Однако передышка оказалась недолгой. Пешие преследователи не отставали – и вот им уже ничто не мешало двигаться по улицам города. К тому же из лагеря одна за другой выходили новые фигуры; скоро они откроют на нее настоящую облаву.
Она надеялась, что сможет отдохнуть, но выбора не было: оставалось только продолжать бежать. Она перепрыгнула на соседнюю крышу и услышала позади себя крик, но успела оторваться далеко вперед. Она изо всех сил понеслась вперед, стараясь получше разбежаться, прыгнула, пролетела почти четыре метра и ухватилась за стену ближайшего здания. Потом соскользнула на землю и двинулась по проулку, который ее преследователи наверняка приняли бы за тупик. Только вот в конце этого проулка росло корявое дерево, на которое она взбиралась десятки раз. Она ухватилась за нижнюю ветку, подтянулась и продолжила бег, уверенная, что уж теперь-то точно оторвалась от всех преследователей.
Она добралась до рва и нашла оставленный в кустах мешок. Ей осталось только проплыть несколько метров, найти висящую веревку, и задание будет выполнено – полный успех!
Она сделала глубокий вдох, потом еще один, и какими же сладкими они были! Она выполнила задание и осталась в живых. Она принялась хохотать как ненормальная, ее смех был похож на всхлипы, и вскоре по щекам потекли слезы. Она не знала, счастлива ли она, напугана или опечалена, чувства бурлили внутри, она почти захлебывалась ими.
А затем холодное лезвие катаны появилось из ниоткуда, прижалось к ее горлу, и она замерла на полувздохе.
– Ну-ну, к чему эти слезы? Если бы я сумел в одиночку сбежать из вражеского лагеря, я был бы вне себя от восторга.
Ацуко узнала его голос даже прежде, чем успела поднять голову. Он совсем не изменился: та же насмешливая, кривоватая улыбка, левый уголок приподнят выше правого; те же выразительные глаза, светящиеся весельем, те же растрепанные волосы – и то же прекрасное владение катаной.
– Это ты! – выдохнула она. – Это ты напал на даймё Каяно!
– А ты мне помешала, – кивнул Масадзиро. – Из докладов ничего было толком не понять, но один сержант сказал мне, что в лагерь проникла женщина, переодетая мужчиной, и я сразу же подумал о тебе.
– Как ты меня догнал? – скривилась девушка. – Когда тебе об этом доложили, я уже наверняка была далеко.
– Это правда, – не переставая улыбаться, признал самурай, – но куда тебе было бежать? Выбор невелик, не так ли? Эти ослы, мои сослуживцы, разыскивают тебя по всему городу. Однако несложно было догадаться, что ты станешь искать возможности вернуться в замок и доложить даймё все, что узнала. Поэтому достаточно было сразу пойти к берегу и искать следы.
– Следы…
– Снег растаял, но пару отпечатков еще можно разглядеть, – доброжелательно объяснил Масадзиро. – Судя по всему, ищейка из меня не хуже, чем мечник.
Он приподнял бровь, и Ацуко не удержалась от смеха. Она смеялась так, будто он не был ее врагом, будто она не была сейчас полностью в его власти, будто он не мог обезглавить ее, просто чуть плотнее прижав катану к ее горлу.
А затем весь ужас ее положения вновь опустился ей на плечи. Один раз она уже сражалась с ним; тогда у нее была катана, но она все равно еле сумела дать ему отпор. Теперь, когда она была безоружна, пойти против него было бы самоубийством.
– Надо полагать, теперь я ваша пленница, – признала она. Вкус поражения был горьким, словно поднимающаяся к горлу желчь.
– Надо полагать, – признал он.
Он огляделся, затем одним ловким движением вложил катану назад в ножны. Он подал ей руку, помогая подняться, и она взялась за нее – слишком удивленная, чтобы в голове у нее промелькнула мысль о возможной ловушке.
– С другой стороны, в прошлый раз ты позволила мне спастись, а могла бы убить. Полагаю, меньшее, что я могу сделать для тебя в ответ, – это отпустить.
Ацуко с опаской поглядела на него, не веря собственному счастью.
– Я свободна? Правда?
– По крайней мере, до новой нашей встречи. Теперь мы в расчете. В следующий раз мы снова станем противниками. А жаль, я бы предпочел оказаться с тобой в одном лагере. На стороне императора редко встретишь девушек, таких же миловидных, смелых, находчивых и искусно владеющих катаной, как ты. А много ли таких на стороне сёгуна?
– О, нам нет числа! – заверила его Ацуко и скрестила руки на груди. – Вы сами в этом убедитесь на поле боя.
– Вот как! Так и знал, что выбрал не ту сторону, – вздохнул самурай и отвернулся. – Но сделанного не воротишь. К слову, не могу же я так и продолжать обращаться к тебе просто «девушка», это неучтиво. Могу ли я узнать твое имя?
Она могла бы ответить что угодно. Но с ее губ сорвалась правда.
– Ацуко.
– Рад познакомиться, Ацуко. А меня зовут Масадзиро.
Он отвесил ей нарочито глубокий поклон, затем оглянулся и посмотрел в сторону города. Вдали раздавались крики.
– Они скоро будут здесь. На твоем месте я бы не стал тянуть. Поскорей возвращайся к своим, Ацуко из лагеря сёгуна.
