Кассандра не забывала ее навещать. Но вдова Перикла не впала в состояние безутешного горя. Молчаливость Аспасии не означала утрату интереса к жизни. Ее глаза сохраняли блеск. Чувствовалось, она постоянно о чем-то размышляет, бродя в глубинах своего разума.
В один из дней Кассандра с Миррин, облаченные в мягкие полотняные туники, вновь оказались на балконе. Обе наслаждались созерцанием лесистых холмов, полосы берега и сверкающей морской воды. Солнце приятно обжигало им ноги, а навес защищал от его лучей их лица.
Мать и дочь молчали. Однако это блаженное молчание нарушили слова Миррин:
– Мы должны найти и освободить его.
Кассандра повернулась к матери:
– В кого бы ни превратился Алексиос, надо попытаться его спасти.
Кассандра знала: этот момент обязательно настанет и у них с матерью непременно состоится разговор о дальнейшей судьбе Алексиоса. Спокойствие прошедших месяцев было обманчивым. Кассандра глубоко вдохнула, приготовившись вновь стать наемницей.
– Но… – взгляд Миррин устремился к прибрежным водам, – нам не выбраться с острова.
Кассандра всматривалась в кольцо паросских галер, молчаливо скользивших вокруг острова, будто стая акул.
– Когда мы плыли сюда, нас легко пропустили.
Глаза Миррин были полузакрыты.
– Это их стратегия, Кассандра. Они позволили вам подойти к берегу. Но пробиться отсюда сквозь кольцо их галер пока не удавалось никому.
Кассандра посмотрела туда, куда указывала протянутая рука матери. Возле каменной башенки на Пальце Паромщика изящная галера поднимала парус. Борта судна были окрашены в желтый, оранжевый и темно-красный цвета и издали казались языками пламени. «Песня сирены». Кассандра еще раньше видела эту удивительную галеру в местной гавани. Помимо гребцов, на борту находился отряд наксосских воинов в коричневых кожаных доспехах.
– Ты посылаешь свой лучший корабль на прорыв блокады?
– Иного мне не остается. Все другие корабли, что я отправляла, были потоплены.
Ветер надул парус «Песни сирены», и галера понеслась навстречу кольцу вражеских кораблей. Миррин вцепилась в перила балкона. Она безотрывно смотрела на свою любимицу, царапая ногтями разогретый мрамор. Галера набирала скорость, держа путь к просвету, возникшему между двумя вражескими судами… И вдруг две ближайшие паросские триремы развернулись, почуяв кровь. Обе устремились к «Песне сирены»: одна протаранила корму, вторая принялась обстреливать из луков матросов и воинов. Судно Миррин, словно лошадь, встало на дыбы посреди бурлящей и пенящейся воды. Туда же полетели куски ломающихся рангоутов. Людей выбрасывало за борт, и они становились легкой добычей паросских лучников. Крики, долетавшие с места расправы, звучали все тише, а потом и вовсе смолкли.
Плечи Миррин тяжело ссутулились.
– Я только что лишилась полусотни умелых воинов. Непозволительная и непростительная потеря. Теперь на всем острове остается менее ста копьеносцев.
На паросскую галеру подняли солдата Миррин и тут же связали. Заметив фигуру в белом плаще, Кассандра вспомнила улыбающегося человека, которого видела в день прибытия на остров. Теперь он руководил расправой над пленным. Наксосского воина раздели догола и изрезали ножами. Несчастный кричал. Все его тело было покрыто красными полосами. Потом его со связанными ногами снова бросили в воду. Блокада продолжалась. Вражеская галера тащила за собой пленного, оставляя красный след. Мучения несчастного продолжались недолго. Вскоре над водой мелькнули плавники. Пленный успел закричать в последний раз, став добычей акул.
– Кто этот мерзавец на судне с лучниками? – спросила Кассандра.
– Архонт Пароса, – сухо ответила Миррин. – Некто Силанос.
Имя колоколом отозвалось внутри Кассандры. Ей вспомнилось жуткое сборище в пещере Геи, а в голове зазвучали слова культиста с таким же именем. Правда, лицо тогда скрывала маска. «Но я ведь почти добрался до нее… Мы должны сосредоточить свое внимание на ней».
– Силанос?
Миррин кивнула.
– Мама, Силанос – культист. – Кассандра схватила Миррин за плечи. – Неужели ты не понимаешь? Эту блокаду устроили не из-за мрамора или денег. Из-за тебя. Культ охотится за тобой.
Кассандра смотрела на море. Ее дыхание участилось.
– Нужно выбираться с этого острова.
– Ты только что видела, чем закончилась попытка моих храбрецов, – вздохнула Миррин. – Последней надеждой у нас был Евней, мой наварх. Он считал, что кольцо блокады не такое уж плотное и где-то обязательно есть брешь.
– Так позови его, – сказала Кассандра.
– Он исчез в море за несколько месяцев до твоего появления.
– Где?
– Поплыл на разведку – проверить свою догадку насчет брешей в кольце блокады. А направился он в Паросский пролив, что отделяет нас от их острова. Место довольно узкое.
– Обломки корабля кто-нибудь находил? Или тело наварха?
– Ни того ни другого.
Кассандра встала.
– Если Евней – наша единственная надежда, мы должны его найти.
– Госпожа мисфиос, я расцениваю это как понижение в звании, – ворчал Варнава, взмахивая веслом юркого ялика.
Лицо и руки капитана, а также часть его туники были мокрыми от пота.
