– Я не собираюсь оставаться в Айдзу, пока вы все идете воевать, – спокойно объяснила она. – Неужели ты думал, что я буду сидеть дома, хандрить и ждать от вас вестей, отвергая предложения брака от тех, у кого недостало смелости даже на то, чтобы пойти на войну?
– Но это же не повод!.. – задохнулся Ибука. – Тебе прекрасно известно, что я думаю об этом: в военном искусстве ты преуспела гораздо больше, чем многие мужчины, но закон есть закон. Девушки не имеют права поступать на военную службу, и, если кто-то раскроет твою тайну, ты окажешься в смертельной опасности.
– Я видела в армии женщину, – возразила сестра. – Ее зовут Такэко, и она просто великолепна. Она несравненно владеет нагинатой.
– Она – то исключение, которое подтверждает правило. И даже само ее присутствие осложняет наше положение. Нам нельзя…
– Мочиться у нее на глазах? – закончила его фразу Ацука. В голосе у нее слышался яд. – Уж не сомневаюсь.
– Речь не об этом, – заливаясь краской, пробурчал ее брат. – Отец ни за что не должен узнать, что ты здесь, это его убьет. Я разузнаю, что можно сделать, чтобы втайне отправить тебя назад в Айдзу.
До сих пор девушка сдерживала себя, но после этих слов она двинулась на брата, грозя ему пальцем. Глаза ее метали молнии.
– Никуда ты меня не отошлешь! Так уж вышло, что военная жизнь мне по нраву, я впервые за много месяцев чувствую себя свободной – впервые, между прочим, с тех пор, как отец заговорил с нами об обеде у даймё и моей будущей свадьбе. Но дело не только в этом. Я ведь поступила на службу в том числе и ради тебя.
– Ради меня? – недоверчиво переспросил Ибука.
– Что ты будешь делать на поле боя? Не хочу тебя обидеть, но у врагов будут настоящие катаны, с настоящими клинками, которые наносят настоящие раны. И если ты вдруг замрешь на месте, как тогда, на холмах, то не проживешь на поле боя и минуты. А я, как ни странно, до сих пор тебя люблю, братец, несмотря на твою трусость.
– Не смей со мной так говорить, – прорычал Ибука, бледнея от гнева. – То, что тогда произошло, – не более чем случайность, я уже тысячу раз об этом говорил. Этого больше не повторится. Я каждый вечер по часу сражаюсь с другими самураями, и еще ни разу не проиграл.
– Ага, только в руках у вас при этом боккены, – вздохнула Ацуко. – Слушай, мне хотелось бы, чтобы ты оказался прав. Может быть, в нужный момент в тебе проснется мужество и ты станешь героем, как все тебе пророчат. Но пока этого не случилось, я собираюсь за тобой присматривать – просто на всякий случай.
– И как ты собираешься это сделать, если ты – асигару? Мы ведь сражаться даже будем в разных местах!
– А вот тут ты ошибаешься. Я все тщательно изучила, выполнила разные поручения для нескольких сержантов и в конце концов выбила себе место на краю западного фланга, там, где окажешься и ты. Можешь на меня рассчитывать, брат.
Ибука потер переносицу, как делал всегда, когда чувствовал приближение головной боли.
– Об этом не может быть и речи. Я заставлю тебя вернуться домой, и точка. Мне и так уже стыдно за себя, а если я допущу, чтобы ты погибла на поле боя, я этого просто не переживу. Тебе тут не место.
Он отвернулся, показывая, что разговор окончен, и потому не заметил огня, горевшего в глазах сестры, когда она ядовитым голосом бросила ему в спину:
– Если ты только попробуешь заставить меня уехать, я всем расскажу, что я твоя сестра и что я здесь только ради того, чтобы защитить тебя от злых солдат императора, потому что в бою ты настоящий трус. Конечно же, никто мне не поверит. В конце концов ты герой, всем известно, как ты прекрасно владеешь катаной, мне будут смеяться в лицо. Но это посеет семя сомнения. Кое-кто задумается, кое-кто начнет наблюдать за тобой с особым вниманием. Не говоря уже о тех, кто решит, что самурай, не способный призвать к порядку даже собственную сестру, недостоин управлять солдатами на поле боя.
– Ты этого не сделаешь, – в бешенстве выдохнул Ибука.
– Я бы ни за что не стала поступать так с братом, – тем же тоном ответила Ацуко. – Но если ты отправишь меня домой, несмотря на то, что я умоляла тебя не этого делать, ты перестанешь быть мне братом и станешь просто трусом, который не вступился за меня на холмах, когда меня там чуть не изнасиловали. Ну? Что ты решил? Я могу уже вернуться к товарищам или тебе все еще хочется меня разоблачить?
Юноша закусил губу, посмотрел на сестру, задумался, но он уже знал, что проиграл. Ацуко была права, такие тяжкие обвинения нанесут ему ущерб. Даже если никто ей не поверит. Он не мог допустить, чтобы что-то подобное омрачило его блестящее будущее.
К тому же Ибука с удивлением осознал, что находит что-то утешительное в том, что Ацуко окажется рядом с ним на поле боя.