– А ты как следует выспись, Масадзиро из лагеря императора.
– О, я всегда сплю как младенец, за исключением тех случаев, когда коротко стриженная молодая особа поднимает на ноги весь лагерь.
С этими словами самурай развернулся и направился назад в город. Девушка несколько мгновений смотрела ему вслед, с губ ее не сходила улыбка.
Миловидная, смелая, находчивая и искусно владеющая катаной.
И это все про нее.
Глава 20
Мацудайра Катамори с непроницаемым лицом посмотрел на планы, которые держал в руках.
– И вы утверждаете, что они – подлинные?
– Да, господин, – низко кланяясь, подтвердила Такэко.
– Здесь есть все: трещины, в наших стенах, которые они успели подметить, время, когда они планируют ложные попытки штурма, чтобы утомить наших защитников, и время настоящего наступления. Даже количество имеющихся у них пушек и сроки, в которые они рассчитывают пробить брешь в стене! Это настоящее чудо! С этими сведениями у нас появится возможность выиграть войну – или по крайней мере выстоять осаду.
Он разложил планы у себя на столе, с таким воодушевлением, какого не чувствовал уже много месяцев, с тех пор как они потерпели первые поражения от рук императора. В первый раз у них появилась надежда на преимущество перед противником.
– Весь сёгунат – или по крайней мере то, что от него осталось, – перед вами в долгу, госпожа Такэко. Если я могу вас как-то отблагодарить – требуйте, и я сделаю все, что в моих силах.
Лазутчица вновь поклонилась.
– Я желаю лишь одного, господин – как можно лучше послужить вашей цели. И именно потому прошу выслушать мое предложение. Вам известно, что армия отказывается принимать в свои ряды женщин. Однако множество девушек, женщин, жен и вдов хотят сражаться за свою свободу. Чтобы выстоять против императора, вам необходимо собрать как можно большее войско. Не отказывайтесь от их помощи.
– Вы отдаете себе отчет, как будет выглядеть в этом случае наша армия? – нахмурился даймё. – Мы станем посмешищем для всех прочих княжеств!
– Так что же важнее, господин? Выиграть битву или отстоять покрытые пылью обычаи? В былые времена женщины сражались бок о бок с мужчинами, и никто не смел порицать их за это.
– Да-да, онна-бугэйся, женщины-самураи, – вздохнул Катамори. – Я слышал, как вас называют этим словом. Но вы – исключение, госпожа Такэко. Другие женщины – не такие, как вы. А мне в армии плакальщицы не нужны.
Лазутчица сжала кулаки, но сдержалась. Самые важные изменения всегда начинаются с одной маленькой победы, которая поначалу кажется несущественной.
– Вы недооцениваете плакальщиц, – проговорила она, поджав губы. – Кто по-вашему сумел выкрасть эти сведения из-под самого носа врага?
– Неужели женщина? – пророкотал даймё.
– Девица, которой едва исполнилось шестнадцать, – с приторной улыбкой поправила его Такэко. – Ацуко, не желаешь ли ты к нам присоединиться?
Последние слова она произнесла чуть громче, и в ответ ей послышался стук в дверь.
– Позволите ей зайти? – спросила лазутчица.
– Это та самая ваша чудесная девица? – пробормотал Катамори. – Ну раз уж такое дело… Пускай заходит.
Такэко отодвинула защелку, и в комнату, не отрывая глаз от пола, зашла Ацуко. Год назад ее представили ко двору даймё, чтобы кто-нибудь среди его подчиненных удостоил ее чести стать его женой. Как все переменилось!
– Это вы сумели проникнуть в лагерь императора? – спросил даймё.
– Да, господин.
Катамори повернулся к Такэко, на его лице все так же явственно читалось сомнение.
– Хорошо, я готов поверить, что она способна проникнуть внутрь незамеченной. Но сражаться? Война – это мужское дело.
– Дайте Ацуко яри и поставьте против нее любого из ваших воинов. Я готова биться об заклад, что победа будет за ней.
– Вы должно быть шутите! – расхохотался Катамори, а затем вдруг посерьезнел. – Так вы не шутите…
– Конечно, если она победит, это станет для проигравшего настоящим позором, – признала Такэко.
Даймё еще раз внимательно посмотрел на стоявших перед ним девушек, а затем, опечаленный, опустился в кресло.
– Куда мы катимся? Хорошо, очень хорошо. Так чего же вы хотите?
– Я хочу, чтобы женщинам, которые этого пожелают, было дозволено вступить в мой отряд, вот и все. В бумагах они не будут записаны как часть армии, и это решит все ваши нравственные вопросы. Но мы сможем защищать стены замка.
– Что ж, я сам пообещал вам награду, ведь так? – вздохнул Катамори. – По крайней мере никто не обвинит меня в том, что я не сдержал слово. Хорошо, Такэко. Собирайте ваш отряд. В любом случае, вряд ли вам доведется долго его возглавлять. Так или иначе, конец уже близок.
Прошло почти шесть месяцев с тех пор, как Ацуко в последний раз виделась с Ибукой. Они ненадолго встретились вскоре после битвы, и она хотела было рассказать брату, на что пошла, чтобы выручить его, но его первые слова были: