1
Днем на Корсике было жарко, но к ночи температура спадала. Не скажу, чтобы сильно, не до заморозков, но вполне ощутимо, чтобы продрогнуть, когда лежишь на каменистом холме и у тебя нет даже одеяла.
Однако зябкий вечерний воздух, досаждавший мне, был пустяком по сравнению с разворачивающимися вокруг событиями. По склону холма, где я устроил себе наблюдательный пункт, поднимался отряд генуэзских солдат. Им казалось, что они движутся бесшумно и незаметно.
Увы, при всем желании я бы так не сказал.
Холм оканчивался довольно просторной плоской вершиной, на которой стояла ферма. Вот уже два дня подряд я следил за ней, рассматривая в подзорную трубу двери и окна большого жилого дома и примыкающих к нему хлевов, амбаров и прочих построек. Я наблюдал за всеми перемещениями. Люди приходили и уходили, что-то принося с собой и что-то унося. В первый день из главного дома вышел небольшой отряд из восьми человек. Когда они вернулись, я понял: они участвовали в стычке. Корсиканские мятежники восстали против своих генуэзских хозяев. Из восьмерых ушедших вернулись лишь шестеро: изможденные, с пятнами крови на одежде, но радостные. Я ловил волны их ликования. Они одержали победу.
Вскоре на холм поднялись женщины, принесшие угощение. Празднование затянулось до глубокой ночи. Сегодня к мятежникам подошло подкрепление. В их матерчатых узлах лежали мушкеты. Чувствовалось, мятежники были достаточно хорошо вооружены, имели запасы продовольствия и пользовались поддержкой местного населения. Неудивительно, что генуэзцам хотелось стереть с лица земли эту ферму, превращенную в крепость.
Чтобы меня не заметили с вершины, в течение этих двух дней я постоянно перемещался по склону. Как я уже писал, местность здесь была каменистой. Я старался не особо приближаться к дому и постройкам, держась на безопасном расстоянии. Меж тем утром второго дня я обнаружил, что занимаюсь слежкой не один. Свой наблюдательный пункт второй разведчик устроил в небольшой скальной нише, замаскированной кустами и чахлыми деревцами, неизвестно как уцелевшими среди сплошных камней. Не в пример мне, он оставался на одном месте.
2
Человека, которого мне поручили вывезти с Корсики, звали Лусио. Мятежники прятали его у себя. Я не знал, являются ли они пособниками ассасинов. К моему поручению это не имело ни малейшего отношения. Меня интересовал парень двадцати одного года – ключевая фигура для разгадки головоломки, что вот уже шесть лет не давала покоя бедняге Реджинальду. Я хорошо рассмотрел этого Лусио в подзорную трубу. Симпатии он у меня не вызвал. Заурядное лицо, волосы до плеч. В усадьбе Лусио занимался хозяйственными делами: носил воду, кормил скот. Вчера я видел, как он сворачивал шею курице.
Итак, я выяснил точное местонахождение сына итальянки. Уже хорошо. Однако были и сложности. Начну с того, что у Лусио был телохранитель. Неподалеку от парня постоянно находился человек в плаще с капюшоном. Явно ассасин. Пока Лусио таскал ведра с водой или разбрасывал корм для кур, его телохранитель внимательно оглядывал склоны холма. На поясе у ассасина висел меч, а пальцы правой руки постоянно оставались полусогнутыми. Наверняка к руке было прикреплено знаменитое оружие ассасинов – скрытый клинок. Значит, телохранитель станет для меня противником номер один, и его я должен опасаться в первую очередь. В случае чего мятежники тоже не останутся пассивными наблюдателями. А их сейчас, похоже, было на ферме более чем достаточно.
Существовала и вторая сложность: мятежники вскоре собирались покинуть свою «временную базу». Не исключено, что они предполагали ответные удары генуэзцев. Я видел, как мятежники перемещали съестные припасы, явно рассчитывая вывезти их отсюда. По моим предположениям, свой уход они наметили на завтра.
Вечерняя экспедиция генуэзцев только подтвердила мои предположения. Схватить и увезти Лусио я намеревался этим вечером. Утром я установил, где он ночует. Местом ночлега оказалась средних размеров постройка. Кроме Лусио и его телохранителя, там обитало еще человек шесть мятежников. Входя в домик, они произносили нечто вроде пароля. Подзорная труба и умение читать по губам позволили мне узнать слова: «Мы трудимся во тьме, дабы служить свету».
