Молниеносным движением она надавила на огромную, похожую на львиную лапу, руку Охеды – и кинжал вошел ей в горло.
Она умерла за Кредо. С любовью в сердце.
Умерла за Кредо – точно так же, как и его мать: без ненависти в сердце.
Яблоко – это все.
И Каллум Линч выкрикнул одно-единственное, бесполезное слово:
– НЕТ!
Мгновения тянулись мучительно долго.
Мария медленно падала, словно сорвавшийся с дерева лист. Ее глаза оставались открытыми.
Горло Агилара раздирала боль. Кричал ли он? Агилар точно не помнил.
Только ярость спасла его.
Раскаленная добела, всеобъемлющая, неукротимая, она снизошла на него, подобно божественному гневу.
Торквемада дернулся в сторону, но недостаточно быстро. Один из клинков Агилара достал его, пробил многослойное одеяние, оставив на теле страшную рану. Инквизитор закричал и упал на пол.
Агилара он больше не интересовал. Вся его ярость была направлена на преданную собаку инквизитора – Охеду, который последовательно отнимал у Агилара все самое дорогое, все, что он любил. Он бросился на Черного Рыцаря, но тот ловко увернулся, отскочил в сторону с быстротой, которая всегда поражала Агилара, и сам нанес сильный удар в лицо, так что Агилар пошатнулся.
Однако он успел пригнуться, когда над головой просвистел меч Охеды и, вместо того чтобы отсечь ему голову, раскрошил краску и штукатурку одной из колонн.
Агилар отскочил за другую колонну и попытался достать своими клинками Охеду снизу.
София с округлившимися от удивления глазами наблюдала за поединком двух необыкновенных противников. Она не впервые видела, как подопытный вживается в роль ассасина и учится действовать так же, как действовал бы его предок.
Но сейчас все было иначе. Кэл вел бой не так, как раньше. В его движениях появились легкость и грация, чего прежде Кэлу недоставало. А сейчас произошло полное слияние. Это уже сражался не Агилар де Нерха, за которым наблюдал Каллум Линч.
Кэл сейчас тоже был там.
Это были воспоминания Агилара; это он дрался со сверхъестественной скоростью, силой и ловкостью. Но сейчас Кэл вжился в своего предка, как никто из его предшественников.
Это было захватывающее зрелище… и пугающее. София даже порывалась остановить имитационное моделирование, вернуть Кэла и дать ему возможность выйти из ситуации. Но ей казалось, что, если она сейчас все остановит, это каким-то образом повлияет на конечный результат.
Разумеется, она не могла ничего изменить. Время течет в одном направлении. Это – поток памяти, и не более того. Или она просто хотела убедить себя в этом.
Она наблюдала за рождением воина.
И это было самое прекрасное, ужасающее, чудесное из всего, что ей когда-либо приходилось видеть. Она чувствовала, как в ней пробуждается нечто, всю жизнь дремавшее в ее душе, а теперь медленно, но неумолимо выходившее из забытья.
И именно это пугало ее больше всего.
Охеда замахнулся мечом, но Агилар отразил удар. Его тело, казалось, двигалось по собственной воле, предугадывая каждый выпад, каждый ложный маневр и вовремя отводя меч Охеды в сторону.
Он выдвинул клинок и ранил Черного Рыцаря в руку. Тот лишь зарычал в ответ, но Агилар почувствовал, что сталь глубоко вошла в плоть соперника.
Охеда чуть опустил меч, морщась от боли, но, как только Агилар бросился на него, с силой и яростью отбил его атаку. Отшатнувшись, Агилар потерял равновесие, поскользнулся в луже крови убитого тамплиера и, ударившись о мозаичную стену, упал.
Довольно оскалившись, Охеда направил на него меч. Рывком Агилар вскочил на ноги и успел схватить Охеду за вытянутую руку, а левым клинком ударить тамплиера в шею.
Охеда с криком отпрянул, и клинок лишь располосовал ему щеку. Агилар засадил тамплиеру локтем в лицо, тот упал на одно колено, но, вместо того чтобы подняться, боднул Агилара головой в живот.
Ассасин повалился на пол, но практически сразу же вскочил. Схватил первое, что попалось под руку, – напольный подсвечник, высотой больше его собственного роста. Он оказался очень тяжелым, но ярость и боль утраты придавали Агилару невероятную силу, о существовании которой он и не подозревал.
Он набросился на Охеду, орудуя подсвечником одновременно как дубинкой и как копьем, выбил меч и обрушил свое оружие на тамплиера.
Но просчитался. Разворачивая подсвечник острием к Охеде, он сам открылся и пропустил мощный удар кулаком в челюсть.
Искры посыпались из глаз у Агилара. Он отлетел назад, упав в небольшой бассейн, и в эту короткую секунду бездействия разом почувствовал боль от всех ран и ударов. Заскрежетав зубами, он усилием воли заставил себя повернуться на бок и встать на одно колено.
Движением запястья он выбросил правый клинок, занявший место отрубленного безымянного пальца. Но не успел Агилар подняться, как подбежавший Охеда пнул его сапогом в лицо.
Агилар снова упал. Казалось, на этот раз ему уже не хватит сил, чтобы встать. Он лежал, хватая ртом воздух и прислушиваясь к движениям Черного Рыцаря.
