Рядом с ней шла Аспасия. Выражение лица афинской красавицы точно отражало настроение самой Миррин. Обе женщины улыбались, сверкая блестящими зубами, а в глазах не исчезала тревога.
– Кассандра права. Культ охотится за тобой, – сказала Аспасия. – С каждым днем здесь становится все опаснее – для тебя и твоих воинов.
– Минувшей ночью я молилась, – призналась Миррин. – Впервые за много лет. Я просила богов помочь мне выбраться отсюда вместе с Кассандрой.
– Нет, – шепотом возразила Аспасия. – Неужели ты не понимаешь? Этим ты бы облегчила задачу культистам. Вместо двух целей – одна общая.
Взяв Миррин за руку, Аспасия привлекла ее к себе. Со стороны они выглядели давними подругами, наслаждающимися воспоминаниями.
– Выбираться отсюда ты должна со мной.
Миррин нахмурилась:
– Я двадцать три года прожила одна, считая дочь погибшей. Расставаться с ней снова я не намерена.
Возле журчащего фонтана расселась семья дубильщика. Оттуда слышался веселый смех. Завидев Миррин, все подняли чаши, приветствуя ее. Веселые, доверчивые, хорошие люди. Чувство вины, словно кошка, заскребло в сердце архонта.
– Разговоры об отъезде с Наксоса – не более чем фантазии. Я нужна этим людям. Мне невыносимо покидать их. Все эти годы они были моей семьей.
Послышался удивленный возглас. Кто-то выронил чашу. Головы пирующих повернулись в сторону невысоких садовых ворот. Миррин и Аспасия тоже посмотрели туда. Двое караульных, отбросив копья, поспешили к трем странным гостям. Миррин сбросила руку Аспасии и тоже помчалась к ним.
Кассандра с Варнавой усадили Евнея на мраморную скамью возле статуи Аполлона.
– Как? Где? – всхлипывая, спрашивала Миррин, обнимая распухшее лицо наварха.
– Я пытался… проверить места… возле паросских скал…
Евней говорил с трудом. Вокруг него уже хлопотали помощники, очищая ему лицо от медовых корок и смазывая раны.
– Я потерял счет времени. Меня били, морили голодом – словом, измывались, как могли. Сегодня меня бы насмерть искусали муравьи. И вдруг… является моя спасительница. Одного палача она убила. А второго…
Кассандра уперла руки в бока и посмотрела на запад, в сторону Паросского пролива.
– Муравьи голодными не остались.
Миррин обняла дочь за плечи, гордясь и ликуя. Но глаза Кассандры оставались встревоженными.
– Что такое?
Кассандра отвела мать в сторону и протянула свиток:
– Это я нашла у одного из караульных.
Морща лоб, Миррин развернула пергамент. У женщины округлились глаза, когда она увидела странные знаки, не похожие на обычное греческое письмо. Потом Миррин вспомнила, что когда-то уже видела такие знаки, и на сердце у нее стало мрачно и тяжело.
– Письменность культистов, – сказала она. – Ты была права насчет Силаноса.
– В его причастности я и не сомневалась, – ответила Кассандра. – Когда закапывала второго солдата в яму, откуда мы вытащили наварха, я спросила, от кого Силанос получает приказы. Терять ему было нечего, и он ответил, что этот свиток поступил к их архонту от одного из царей.
– Я что-то не понимаю. О каких царях речь? Кассандра выразительно посмотрела на мать:
– Речь об одном из спартанских царей.
Взгляд Миррин сделался отрешенным.
– Когда-то культисты управляли только эфорами. Нынче, значит, их власть распространилась и на царей. Но… на которого из двоих?
– Царя Архидама я едва помню, – рассеянно покачала головой Кассандра. – Царь Павсаний, пришедший ко власти после той ночи, – для меня не более чем имя. Большего паросский солдат не знал. Я думала, что муравьи сделают его разговорчивее, но он лишь твердил, что все культисты сохраняют анонимность. Царь-предатель зовется у них Красноглазым Львом.
Миррин свернула свиток, соединив половинки сломанной красной восковой печати со львиной мордой.
– Несмотря на то что когда-то случилось с нами в Спарте, нельзя позволить царю-предателю оставаться на троне, – произнесла сквозь зубы Миррин, едва сдерживая ярость. – Но нам никак не покинуть этот остров, – добавила она, указывая на побережье.
Хромая, к ним подошел Евней. Лицо наварха было покрыто какой-то мазью.
– Архонт, Кассандра рассказала мне о положении вещей. Не отчаивайся. Прежде чем меня взяли в плен, я подтвердил свою догадку об устройстве паросской блокады. Выбраться можно. Шансы и впрямь невелики, но если мы правильно рассчитаем время…
Забыв о празднестве, вокруг них собрались дубильщик, лесорубы, воины и пастухи с женами и детьми. Миррин посмотрела каждому в глаза. Потом невесело улыбнулась:
– Не тревожьтесь. Я не покину остров.
– Миррин! – воскликнула Аспасия.
– Мама! – следом воскликнула Кассандра. – Священная земля зовет. Разве ты не слышишь? Настало время вернуться в Спарту.
Миррин выпрямилась во весь рост и дерзко выпятила подбородок:
– Я не стану ускользать тайком, оставляя моих подопечных Силаносу на растерзание. Рано или поздно он узнает о побеге, и пострадают ни в чем не повинные люди.