Обдумав план своих действий, я уже собирался приступить к его осуществлению, как вдруг заметил второго наблюдателя.
Подобравшись ближе, я распознал в нем генуэзского солдата. Если мои догадки были верны, его послали в разведку, чтобы все разузнать и сообщить о наблюдениях остальным, которые появятся здесь позже. Весь вопрос: когда?
Похоже, что в ближайшие часы. Генуэзцы захотят поскорее отомстить за недавнюю вылазку мятежников. И не только отомстить. Показать, что они действуют быстро. Значит, наступления генуэзцев нужно ждать вечером или ночью.
Я не стал мешать дозорному генуэзцев. Пусть себе наблюдает. Сам я тоже не ушел с холма, а стал выстраивать новый план, составной частью которого были генуэзские солдаты.
Надо отдать должное этому дозорному: действовал он очень грамотно. Наблюдал, ничем себя не обнаруживая перед мятежниками. Когда стемнело, он тихо исчез, вернувшись к своим. Интересно, далеко ли отсюда находились генуэзские солдаты?
Оказалось, что не слишком. Прошел час или чуть больше, и у подножия холма замелькали темные силуэты. Один раз до моих ушей донеслось произнесенное вполголоса итальянское ругательство. К этому времени я поднялся выше, сознавая, что генуэзцы вот-вот начнут подниматься. Я подошел к ферме со стороны хлевов. В полусотне метров от себя я увидел одного из часовых. Вчера их было пятеро на весь периметр фермы. Сегодня мятежники наверняка удвоили караул.
Я достал подзорную трубу и навел на часового. Луна светила ему в спину, и я видел лишь силуэт. Часовой бдительно всматривался в склон, освещенный луной. Я не опасался, что он меня заметит. Для него я был бесформенным пятном на местности, состоящей из бесформенных пятен. Неудивительно, что после засады, устроенной генуэзцам, мятежники торопились отсюда убраться. Ферма, несмотря на крепость ее строений, была весьма уязвима. Мятежников здесь давно бы перестреляли, как домашних уток на пруду, не будь генуэзские солдаты столь нерасторопными. Они и понятия не имели о бесшумном передвижении и незаметном подкрадывании к противнику. Их присутствие у подножия холма становилось все слышнее. Вскоре и мятежники узнают о гостях. Вряд ли генуэзцы станут особо торопиться. У мятежников будет более чем достаточно времени, чтобы покинуть свою «базу». А уйдя отсюда, они заберут с собой и Лусио.
Я решил предложить свою «помощь». Каждый часовой отвечал за свой участок. Тот, которого я видел в трубу, расхаживал взад-вперед, покрывая отрезок в двадцать с лишним метров. Надо отдать ему должное: дозор он нес не спустя рукава. Глядя перед собой, он не забывал держать в поле зрения и остальную часть вверенной ему территории. И все же глаз на затылке у него не было. Пока часовой находился ко мне спиной, я успел подобраться поближе.
Ближе. Еще ближе… пока не приблизился настолько, что уже без всякой трубы мог разглядеть часового. У него была густая седая борода. Шляпа с полями не позволяла увидеть его глаза. На плече висел мушкет. Вскоре он, как и я, узнает о приближении генуэзских солдат.
Я мог лишь предполагать, что эти шумные молодцы поднимаются со всех сторон, намереваясь взять ферму в кольцо. Если так, мне нужно действовать быстро. Я вытащил свой короткий меч и приготовился. Мне было жаль убивать часового. Я мысленно извинился перед ним. Он не сделал мне ничего плохого. Он бдительно нес караул и явно не заслуживал смерти.
Я мешкал, теряя драгоценные секунды. На этом каменистом холме я впервые в жизни усомнился, сумею ли хладнокровно убить человека. Мне вспомнилась семья в порту Берген-оп-Зома, истребленная Брэддоком и его подручными. Семь бессмысленных, ничем не оправданных смертей. И вдруг я почувствовал, что больше не готов пополнять список убитых. Это было не просто ощущение, а уверенность. Убеждение. Не мог я убить часового, не являвшегося моим врагом. У меня не поднималась рука.