Такэко дождалась, когда самурай и асигару разойдутся в разные стороны и присоединятся каждый к своему полку, а затем выбралась из своего укрытия за ящиками с провиантом. Она не осмелилась подойти ближе, опасаясь, что ее заметят, и не смогла расслышать, о чем шла речь. Но то, что эти два солдата разговаривали более четверти часа, уже было очень интересно.
Первого она знала хорошо – самураи называли его живой легендой, он был самым юным из телохранителей даймё Мацудайры Катамори. Она уже много раз слышала, как о нем говорят у костра – были даже те, кто сравнивал его с Миямото Мусаси, ни больше ни меньше!
Что же касается второго, Такэко никогда с ним раньше не встречалась – и в этом не было ничего удивительного, ведь с крестьянами она не водилась. Однако внимательно разглядев его с головы до ног, она заметила нечто странное – казалось, будто в его облике не хватает какой-то малости, чего-то очевидного и в то же время скрытого.
Что общего могло быть у этих двоих? Никаких причин разговаривать у них не было, а это неизбежно означало, что они замешаны в каком-то заговоре.
Может, они – подручные тамплиеров?
Такэко закинула древко нагинаты на плечо, как лесоруб – свой топор, и быстрым шагом направилась назад к лагерю.
Настало время понаблюдать за этим таинственным асигару.
Глава 7
Девять самураев были опытными воинами, прославленными в множестве сражений. Все они убивали ради целей тамплиеров, хоть и посмеивались над взглядами своих нанимателей. Главным для них было то, что им платили, и платили хорошо. Они уже много лет как отреклись от понятий чести; Сайдзу предал его даймё; Ёсисада однажды очнулся под грудой мертвых тел – и так и не сумел вспомнить ничего о своей прошлой жизни. Масадзиро, чья улыбка была такой нежной, приговорили к смерти за то, что соблазнил жену придворного; Нобусукэ в приступе гнева вырезал целую деревню.
Все они были ронины, разочарованные в жизни, никому не доверявшие, все они смотрели смерти в лицо, и ничто в этом мире уже не могло их удивить. Они были гончими псами в мире овец.
И тем не менее от своего нынешнего заказчика они старались держаться на почтительном расстоянии. Потому что даже гончие псы остерегаются волков.
– Вам все ясно? – закончил свою речь Уильям Ллойд. – Задание не слишком сложное, Сайго Кайано – всего лишь третьесортный даймё, у него нет никакой особой охраны. Он не ожидает нападения.
– И все же его палатка будет стоять среди палаток солдат его армии, – заметил Ёсида. – Мы не синоби, а простые воины. Совершить убийство, а потом просто раствориться во тьме у нас не выйдет. Назад придется пробиваться силой.
– Сколько людей под началом у Каяно? – спросил Сайдзу, склонившись над выцветшей картой, которую принес Ллойд.
– Штук сорок скверно вооруженных солдат и вдобавок – пять самураев.
– Девять против сорока пяти? Даже для нас это будет трудная схватка.
Тамплиер насмешливо фыркнул.
– Не смеши меня, Сайдзу. Его солдаты по большей части – крестьяне, у которых и доспехов-то нет. Ты успеешь обезглавить троих, прежде чем остальные поймут, что случилось. Они не ждут нападения, и это вам на руку. Неужто ты и правда думаешь, что они продолжат драться после того, как поймут, что тот, кто их нанял, мертв, его пятеро телохранителей валяются с кишками наружу, а вы несетесь на них со зверскими воплями?
– Ну если на это так посмотреть… – пробормотал Нобусукэ, поглаживая рукоять своей катаны.
– Так или иначе, я плачу вам не за то, чтоб вы сидели сложа руки. Не хотите на меня работать, так я найду других ронинов.
– Полно, не будем делать поспешных выводов, – попытался успокоить их Масадзиро. – Что касается меня, я согласен. Мы нападаем на лагерь, устраиваем беспорядки, убиваем даймё и забираем его меч. А зачем, кстати, кому-то понадобился его меч?
Ллойд не собирался раскрывать своим наемникам подлинного происхождения катаны. Может, тамплиеры и купили их верность деньгами, но ему не хотелось пытать счастья и говорить с ними о Мусаси. За сокровище подобной ценности кое-то готов и родных мать с отцом продать.
– Мы считаем, что, возможно, это клинок работы Масамунэ, – едва слышно произнес он. – Конечно, подлинность еще нужно проверить, но если это действительно одна из катан великого оружейника, то в руках императора она будет знаком нравственной победы над противником.
У Нобусукэ загорелись глаза, а Сайдзу невольно облизнулся. Хоть Ллойд и умолчал о связи клинка с Мусаси, одно упоминание Масамунэ изменило самураев до неузнаваемости. Они выпрямились и окинули друг друга оценивающими взглядами, будто вдруг стали соперниками, а глаза их алчно заблестели.
Конечно, Ллойд предвидел такой их отклик. Доверие, которое он испытывал к собравшимся здесь ронинам, было весьма относительным. Дорого стоило только их мастерство, верность же не стоила ничего.
– Я пойду с вами, – бросил он с холодной улыбкой. – Раз уж вы сомневаетесь, что справитесь с заданием, мое присутствие должно вас успокоить.