Кассандра переглянулась с Евнеем.
– Расскажи ей, – попросила она, кивком указав на мать.
– Что он должен мне рассказать? – насторожилась Миррин.
Евней сдержанно улыбнулся:
– Архонт, помнишь время, когда одной стрелой я сбивал двух кроншнепов?
12
Силанос стоял на палубе своей галеры, сжимая руками перила. Глаза культиста были широко распахнуты в предвкушении скорой победы.
– Клянусь богами, они движутся прямо на нас! – возбужденно воскликнул он, глядя на быстроходную галеру, несущуюся со стороны наксосского берега.
Силанос узнал судно. «Адрастея». Несколько месяцев назад он позволил галере подойти к берегам Наксоса, поскольку на борту находилась сестра Деймоса. Сейчас культист всматривался в приближающуюся «Адрастею», уверенный, что снова увидит сестру сидящей на перилах и держащейся за канат. Однако молодая женщина была не одна…
– Надо же… и мать с нею! – прошептал культист, еще более воодушевляясь.
Силанос представлял, какой фурор произведет, явив очередному собранию культистов обеих женщин.
– Эта галера несется точно сумасшедшая. Как бы нас не протаранила, – сказал кто-то из матросов.
В голосе матроса улавливался страх.
– Подпусти ее ближе, – ответил Силанос.
Он тоже видел, что скорость «Адрастеи» нарастает, а нос галеры с бронзовой, сверкающей на солнце бараньей головой направлен прямо в борт его корабля.
– Затем подай сигнал нашим галерам: пусть развернутся и возьмут в клещи с обоих бортов.
– Будет исполнено, архонт, – сказал матрос.
– Сестру и мать сразу же заковать в цепи, – распорядился Силанос. – Что касается остальных уцелевших, их мы привяжем к свинцовым чушкам и бросим в воду. Веревки отмерить такой длины, чтобы они смогли всплыть почти к самой поверхности. Они будут хвататься за воздух пальцами, но так и не сделают ни глотка. Нет зрелища прекрасней, чем смотреть на тонущего. Особенно когда его до последнего мгновения не оставляет надежда спастись. Это придает зрелищу особую остроту… А для самого тонущего время замедляется, и несколько предсмертных мгновений растягиваются в вечность!
Матросы и солдаты почему-то не разделяли ликования Силаноса. Более того, они были чем-то встревожены.
– Что там еще? – сердито спросил культист, поворачиваясь к ним.
Ответы не понадобились. Силанос и так все понял. Куда подевались передовая и замыкающая галеры? Воды за кормой его корабля были пусты. Галера, шедшая следом, находилась сейчас за скалистым мысом. И впереди – тоже ничего. Передовая галера прошла мимо холмистого отрезка берега и скрылась из виду. Его судно осталось один на один с «Адрастеей». Уверенность Силаноса рушилась, как песочная колонна, подмываемая волной. Он мысленно представил кольцо заграждающих галер и вдруг понял, чем на самом деле являлся этот отрезок наксосского берега.
– Слепое пятно… – прохрипел Силанос.
«Адрастея» неумолимо приближалась, словно боевой топор, летящий в сторону его командирской галеры. Силанос уже видел злобно поглядывающих матросов, старого, прожаренного солнцем капитана, сестру, которая снова сидела на перилах и смотрела прямо на него. Скоро до него донеслись неистовые крики их келевста:
– И-и… раз – налегай… раз – налегай… раз – налегай!
Даже на подходе «Адрастея» продолжала наращивать скорость.
– Держитесь крепче! – закричал Силанос, перекрывая шум пенящейся воды.
Предупреждение мало помогло команде культи-ста. Нос «Адрастеи» перерезал командирскую галеру пополам, круша все на своем пути. Силанос завопил от ужаса, когда его подбросило в воздух. Отчаянно размахивая руками и ногами, культист упал прямо на голову бронзового барана, ударившись об острые рога. Силаноса скрючило. Возникло странное ощущение, будто внизу что-то треснуло и оторвалось. Его сменило еще более странное чувство легкости. Через мгновение Силанос очутился в бурлящей холодной воде. Вокруг было сумрачно. Мимо неслись пузырьки воздуха. Культист взмахнул ногами, пытаясь всплыть на поверхность. Ноги почему-то его не слушались. Глянув вниз, Силанос увидел месиво из собственной кожи и внутренностей, напоминающее щупальца осьминога. Но его удивило не это, а полное отсутствие нижней части туловища и ног. Изумленный, Силанос огляделся и вскоре обнаружил недостающую часть. Его ноги еще продолжали дергаться, опускаясь на морское дно. Тени вверху означали не что иное, как половинки его командирской галеры. Третья тень стремительно удалялась. «Адрастея» уходила в открытое море.
Кто-то резко дернул Силаноса за лоскуты кожи и остатки кишок. Культист заметил стайку рыб, принявшихся пировать на его теле. Онемение, какое он испытывал до сих пор, вдруг прошло, сменившись первыми волнами обжигающей боли, прошедшими сквозь его изуродованное тело. Силанос вспомнил свои недавние слова и убедился, что был прав: предсмертные мгновения тонущего человека действительно длятся вечность.
Люди в масках молчали. Каждый мысленно подсчитывал число бр