Я мешкал, и это едва все не испортило. Неуклюжие генуэзские солдаты шумно обнаружили свое присутствие. Где-то запрыгал вниз камень, какой-то вояка споткнулся и громко выругался. Все это достигло моих ушей и слуха часового.
Он резко повернул голову и тут же схватился за мушкет. Часовой вытягивал шею и напрягал зрение, оглядывая склон, пока не заметил меня. Наши глаза встретились. Недавние сомнения исчезли. Я рванулся вперед, одним прыжком покрыв расстояние между нами.
Правую руку я держал вытянутой. Левая сжимала меч. Приземлившись, я правой рукой сжал часовому затылок, полоснув мечом по горлу. Он попытался было криком предупредить товарищей, но не успел. Удерживая его голову, я обнял часового, затем осторожно и бесшумно опустил на траву.
Я припал к земле. В пятидесяти метрах от меня находился второй часовой. Темнота не позволяла рассмотреть его лицо. Пока что часовой двигался ко мне спиной, но еще немного, и он остановится, повернется и тогда почти наверняка меня увидит. Я стремглав бросился к нему. Я бежал так быстро, что на мгновение все звуки исчезли. Второго часового я настиг, едва тот повернулся. Правой рукой я схватил его за шею, а левой всадил в него меч. Как и первый, этот часовой умер раньше, чем его тело упало на землю.
Генуэзские солдаты продолжали свое шумное продвижение вверх по склону. Им и в голову не приходило, что я невольно оказался их союзником. В этой части усадьбы больше некому было услышать их наступление. Но в других местах у генуэзцев не было ангела-хранителя по фамилии Кенуэй. Очень скоро послышался крик часового с той стороны. В доме зажглись огни, и оттуда посыпались мятежники. В руках у них пылали факелы. Они торопливо одевались, натягивали сапоги и передавали друг другу мечи и мушкеты. Затаившись, я наблюдал за ними. Кто-то распахнул двери в амбар. Двое мятежников, впрягшись в оглобли, вывезли оттуда доверху нагруженную телегу. Третий подвел к ним лошадь.
Время уловок закончилось. Солдаты это поняли и с криками устремились вверх по склону.
У меня имелось два несомненных преимущества: я уже находился на территории фермы и на мне не было мундира генуэзского солдата. В возникшей суматохе я мог спокойно перемещаться среди отступающих мятежников, не вызывая подозрений.
Я бросился к домику, где обитал Лусио, и на входе едва не столкнулся с ним. Он выбежал с всклокоченными волосами, но одетый. Лусио кричал кому-то, прося помочь ему добраться до амбара. Тут же откуда-то выскочил ассасин-телохранитель, успевая одной рукой застегивать плащ, а другой – доставать меч. Из-за боковой стены выскочили двое генуэзцев. Телохранитель тут же вступил с ними в сражение, успев обернуться и крикнуть:
– Лусио, беги к амбару!
Превосходно. Это мне и требовалось. Генуэзцы отвлекли внимание ассасина от своего подопечного.
Но возле домика появился третий солдат. Остановившись, он пригнулся, поднял мушкет и прицелился в Лусио. Парень, размахивавший факелом, был более чем удобной целью, однако мушкет так и не выстрелил. Я прыгнул и придавил стрелка раньше, чем он меня увидел. Мой меч вонзился ему в затылок. Генуэзец успел лишь тихо вскрикнуть.
– Лусио! – крикнул я и одновременно надавил на палец убитого солдата, все еще остававшийся на курке.
Мушкет выстрелил, но в воздух. Лусио остановился и оглядел двор. Я с нарочитой театральностью отшвырнул обмякший труп солдата. Мятежник, с которым Лусио вместе направлялся к амбару, побежал дальше. Это мне тоже было на руку. Ассасин по-прежнему сражался с двумя солдатами. Надо отдать ему должное: сражаться он умел. Генуэзцам, противостоящим ему, приходилось жарко.
– Спасибо! – крикнул мне Лусио.
– Постой! Нам нужно убраться отсюда, пока солдаты не перекрыли все пути к отступлению.
Лусио замотал головой:
– Мне надо добраться до телеги. Еще раз спасибо, друг!
Повернувшись, он кинулся к амбару.
