее тогда Габриэль. – Ты с нами, и тебе не надо возвращаться к прошлой жизни и не надо ничего делать, чтобы быть „полезной“. Ты просто… есть. Тебе просто нужно быть Флер и любить Бога, любить Жанну. Этого будет достаточно. Она смотрит на тебя и видит, что смогла изменить чью-то жизнь к лучшему. Я знаю, это многое значит для нее, – сказал юноша и добавил: – Особенно сейчас. Не все помнят, что нужно быть благодарными ей за то, что она для них сделала».
– Я думаю, может быть, Господь и научит Флер владеть мечом, а я лишь простой смертный, – рассмеялся герцог Алансонский. И вновь он смотрел на Габриэля, обращаясь к Жанне. – А тебя, Жанна, я хочу научить одному забавному приему. Габриэль уже его освоил, и я тоже. В нужный момент этот прием может оказаться полезным. Не сомневаюсь, ты быстро его освоишь. От тебя потребуется смелый шаг, скажем точнее, прыжок веры.
Габриэль усмехнулся.
– Мой прекрасный герцог, сегодня я буду с тобой упражняться, а завтра и в последующий день собирай своих людей и призывай других капитанов под мое знамя. Я очень хочу увидеть Париж с близкого расстояния!
Габриэль многое повидал после того, как покинул Вокулер, который бо́льшую часть его жизни казался ему образцом города-крепости. Он видел Орлеан и брал Жаржо.
Но Париж превосходил все города, которые юноша успел увидеть. По сравнению с ним все они были карликами.
Крепостные стены были просто громадные, несомненно самые высокие и крепкие во всей Франции, а возможно, и во всей Западной Европе. Стены взмывали в небо на высоту семи с лишним метров, их башни – на все сто двадцать. В город вели шесть ворот, французское войско решило сконцентрироваться у ворот Сен-Дени и в особенности у ворот Сент-Оноре, поражавших воображение своими размерами – шестьдесят на двадцать пять футов. У ворот были бойницы, узкие окна и щели, через которые солдаты и лучники могли отражать штурмующих город. Также каждый вход в город был снабжен опускной решеткой и подъемным мостом. Наконец, возле каждых ворот были возведены бульвары.
Сейчас, после стольких побед, взятие города стало для Габриэля обыденным делом. Жанна верхом на коне, держа штандарт, подъехала к воротам Сент-Оноре и предложила Парижу сдаться. Ей ответили грубым улюлюканьем. Юноша заметил, что меч она из ножен не вынимала, полагалась на любимое ею белое знамя.
Он и ассасины знали, какой силой обладал меч, но Жанна, казалось, не особенно ценила то, на что он был способен. Но меч оставался с ней, и Габриэль верил в меч и в Жанну.
Французская армия помнила, что помогло им взять Жаржо. Они начали с интенсивной бомбардировки ворот и соединявшей их стены. Защитники Парижа ответили не менее интенсивным огнем. Грохот стоял оглушающий и не прекращался ни на мгновение. Повозки, телеги, вязанки дров – все, что только подворачивалось под руку, летело в крепостной ров.
Герцог Алансонский не принимал участия в атаке. Никто не ждал, что город можно взять за один день, и он со своими людьми готовился к завтрашнему штурму и возводил мост через Сену. Габриэль понимал значимость возводимого моста и был рад, что де Рэ и де Гокур были у стен Парижа, но его волновал вопрос: если перебросить дополнительные силы, поможет это сегодня переломить ситуацию?
Земля рядом с Габриэлем комьями взлетела вверх, его заляпало грязью и кровью. Небольшая группа из свежего пополнения парижского гарнизона, все полные энергии и злости, обрушились на него и горстку французских солдат, окружавших Жанну. Габриэль едва успел поднять меч и блокировать удар рыцаря постарше его и покрупнее. Удар был таким тяжелым, что у юноши едва не выбило землю из-под ног, но он, как учили де Мец и герцог Алансонский, расслабился, позволяя телу быстро собраться. К удивлению рыцаря, его клинок скользнул по клинку Габриэля, не причинив юноше вреда. Затем без видимого усилия Габриэль развернул меч, и клинок рыцаря улетел в сторону. Он даже не успел поднять щит, прежде чем юноша пронзил ему шею.