– Я не ворую. Я их использую. Эти воспоминания не твои. Они принадлежат твоим предкам. И поверь мне, это не игра.
Кэл завернул за угол, посмотрел на стену и испытал новый шок. Стена была густо улеплена цветными листами бумаги с напечатанным текстом, к каждому прикреплена небольшая фотография… эти лица он уже видел здесь. «Фотофиксация заключенных», – предположил Кэл.
Он принялся изучать контингент. Чернокожий, подстрекавший его прыгнуть с крыши, – Мусса. Лин – азиатка, он смутно помнил ее. Вспыльчивый белый парень – Натан. Эмир – мужчина его возраста.
– Это тоже ваши лабораторные крысы? – холодно спросил Кэл.
– Все они – ассасины. Убийцы, как и их предки. – София помолчала и добавила: – Как и ты, Кэл. У вас врожденная предрасположенность к насилию. Твоя ДНК, как и ДНК остальных, позволяет нам проникать в глубины твоего подсознания, до самых основ твоего существа. К тем скрытым импульсам, которые на протяжении всей твоей жизни управляют тобой.
Как все просто: скрытые импульсы приводили к отвратительным поступкам. Кэл сделал несколько шагов назад, стараясь держать себя в руках и не взорваться. Повернулся к Софии лицом и сказал:
– Убийца. Так вот кем ты меня считаешь.
– Ты убил человека, – без какой-либо эмоциональной оценки спокойно констатировала София. Для нее это был просто факт.
– Сутенера, – уточнил Кэл.
Картина всплыла у него перед глазами: ухмыляющаяся рожа торговца женским телом; синяки на лицах проституток, плохо скрываемые толстым слоем косметики; их натужный смех; запах страха, смешанный с большим количеством дешевого парфюма и пота.
Сутенер хватает за горло девчонку, на вид не более шестнадцати, и бьет ее лицом о стойку бара. И в тот момент, который не вернуть, как вспышка молнии, Кэла пронзила мысль: «Эта скотина больше никогда и пальцем не тронет запуганную девчонку».
И если бы София знала всю его жизнь, а не только то, что собрала вот здесь на стенах, она смогла бы понять тот импульс. Но он лишь сказал:
– Мне не понравилось, как он обращался с женщинами.
София подошла ближе.
– А ты бы убил снова? – спросила она с вызовом и любопытством.
Кэл не ответил. Его взгляд упал на фотографию, которая, в отличие от остальных, была аккуратно вставлена в рамку. Он взял ее в руки и принялся внимательно рассматривать.
Не очень старая, как некоторые из его фотографий, немного выцветшая, но с хорошо сохранившимся изображением. Красивая женщина с темными волосами до плеч, в белоснежной блузке и джинсовом комбинезоне. Женщина смеется, заботливо приобняв малышку с большими голубыми глазами, сидящую на старомодных веревочных качелях. Девочка смотрит не в объектив, а на кого-то, кто стоит рядом с фотографом.
– Хорошая фотография, – сказал Кэл и насмешливо добавил: – Счастливая семья. У тебя глаза матери. Она должна гордиться тобой.
Печаль тенью легла на лицо Софии, хотя уголки губ улыбались.
– У меня не было возможности спросить. Ее убил ассасин, как и твою мать.
София сделала паузу, позволяя Кэлу осознать ее слова.
– Прости, – сказал Кэл. И к своему удивлению, почувствовал сострадание.
Он тоже выдержал длинную паузу.
– Мою мать убил мой отец.
Разумеется, Софии это было известно.
– И как ты чувствуешь себя после этого?
Печаль девочки, рано лишившейся матери, сменилась любопытством ученого.
– Хочу убить его, – резко ответил Кэл, развернулся и продолжил осматривать комнату.
София последовала за ним.
– Подобное событие либо определяет всю нашу последующую жизнь, либо мы вырабатываем к нему правильное отношение. Ты выбрал насилие, я посвятила себя научным исследованиям.
Внимание Кэла привлекла коллекция металлических шаров, размещенных на простом пластиковом стенде. Все они были одного размера, что-то среднее между бейсбольным мячом и теннисным, но нанесенные на них рисунки не повторялись. Он неторопливо взял один в руку – тяжелый.
– Тамплиеры называют его Артефактом, ассасины – Яблоком, – пояснила София. Кэл крутил в руке шар, поглядывая на пергаменты с изображенными на них рисунками и комментариями. София продолжала: – В Библии сказано, что в нем семя первого преслушания.
Шар – Кэл не мог понять почему – действовал на него завораживающе. Продолжая вертеть шар в руке, он рассеянно придвинул к себе стул и сел, словно был здесь хозяином, а не пленником. София присела на край стола напротив, огляделась, нашла мышку и кликнула несколько раз.
На экране появились многочисленные варианты изображения Яблока. Как и рисунок «Анимуса», они представляли собой хитросплетение линий. «Вероятно, создавали по одной технологии», – подумал Кэл.
– Но мы считаем Яблоко объектом для серьезного научного исследования. В нем – создал ли его сам Господь или некая древняя цивилизация – сокрыта информация, позволяющая понять причину человеческой агрессии.
На мгновение их взгляды встретились, но почти сразу голубые глаза Софии обратились к настенному досье Кэла.