Выругавшись, я побежал в том же направлении, стараясь держаться в тени. Справа показался еще один солдат, выбравшийся на вершину холма. Он увидел меня и даже не успел испугаться. Я схватил его за руку, чуть повернул и всадил меч в подмышку, на палец выше нагрудника. Завладев факелом солдата, я толкнул его самого вниз и под испуганные вопли бросился догонять Лусио. Я бежал рядом, следя за тем, чтобы парень не попал в беду. Бегал я лучше и возле амбара оказался первым. Амбарные двери по-прежнему были распахнуты. Двое мятежников лихорадочно пытались запрячь перепуганную лошадь. Еще двое охраняли телегу. У обоих были мушкеты. Один как раз стрелял. Второй перезарядил свой мушкет, встал на колено и тоже выстрелил. Я свернул к боковой стене амбара и наткнулся на генуэзского солдата. Он пытался проникнуть в помещение через боковую дверь. Я с разбегу вонзил меч ему в спину. Несколько секунд солдат корчился от боли, затем я вырвал меч, пихнул тело солдата в амбар и бросил туда факел с расчетом, чтобы он угодил в заднюю часть телеги. Спрятавшись в тени, я устроил мятежникам и солдатам небольшой спектакль.
– Они здесь! – крикнул я, стараясь говорить как генуэзский солдат. – Давите этих поганых бунтарей!
Следом, подражая голосу корсиканского мятежника, я завопил:
– Смотрите! Телега горит!
Я выскочил из тени, толкая перед собой труп генуэзца, словно я только что его убил.
– Телега горит! – повторил я.
В этот момент к амбару подбежал запыхавшийся Лусио.
– Надо убираться отсюда! Лусио, идем со мной.
Мои слова насторожили мятежников с мушкетами. Они переглянулись, не понимая, откуда я взялся и что мне надо от Лусио. Меня выручили мушкетные выстрелы солдат. Посыпались щепки. Один мятежник упал – пуля угодила ему прямо в глаз. Я прыгнул на другого, делая вид, будто прикрываю его от пуль, а сам ударил его мечом в сердце. Вскоре я понял: этот мятежник был приятелем Лусио.
– Увы, я опоздал, – сказал я Лусио, опуская убитого на землю.
– Нет! – завопил парень, готовый разреветься.
Теперь понятно, почему мятежники считали его годным только для повседневных дел. Какой из Лусио боец, если гибель соратника напрочь выбила его из колеи?
К этому времени горела не только телега, но и сам амбар. Лошадь, которую мятежники так и не сумели запрячь, вырвалась и убежала. Сами они, видя, что ничего из поклажи уже не спасти, понеслись зигзагами по двору, к склону, и исчезли в темноте. Они были не единственными, кто торопился спастись бегством. Тем временем генуэзские солдаты подожгли жилой дом.
– Я должен дождаться Мико, – заявил Лусио.
Я догадался, что речь идет о его телохранителе-ассасине.
– Мико сейчас не до нас. Но тем братство и крепко, что всегда есть на кого опереться. Мико попросил меня позаботиться о тебе.
– Ты уверен?
– Настоящий ассасин все подвергает сомнению, – улыбнулся я. – Мико хорошо тебя учил. Но сейчас неподходящее время для уроков по нашему кредо. Мы должны поскорее выбраться отсюда.
Лусио покачал головой.
– Произнеси кодовую фразу, – потребовал он.
– Свобода выбора.
Похоже, это словосочетание убедило Лусио отправиться со мной. Мы начали спускаться с холма. Внутренне торжествуя, я благодарил Бога за то, что помог мне уломать этого сентиментального упрямца. Радость моя, однако, была преждевременной. Лусио вдруг остановился.
– Нет, – пробормотал он. – Я так не могу. Я не могу бросить Мико.
«Прекрасно», – раздраженно подумал я.
– Он велел нам поскорее выбираться отсюда и ждать его у кромки ущелья, где мы оставили лошадей.
У нас за спиной ярко пылал фермерский дом. Видно, генуэзские солдаты хотели сровнять его с землей. Неравный бой подходил к концу. Солдаты расправлялись с последними мятежниками. Где-то поблизости зашуршали камешки. Мы были не единственными беглецами. Двое мятежников, не захотевших погибать в бою, торопились унести ноги. Лусио хотел их окликнуть, но я успел зажать ему рот рукой.
– Нет, Лусио, – шепнул я. – Солдаты услышат крики и пустятся в погоню.
