– Точно! – подтвердил его сосед, старший в отряде, который пытался скрыть лысину, завязывая седеющие волосы в пучок. – Победу надо праздновать с женщинами, а не с цветами!
– А лучше – с женщинами-цветами, – пошутил Каяно.
В ответ послышались вежливые смешки, и, довольный своей остротой, даймё поудобнее устроился на груде подушек.
– Тебе нужно обязательно сходить в квартал удовольствий. Такое не представить, пока не испытаешь сам, – принялся за свое усач.
Мужчины расхохотались, а Ибука, весь красный, не знал, куда деть глаза от стыда. Взгляд его блуждал по шатру и остановился на Такэко. Она сидела в углу и за последние два часа не произнесла ни слова – в общем, была настолько незаметна, что все, казалось, и вовсе о ней забыли. Она невозмутимо посмотрела на юношу в ответ, и он почувствовал, что краснеет пуще прежнего. Эта беседа была не для женских ушей. Хорошо, что хоть его сестра сейчас была снаружи и рыла уборные…
Это было, конечно, не совсем честно, но в конце концов никто же ее не просил записываться в армию добровольцем, так ведь? Так что последствия ее решений были только ее заботой.
Ну, по крайней мере, так он думал до того, как в лагере послышались крики.
– Что случилось? – спросил Каяно, резко вскакивая с подушек.
Усач высунул голову из шатра.
– Не знаю, господин. Похоже на звуки боя.
– Ну так пойди и разузнай в чем дело, чего ты ждешь?
Вместо ответа, самурай на секунду замер, затем согнул ноги и рухнул, будто сломанная кукла. Его голова покатилась по земле и остановилась у ног Ибуки, который уставился на нее со все нарастающим ужасом. В горле у него пересохло, и он всеми силами пытался не обмочиться на месте. Он не мог оторвать взгляда от глаз убитого: мутные, подернутые дымкой, они смотрели на него с осуждением. Всего несколько мгновений назад этот человек отпускал шуточки о квартале развлечений, а теперь он никогда больше не обнимет женщину, не отпразднует победу.
– Защищайте своего господина! – визжал Каяно. – Защищайте своего господина!
Ибуке казалось, что он двигается в толстом слое ваты. Он взялся обеими руками за рукоять катаны, но даже просто вынуть ее из ножен казалось ему непосильной задачей. Остальные телохранители вокруг него действовали с изяществом настоящих мастеров своего дела: самурай с пучком больше не казался молодящимся старикашкой – теперь это был хладнокровный воин.
Впрочем, мастерство не помешало старшему из телохранителей вскоре упасть замертво от меча вражеского самурая, который при каждом ударе хохотал до упаду, словно одержимый.
Ибука наконец сумел вытащить катану из ножен и встать в нужную стойку. Даймё зажмурился и бормотал молитвы ками – а значит, пока не знал, что тот, на кого надеется весь лагерь, от страха не способен пошевелить и пальцем. Но такая удача продлится недолго. Нужно как-то действовать, нужно всех обмануть. В конце концов, это нападение не может длиться вечно; наверняка к шатру уже бежит подмога, с минуты на минуту враг отступит. Не все еще потеряно.
Невероятным усилием воли Ибуке удалось заставить свои ноги повиноваться и он, молясь о том, чтобы никто не заметил, как у него дрожат колени, подошел к Каяно и заслонил его своим телом.
– Вы не посмеете навредить даймё! Только через мой труп! – выкрикнул он, пытаясь скрыть страх за деланой удалью.
– Это можно устроить, красавчик, – просюсюкал Нобуносуке и шагнул под полог шатра.
Глава 10
В лагере царил хаос, и в сумерках уже нельзя было отличить союзника от врага. Ацуко, задыхаясь, бросилась к шатру даймё, на ходу пытаясь приноровиться к тому, как лежала в руке ее новая катана. Ёсисада был выше и крупнее нее, и потому рукоять ему требовалась побольше; казалось бы, мелочь, но ее было достаточно, чтобы держать оружие стало непривычно.
Те асигару, что оказались поблизости, бросили постройку укреплений, чтобы преградить путь незваным гостям, но наткнулись на убегающих крестьян. Недолго думая, они кинулись за ними в погоню – вместо того, чтобы обратить внимание на оставшихся, хотя именно они представляли наибольшую опасность. Ацуко подавила желание выругаться и побежала быстрее. А что если она уже опоздала? Она знала, что не сможет себе этого простить. К своему стыду, думала она не о даймё, которого поклялась защищать, а о своем брате и о Такэко. А что если с ними что-то случилось? Что тогда?
Нет. Невозможно. Ее наставница была непобедима. А брат… лишь бы он не позволил шоку взять над собой верх, лишь бы его не парализовал страх…
Она подбежала к шатру в тот же миг, когда Такэко выскочила наружу, так быстро размахивая нагинатой, что казалось, будто вокруг нее парит металлическая сеть. Двум самураям, пытавшимся зажать ее в тиски, пришлось отступить, иначе каждый лишился бы руки.
– Неплохо для женщины, – выплюнул Сайдзу, сжавшись в комок.
– Да и вообще неплохо, – признал Масадзиро, возвращая меч в ножны и изготовившись для приема иайдзюцу. – Не недооценивай ее лишь потому, что она женщина.