«Он нашел Яблоко, – догадался Агилар. – Они победили». Его голова безвольно свесилась набок, а взгляд неожиданно упал на Марию. На глаза навернулись слезы.
«Мария…»
Все кончено. Он боролся, но проиграл. И потерял всё – родителей, братьев, свою любовь. Всё. И теперь желал только смерти. Может быть, как обещает религия, он встретится с ней в счастливом раю.
Агилар протянул руку, разбитую и окровавленную, и коснулся щеки Марии.
Ее щека была теплой. Он заметил, как приоткрылись ее губы.
Она жива! Но радость мгновенно остудило понимание: она еще дышит, но жизнь покидает ее безвозвратно.
«Мария!..»
И словно издалека донесся звук шагов и скрип кожи.
Агилар не сводил глаз с Марии. Ее губы слабо двигались, он едва слышал ее шепот. Ее правая рука чуть дернулась:
– Беги.
Он с трудом оторвал от нее взгляд, но он не мог не подчиниться ей. Агилар посмотрел на стоявшего над ним Охеду, покрытого, как и он сам, синяками и кровью. Израненного. Уставшего.
Но Охеда уже праздновал победу – безобразное лицо осклабилось, обнажая желтые зубы, налитые кровью глаза разного цвета торжествующе сверкали.
Рука Агилара, гладившая щеку Марии, сползла к ее запястью. Он помнил о ее уникальных клинках. Один – с парными лезвиями.
А второй…
И в тот момент, когда Охеда уже поднял меч, чтобы ударом в грудь прикончить Агилара, ассасин приподнял руку Марии и нажал спусковую скобу.
Словно пущенная из натянутого лука стрела, клинок глубоко вошел в грудь Черного Рыцаря.
Меч с глухим лязгом упал на пол, Охеда, шатаясь, сделал несколько шагов назад, удивленно глядя на кусок металла длиной в два дюйма, торчавший из его груди. Дикий восторг охватил Агилара.
Он не осознавал, как оказался на ногах, но четко видел, как его собственный восьмидюймовый клинок вошел в грудь тамплиера рядом с клинком Марии.
Охеда закачался, но устоял и с ревом бросился на Агилара. Два клинка ассасина крестом полоснули тамплиера по животу.
Кожаные доспехи Черного Рыцаря превратились в ленты… как и мягкая плоть под ними. Фонтаном хлынула кровь.
Лицо Охеды исказилось в злобном оскале, в широко открытых глазах отражалась уже не радость победы, а страх. Но он продолжал наносить удары, и в них еще оставалось много силы.
Однако его упорство не могло остановить неизбежного. И тамплиер, и ассасин хорошо это понимали.
Агилар взмахнул клинками и практически отсек Охеде руки. Тамплиер упал на колени, хватая ртом воздух и глядя на ассасина.
Агилар много раз представлял себе этот последний момент схватки и думал, что будет испытывать радость. Триумф победы. Удовлетворение. Но ничего подобного Агилар не чувствовал.
Охеда безоговорочно заслуживал смерти. По его приказу полыхали города и деревни. Он отправил на смерть родителей Агилара и торжествующе наблюдал за их мучительной агонией – и за страданиями Бенедикто, также заживо сожженного на костре.
Но Охеда не убивал Марию. Эту победу она ему не позволила одержать. И вот сейчас Агилар отнял жизнь у того, о ком шепотом рассказывали, будто бы смерть его не берет.
Агилар не чувствовал радости. Удивительно, но ему было даже жаль Черного Рыцаря, который смотрел сейчас смерти в лицо, и в нем уже не было ни злобы, ни ярости, ни высокомерия. В эти последние мгновения жизни только страх, простой человеческий страх застыл в его разноцветных глазах.
Агилар поднял клинки и вонзил в шею тамплиера.
Могучее тело рыцаря сильно качнулось, но продолжало стоять горой. Удивляясь своему невольному милосердию, Агилар окровавленными пальцами осторожно закрыл врагу глаза.
Охеда хрипло выдохнул и медленно повалился на пол.
В комнате повисла тишина. Постепенно до слуха Агилара долетело журчание воды, его собственное тяжелое дыхание и тихие всхлипывания. Агилар медленно повернулся – это плакал Ахмед, прижимаясь к своему отцу, султану Мухаммеду, чья слабость и любовь к сыну стали причиной всех бед ассасинов.
Они стоили Марии жизни.
– Прости меня, – произнес султан Мухаммед, обнимая сына.
«Я могу убить его на месте», – подумал Агилар. Он знал, что султан не будет сопротивляться. Он предал братство, и многие из тех, кто был дорог Агилару, погибли из-за его безмерной отцовской любви.
Но Агилар знал, что не убьет султана. Первое правило Кредо гласило: «Не позволяй клинку поразить невиновного». Вина Мухаммеда заключалась лишь в том, что он любил своего сына, а мальчик и вовсе ни в чем не виноват.
И разве он, Агилар де Нерха, не хотел пожертвовать Яблоком ради спасения Марии? Он не может судить других, поскольку сам совершил такой же грех.
Он остановил клинок.
Медленно, ощущая каждый удар, каждую рану, каждый перелом, Агилар повернулся к Марии, вопреки здравому смыслу надеясь, что она жива. Но когда он посмотрел в ее глаза, то сразу понял, что его возлюбленная одна отправилась в свое последнее путешествие в неизведанное.