В конце концов смерть оказалась не такой уж страшной. Почему только ее брат так этого и не понял? На той стороне ее встретит отец.
И мать.
И Такэко.
И, возможно, очень скоро к ним присоединится и Ибука.
Глава 22
Крик боли, вырвавшийся из груди Ацуко, молнией пронзил затуманенный разум Ибуки. Как это возможно? Его сестра должна сейчас быть на стенах крепости, подальше от сражения. Он часами спорил с даймё, приводя самые разные доводы, и наконец сумел навязать ему решение оставить отряд Дзёситай защищать замок.
– Они будут биться, словно стая о́ни, к тому же враги будут поражены, увидев среди наших солдат женщин, – настаивал Катамори. – К тому же я доверяю Такэко и этой, второй воительнице, что вечно ходит за ней, совсем юной, с короткими волосами.
– Они могут нам помешать. Нам необходима сплоченность! Кроме того, защита крепостных стен – задание ничуть не менее важное.
Это все, что он мог сделать для сестры. В любом случае, она никогда и не ждала от него помощи. Наверняка, узнав, что ей отведено место на крепостной стене, она рвала и метала. Но может быть, его старания спасут ей жизнь. Если даймё погибнет во время своей самоубийственной атаки, Айдзу и императорские войска, быть может, заключат перемирие.
Да, его план был безупречен.
Тогда почему же он услышал голос Ацуко?
Ибука открыл глаза и вернулся к жестокой действительности. Вокруг бушевала битва, полная той самой жестокости, что всегда вызывала в нем омерзение. Тела солдат валялись вперемешку с трупами лошадей. Кровь их окрасила траву багрянцем, и даже само небо отливало красным.
Кенсиро, самурай, с которым они частенько обменивались шутками, сейчас сражался на катанах одновременно с двумя противниками, но обернулся, чтобы бросить на Ибуку презрительный взгляд.
– Трус, – еле выдохнул он сквозь зубы.
Трус.
Вот это слово и вырвалось наружу. В этот раз ему не сбежать от позора. Все, все до единого видели, как он спрыгнул с лошади и съежился на земле, рыдая как младенец. От такого бесчестья ему вовек не отмыться.
И лишь одно смогло заставить Ибуку подняться на ноги – услышанный им крик.
Крик Ацуко.
Он огляделся и вдруг увидел сестру – она лежала на земле без чувств. Кровь текла из страшной раны у нее на животе: если никто не перевяжет ее, Ацуко умрет. Ибука ринулся вперед, чтобы спасти сестру, но перед ее телом встал воин, и этот воин не был японцем.
– Демон! – пророкотал даймё, откуда ни возьмись оказавшийся за спиной у Ибуки. – Англии должно быть стыдно за то, что она встала на сторону наших врагов!
– А Франция стыдится, что встала на вашу сторону? Пора бы вам научиться проигрывать с достоинством, – ответил Ллойд и встал в защитную стойку.
Катамори хорошо владел катаной, но он никогда не был в числе тех, кто владел этим оружием великолепно. Он был лишь бледной тенью по сравнению с Ацуко, Ибукой, Такэко и всеми служившими ему хатамото. Он был искусным стратегом, тонким политиком, щедрым человеком, но сражения никогда не были его сильной стороной.
Стоит ли удивляться тому, что Ллойд обезглавил его со второй попытки?
Тело даймё продолжало подскакивать в седле, а в защитниках замка уже умирала надежда. Голова покатилась по земле, а знаменитый меч Мусаси вонзился в раскисшую землю в двух шагах от Ибуки.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, юноша поднял катану.
– Работа Масамунэ, – пробормотал он про себя, и поднял бровь, восхищенный тем, как меч лежит в руке – будто сделанный специально для него.
Конечно, это было невозможно.
– Этот меч! Я месяцами разыскивал его! Он мой. Отдай его мне! – рявкнул Ллойд, метнувшись в его сторону.
Англичанин сделал выпад и юноша, не раздумывая, парировал удар. В нем поднялось смутное воспоминание: что-то такое уже было, в другой схватке, при других обстоятельствах. Ллойд, похоже, тоже что-то вспомнил и изменился в лице.
– Трусливый мастер меча! Только тебя мне не хватало. В тот раз я обещал, что убью тебя при следующей встрече. В этот раз времени у меня предостаточно. Теперь все наоборот, в меньшинстве не мы, а вы, можешь не ждать подкрепления!
Ибука едва его слышал. Он не мог оторвать взгляд от земли, от сестры, отчаянно ища малейшие признаки жизни. С огромным облегчением он заметил, что она еще дышит. Вся бледная, но еще дышит. Даже с такого расстояния он смог это разглядеть.
Нападение Ллойда застало юношу врасплох, и он, сам того не замечая, встал в защитную стойку и отбил один удар, затем другой. Этой катане и впрямь не было равных! Но англичанин был невероятно одаренным воином, и в конце концов сумел найти слабое место в его защите. Его третья атака была быстрее, жестче, и Ибука не сумел отразить ее полностью. Клинок под углом вонзился ему в верхнюю часть живота, оставив рану, как близнец похожую на ту, от которой умирала его сестра. Только вот в случае Ибуки сталь вошла глубже.
– Вы меня выпотрошили, – удивленно отметил он.