– Если у тебя еще хватает сил жаловаться, ты не слишком усердно гребешь, – заметила ему Кассандра, орудовавшая другим веслом.
Она оглянулась через плечо, проверяя, что ялик по-прежнему плывет куда надо. А именно: к странному судну, замеченному с горы в юго-западной оконечности острова, – одинокой галере с убранными парусами. Она покачивалась на волнах невдалеке от берега. Островитяне редко бывали в этих местах, поскольку путь к берегу преграждали соляные болота.
Кто-то из воинов Миррин утверждал, что это и есть судно Евнея.
Бирюзовые воды отливали на солнце. Ялик подплывал все ближе к галере. Кассандра оставила весло и встала, повернувшись лицом к судну.
– Наварх Евней! – крикнула она, сложив ладони рупором.
Галера все так же покачивалась на волнах. Ответа не было.
– Подгреби ближе, – попросила Кассандра Варнаву.
– Наварх!
Икар с криком упал вниз и шумно опустился на перила палубы. Хлопанье его крыльев как бы подтверждало подозрения Кассандры: там пусто. Молодая женщина поднялась на борт, убедившись, что так оно и есть. На палубе – никаких следов борьбы, пятен крови, поломанных снастей или борозд, оставляемых оружием. Просто брошенный корабль, молчаливо дрейфующий в прозрачной воде между наксосским берегом и паросской блокадой. Кассандра нашла нетронутые мешки с зерном, кувшины, наполненные уксусом и маслом, запас стрел и корабельные инструменты. Все находилось в идеальном порядке. Закончив осмотр, молодая наемница вернулась на ялик.
– И чего Евнею понадобилось плыть сюда? Мать называла его отважным человеком.
Кассандра продолжала рассуждать вслух, медленно оглядывая полосу берега. Затем ее взгляд переместился к паросским скалам, белевшим на другой стороне пролива.
– Может, он слишком близко подошел к вражескому острову?
– Скорее всего, твоя догадка верна. – Подавшись вперед, Варнава тоже обшаривал глазами скалы соседнего острова. – Видишь? Там что-то сверкает на солнце.
Сощурившись, Кассандра увидела блеск металла. Доспехи? Оружие? Что-то не только блестело, но и двигалось. Поднеся сложенные ладони к уху, молодая женщина повернулась в сторону блеска и вслушалась. Ветер доносил чьи-то мольбы. Голос был хриплый. Голос отчаявшегося человека.
– Пока мы гостим на Наксосе, – мрачно продолжал Варнава, – я вдоволь наслушался историй о том, как паросцы издеваются над пленными…
Евней закашлялся и выплюнул попавшую в рот землю. Лопата паросского солдата тут же швырнула новую пригоршню. Мелкие камешки царапали обожженное солнцем лицо наварха. Он пошевелил пальцами рук, ослабевших за месяцы голодной жизни в плену. Евнея врыли в землю почти по шею.
– Послушайте, у меня есть деньги. Я отдам их вам, – хрипло предложил он солдатам.
Двое паросцев тряслись от смеха, потешаясь над неустанными попытками пленника заключить с ними сделку и выбраться на свободу.
– Чем раньше ты сдохнешь, – сказал один из истязателей, – тем быстрее падет ваш Наксос. Тогда мы доберемся до твоей суки-предводительницы… а там для Силаноса не останется ничего невозможного. С какой стати нам клевать на твой жалкий подкуп?
Второй солдат лопатой утрамбовал землю вокруг шеи Евнея. Потом откупорил запечатанный глиной горшок и опрокинул содержимое на голову наварха. Евней дернулся. Тягучий мед густыми струями тек по его волосам, щекам, подбородку.
– Объедение, – ухмыльнулся солдат.
Второй подошел к бугристому холмику и ударил по нему сапогом. Евней с нарастающим ужасом смотрел на опрокинутый холмик, откуда высыпали полчища черных муравьев. Их панцири блестели на солнце. Вся эта черная лава злобно кружила вокруг развороченного муравейника. Паросские солдаты вскочили на выступ скалы и, посмеиваясь, смотрели, как одурманенные запахом меда муравьи устремились к Ев-нею. Наварх кричал, не в силах остановиться и закрыть рот. Вскоре муравьи облепили лицо пленника, набились в рот и уши. Маленькие хищники ползли по выпученным глазам, носу, скрывались в волосах, непрестанно жаля. Каждый укус обжигал, словно маленькая горячая головешка. «Боги, пощадите! Это слишком ужасная смерть…»
Ему показалось, или что-то рядом плеснуло?
Яростные укусы вдруг прекратились. В ноздри Евнею ударил едкий запах уксуса. На землю упали осколки разбитой амфоры. Муравьи бросились врассыпную, словно купальщики, завидевшие приливную волну и спешащие покинуть мелководье. Будто из ниоткуда появилась гибкая женщина. Солдаты бросились к ней. Одного она убила, ударив в челюсть странным коротким копьем, второго оглушила сильным ударом по голове.
Миррин шла по саду, окружавшему виллу «Феникс», принимая благодарности жителей селения. Ее встречали с восторгом и почтением. В жарком летнем воздухе пахло жасмином, чабрецом и лимоном. Люди переговаривались, угощаясь жареной дичью, фруктами и вином – дарами Миррин для этого празднества. Мрачные времена не слишком располагали к торжествам, но только так она могла хотя бы временно отвлечь людские умы от печальной действительности. Их красивый, похожий на самоцвет остров, по сути, являлся тюрьмой, устроенной Силаносом и… культом.