В другое время Ацуко обрадовалась бы, услышав такие слова; но сейчас они означали только то, что эти двое еще более опасны, чем ей казалось. Девушка понимала, что выжила в недавней схватке лишь потому, что противник недооценил ее изначально, а потом еще оказался сбит с толку, когда ему открылась правда. Она не могла рассчитывать на то, чтобы снова подобным образом застать врага врасплох.
Не замедляя шага, она нацелила катану в спину Масадзиро и приготовилась пронзить его, но он легко качнулся в сторону, словно тростник на ветру, и она пролетела мимо. Он не стал даже вынимать меч из ножен, лишь слегка толкнул ее ладонью в спину. Девушка споткнулась и чуть было не упала плашмя на землю. В последнюю секунду ей удалось восстановить равновесие, и она повернулась к противнику, оскалив зубы, в ярости от того, что ее так легко вывели из равновесия.
– Гляди-ка, еще одна женщина, – с усмешкой заметил Масадзиро. Похоже, его это позабавило. – Только в этот раз – одетая мальчиком.
– Что ты несешь?! – возмутился Сайдзу. – Это парень!
– «Есть у них глаза, но не видят», – наставительным тоном проговорил Масадзиро. – Этим словам меня научил христианский миссионер.
– Потом про свою жизнь будешь рассказывать. Поспешим и прикончим этих мерзавок – нам надо еще добыть клинок Масамунэ.
Сайдзу перешел от слов к делу, бросился вперед и сделал обманное движение: короткий низкий удар, целью которого было заставить Такэко перейти в наступление. Хитрость могла бы сработать, будь у самурая больше опыта, но девушка не поддалась на его уловку и лишь отступила на шаг назад. Она прекрасно понимала, что время на ее стороне.
– Твоя беда в том, что ты относишься к женщинам без уважения, – вздохнул Масадзиро, готовясь вынуть меч из ножен. – И все только потому, что они не смотрят на тебя, ведь их сводят с ума мои обольстительные черты. В самом деле, сударыни, если бы вам пришлось выбирать между нами двоими, кого бы вы предпочли?
Масадзиро говорил игривым тоном, на лице его играла легкая улыбка, от которой каждому, с кем он заговаривал, становилось легко на душе. Его выдавало лишь едва заметное напряжение в уголках губ, но и этого оказалось довольно, чтобы разрушить чары. Ацуко бросилась назад и меч, который должен был отсечь ей голову, лишил ее всего лишь пряди волос. Не переставая говорить, самурай вынул меч из ножен с нечеловеческой скоростью – возможно, он был даже быстрее, чем Ибука, а ведь девушка думала, что такое попросту невозможно. С бешено бьющимся сердцем и вспотевшими ладонями она снова приняла защитную стойку.
– Смотри-ка, Сайдзу, она смогла увернуться от моего удара. Я же говорил, что не стоит ее недооценивать.
Сайдзу, к которому он обращался, ничего не ответил – он был слишком занят, отбивая удары Такэко. Девушка перешла в наступление, и ее нагината кружилась в воздухе с такой скоростью, что очертания древка расплывались. Она пользовалась большей длиной оружия, целясь то в ноги, то в голову, то в руки, то в грудь, то в ладонь – с хирургической точностью, то в бедро – с неожиданной силой.
Но и ее противник тоже был далеко не рохлей. Пускай он и не привык сражаться против таких умелых воинов, однако до сих пор не получил ни одного ранения. С застывшим лицом и смешно высунутым от усердия языком он танцевал вокруг Такэко, в последний момент отбивая все ее удары. В отличие от других, он держал в каждой руке по мечу, и его вакидзаси[26] словно по волшебству, каждый раз вставал перед нагинатой Такэко, когда та была уже на волосок от цели.
Сайдзу отступил на шаг, рассек воздух клинками и позволил себе наконец удовлетворенно улыбнуться.
– Ты сильна. Но я могу тебя убить, – заключил он.
– Меньше слов, больше дела, – парировала Такэко.
Ацуко уже двадцать секунд сражалась с Масадзиро, и никому из них пока не удавалось получить преимущество в этой схватке. Двадцать секунд – казалось бы совсем немного, но для девушки поединок длился уже целую вечность. Она все никак не могла отдышаться после сражения с Ёсисадой и утомительного бега. В боку у нее начало колоть, и это мешало сосредоточиться. А Масадзиро был все так же свеж, так же улыбчив и так же приветлив.
– Блестяще, – восхитился он, когда контратака Ацуко заставила его отступить. – Какая пылкая манера сражаться! Необыкновенно, – снова похвалил он противницу, когда она уклонилась от его ответного удара. – Я, конечно, представляю, что ты мне ответишь на мое предложение, но ты не думала перейти на нашу сторону? Я бы с радостью взял тебя в ученицы.
Ацуко ничего не ответила, стараясь сберечь дыхание. Мало-помалу к ней начало приходить осознание: эту схватку ей не выиграть. Каждый раз ей не хватало совсем чуть-чуть – то сантиметра длины клинка, то доли мгновения, и она оказывалась неспособна пробить защиту этого мужчины с заразительной улыбкой. Конечно, подмога вскоре прибудет, но Масадзиро преграждал ей путь к шатру, а она не знала, что там внутри, что с