– Агилар – последний, кто держал его в руках. – (И тут Кэл все понял.) – Ты нам нужен, чтобы найти, куда он его спрятал.
София посмотрела ему прямо в глаза.
Кэл почувствовал странное разочарование, хотя понимал, что причины для разочарования у него быть не может. У каждого своя корысть. Даже у ангелов.
– Я думал, меня сюда доставили, чтобы вылечить, – как можно непринужденнее сказал он.
– Агрессия – такая же болезнь, как рак. Мы научились лечить рак, когда-нибудь научимся лечить и агрессию. Мы заняты поиском первопричины этого заболевания и способов, позволяющих его контролировать. Мы работаем над методикой улучшения людей… – София на мгновение замолчала. – То, что случилось с твоей матерью и моей… не должно повториться.
– Агрессия помогала мне выжить, – тихо возразил Кэл.
София резко повернула голову и пристально посмотрела на него. Прядь черных волос упала ей на лоб. Ему захотелось протянуть руку и убрать их.
– По документам ты для всех… мертв, – напомнила она.
В этом она была права. Мозги ему покалечили, но тело сумело восстановиться.
Он бросил шар Софии, и она ловко поймала.
– Есть хочу, – сказал Кэл.
Глава 10
– А мне что с этого? – спросил Кэл.
Они шли по коридору мимо санитаров в белом, мимо серых каменных арок, мимо трех деревьев – живых? искусственных? – не понять. Кэл понемногу начал привыкать к тому, что здесь странным образом сочетался строгий корпоративный порядок с творческой свободой, предметы из далекого прошлого со стерильностью настоящего.
И вместе с тем палитра холодно-голубого, серого и белого начинала ему надоедать. Он жаждал ослепительного солнца, волнующей острой желтизны и привкуса пыли на губах. Кэл не знал, влечет ли его Нижняя Калифорния, где оборвалось его детство, или выжженная солнцем Испания, просочившаяся в его сознание из воспоминаний Агилара.
Когда они повернули за угол, Кэл успел бросить взгляд на большой экран. Шли новости, и говоривший показался ему знакомым – аккуратно уложенные седые волосы, доброжелательное выражение лица и пронизывающий взгляд карих глаз. В бегущей строке он выхватил имя: «Алан Риккин, исполнительный директор „Абстерго индастриз“».
«Ах вот как, – подумал он, – похоже, у вас неограниченный бюджет, доктор София Риккин».
– Безусловно, возможны юридические последствия, – говорила тем временем София. – Но как только мои исследования завершатся, у нас не будет причин задерживать тебя здесь.
Кэл замедлил шаг, а потом остановился. София обернулась.
– И я смогу жить как прежде? – спросил он, желая убедиться, что правильно ее понял.
София улыбнулась и заложила за спину руки, ее глаза засветились, словно она собиралась вручить ему рождественский подарок.
– Сможешь начать новую жизнь. Так будет точнее.
С учетом того, что он здесь видел, Кэл готов был согласиться, что такое под силу «Абстерго». Новая жизнь. С чистого листа. Без ослепляющих приступов агрессии.
София указала на дверь, у которой они остановились.
– Ты хотел есть, – сказала она, всем своим видом показывая, что сама за ним не последует. Кэл пристально посмотрел ей в глаза, открыл дверь и вошел.
Помещение, где Кэл оказался, было обычным, похожим на все остальные, в которых он успел побывать. Санитары в белом и пациенты в белых майках, серых брюках и такого же цвета туниках с V-образным вырезом. Трудно было поверить, что все эти пациенты – убийцы, ассасины, как и их предки.
Стены большой комнаты были синевато-серого цвета, и в глаза Кэлу сразу бросилось зеркало, за которым, как он догадывался, находятся охранники и наблюдают за всем происходящим здесь. И в самой комнате тоже стояли двое, в разных углах. Они старались быть незаметными, но это им плохо удавалось. Помещение мало чем отличалась от тюремного помещения, каких Кэл повидал немало.
Но обстановка была все же лучше. Здесь располагались тренажеры, двое мужчин по очереди забрасывали мяч в кольцо. Раздавались характерные звуки: ка-пок, ка-пок – это играли в пинг-понг.
И еще он слышал… щебет птиц. И богатство зелени – кустарники и деревья, обычные и фруктовые.
При мысли о еде в животе заурчало. Несмотря на сильный голод, Кэл никак не мог успокоиться, даже в этой приятной обстановке, продолжая стоять у зеркальной стены и всматриваться в нее.
Кто-то подошел к нему сзади. Это был чернокожий с аккуратно подстриженной белой бородкой, с которым Кэл «познакомился» в первый день. Это он подстрекал Кэла прыгнуть вниз.
Сейчас он улыбался и стоял подчеркнуто прямо, держа одну руку за спиной, как метрдотель. Он сделал два шага назад и широким жестом обвел несколько столов, придвинутых друг к другу.
– Ну и как вам у нас, сэр? – спросил он. Кэл посмотрел на мужчину, который похлопал по пустому месту на скамейке. – У нас здесь меню со свободным выбором блюд, но я рекомендую цыпленка.
Посмотрев ему прямо в глаза, Кэл направился на свободное место. Напротив сидел старик азиатской внешности с седыми волосами, заплетенными в длинную тугую косу. Он не обратил на Кэла никакого внимания.