Ллойд опустил катану и опытным взглядом оценил нанесенный урон.
– Да. Не думаю, что вам удастся выжить. Рана глубокая. Даже если я оставлю вас в покое, сколько вам останется? Двадцать минут? Тридцать? Мне жаль, мой мальчик, но, как я уже сказал, мне нужен этот клинок.
Он двинулся вперед, чтобы взять из рук Ибуки катану работы Масамунэ, но легендарный меч встал между ними и вынудил его отступить. Ллойд нахмурился.
– Вы не желаете мучиться? Предпочтете, чтобы я вас добил? Могли бы просто попросить.
Он бросился вперед – и Ибука отбил его удар рукоятью катаны.
– Это… забавно, – задыхаясь, проговорил юноша.
– Что забавно? – рыкнул Ллойд, вновь вставая в оборонительную стойку.
– Всю свою… жизнь я боялся смерти, а… теперь вот она.
– Возможно.
– Что бы я… ни сделал, мне от нее… не уйти.
– Вероятно.
– И мне никак… не избежать этого исхода.
– Очевидно.
– В каком-то… смысле смерть… сделала меня невероятно… свободным!
Ллойд опять устремился вперед, но Ибука вновь отбил его меч, а затем впервые перешел в наступление. Англичанину пришлось отпрыгнуть назад, чтобы избежать неожиданного удара.
– Это нелепо! – прорычал он. – Вы на волоске от смерти. Прекращайте бороться!
– Напротив. Я наконец-то… могу бороться… по-настоящему. Возможно… впервые в жизни. Чего… мне теперь… бояться?
Ибука закрыл рану левой рукой, сжимая плоть, заставляя внутренности оставаться внутри, и встал в защитную стойку, сжимая катану правой рукой.
– Это нелепо! – повторил Ллойд. – Вы не в состоянии противостоять мне, хотите вы этого или нет. Оставим это ребячество.
– Ну что же вы, у меня же только… одна рука… – ответил Ибука с болезненной улыбкой. – Только не говорите… что вы меня… боитесь?
Он чувствовал во рту привкус крови и знал: ему оставалось недолго. Менее одержимый противник просто отступил бы и дождался, пока он не истечет кровью. Но англичанин, казалось, был заворожен клинком работы Масамунэ и оттого вынужден попытаться закончить схватку прежде, чем другие солдаты императора окажутся здесь и решат забрать добычу себе.
Не было необходимости пытаться продержаться ни двадцать минут, ни даже десять. Исход этой схватки решится, как и всегда, за несколько мгновений.
– Ты была права, я так до самой смерти и остался трусом, – вздохнул Ибука и бросил взгляд на сестру. – Сможешь ли ты однажды меня простить?
Ллойд воспользовался этим мгновением, чтобы метнуться вперед, держа катану обеими руками, и нанести удар сверху вниз, рассчитывая рассечь нахала надвое. Но Ибука предвидел все – и это мгновение, когда он отвлекся на сестру, тоже было продумано заранее. С нечеловеческой быстротой юноша отпрыгнул в сторону. От напряжения рана открылась сильнее, и он отнял руку от живота: кровь брызнула Ллойду прямо в глаза. Англичанин взвыл, отступил на шаг – и не успел вовремя встать в защитную стойку, чтобы отбить последовавший затем удар.
На его лице так и застыло изумленное выражение, когда голова его покатилась в грязь.
Ибука опустился на одно колено, лицо его посерело.
– Кое-кто сказал бы, что это бесчестный прием, но и меня человеком чести не назвать, не так ли?
Вокруг него по-прежнему не стихала суматоха битвы. Ряды солдат сёгуна все редели и редели, и итог сражения был уже предрешен. Будущее Японии было теперь в руках императора.
Но не судьба Японии волновала Ибуку.
Он с трудом поднялся и, пошатываясь, подошел к сестре. Да, она была еще жива. Он перекинул ее через плечо и упрямо двинулся вперед, стараясь вынести ее с поля боя, так, словно у него оставалась надежда.
Трое солдат попытались преградить ему путь, но он, не замедляя шаг, порубил их на куски, и остальные отступили, не желая сражаться с живым трупом, который нес на плече почти настолько же тяжело раненную девушку.
– В конце концов он просто истечет кровью, – заметил один из солдат.
– Через десять минут?
– Может, через пятнадцать.
– Кто хочет сделать ставки?
Вскоре, пока битва вокруг начинала затихать, собравшиеся неподалеку солдаты принялись делать ставки – сколько еще проживет юноша.
Так продолжалось до тех пор, пока в их кружок не протолкнулся разгневанный самурай.
– Что тут у вас?
– Да ничего, – проблеял один из солдат.
– Это так вы обращаетесь с пленными?
– С пленными? – начал отнекиваться другой. – Какие же они пленные? Глядите, паренек еще дерется!
– И вы делаете ставки на то, выживет он или нет? Вам больше нечем заняться? Прочь! Идите сражайтесь! Этими двумя я займусь сам.
– Вы не имеете права, вы…
– Что, хотите подраться? Или, может, сообщить об этом императору?
Солдаты нерешительно переглянулись. Они хорошо знали этого самурая и знали, что нрав у него горячий. Они до сих пор не погибли в этой войне, и уж точно не собирались умирать в последние ее минуты.