У него округлились глаза.
– Они – мои товарищи. Мои друзья. Я должен быть с ними. Нужно удостовериться, что с Мико все в порядке.
Сверху доносились крики вперемешку с мольбами о пощаде. Глаза Лусио метались, отражая внутреннюю борьбу. Парень не знал, мчаться ли на помощь к тем, кто остался наверху, или примкнуть к беглецам. Оставаться со мной он явно не собирался.
– Незнакомец… – начал он и осекся, а я подумал про себя: «Теперь я незнакомец, а?» – Спасибо тебе за помощь. Надеюсь, мы встретимся при более благоприятных обстоятельствах. Возможно, тогда я смогу по-настоящему тебя отблагодарить. Но сейчас я должен быть рядом со своими.
Он повернулся, намереваясь уйти. Я схватил его за плечо и снова развернул лицом к себе. Он пытался вырваться, но безуспешно.
– А теперь, Лусио, послушай меня. Меня сюда послала твоя мать с просьбой привезти тебя к ней.
Услышав это, Лусио попятился назад.
– Нет! – почти крикнул он. – Нет, только не это!
Такой реакции я от него не ожидал.
Лусио вырвался и побежал вверх по склону. Пришлось его догонять. Парень пытался сопротивляться.
– Нет, – бормотал он. – Я не знаю тебя, просто оставь меня в покое!
– Господи ты боже мой! – только и пробормотал я.
Я надеялся, что обойдется без крайних мер, но увы! Времени уговаривать Лусио у меня не было. Я дотянулся до его шеи и надавил на сонную артерию. Несильно, ровно настолько, чтобы он потерял сознание.
Затем я перекинул его через плечо (он весил не так уж много) и продолжил спуск с холма, старательно обходя остатки мятежников, удиравших от генуэзских солдат. И почему я сразу не вырубил этого молокососа?
3
Я остановился на краю ущелья, опустил бездыханного Лусио на землю, после чего нашел веревку, надежно закрепил один ее конец, а другой опустил вниз, в темноту. Поясом Лусио я связал ему руки, после чего закрепил веревкой его бедра. Теперь его обмякшее тело висело у меня за спиной, и я не боялся, что оно сорвется. Закончив приготовления, я медленно стал спускаться.
Где-то на середине спуска легкое тело Лусио вдруг превратилось в гирю. Я знал об этом заранее, а потому лишь стиснул зубы и продолжил спуск, пока не достиг плоского утеса, который оканчивался входом в темную пещеру. Я вполз туда, таща на спине Лусио. Он снова превратился в почти невесомый груз. Мои перенапряженные мускулы постепенно расслаблялись.
Внутри пещеры, в нескольких шагах от меня, послышалось тихое шуршание, а затем раздался щелчок.
Звук скрытого клинка ассасинов, приведенного в действие.
– Я знал, что ты здесь появишься, – раздался голос Мико, ассасина. – Я сам поступил бы так же.
Произнеся эти слова, он атаковал меня, застигнув врасплох. Но я успел вовремя выхватить меч, и наши лезвия схлестнулись. Его скрытый клинок ударил с такой силой, что выбил меч из моей руки. Он с легким звоном приземлился где-то в темноте ущелья.
Мой меч. Отцовский подарок.
Но горевать по утраченному мечу мне было некогда. Ассасин сделал второй выпад. Надо отдать ему должное: действовал он умело. Очень умело. Нас окружало замкнутое пространство. Я только что лишился оружия. По сути, все, что у меня оставалось, лишь…
Удача.
Да, я мог рассчитывать только на нее. Я вжался в стену пещеры. Мико чуть-чуть не рассчитал свои силы. Всего на мгновение он потерял равновесие. В любой другой обстановке, с любым другим противником, он сразу бы выровнялся и нанес смертельный удар. Но Мико сражался со мной, а не с кем-то еще. Я заставил ассасина заплатить за его маленькую оплошность. Наклонившись, я схватил его за руку, повернул и толкнул, чтобы и он отправился вслед за моим мечом. Но Мико удержался. Более того, он потянул за собой меня. Я оказался на краю пещеры. Я стонал от боли и напряжения, пытаясь удержаться. Лежа на животе, я приподнял голову и увидел Мико. Одна его рука впилась в мою, другой он пытался дотянуться до веревки. Тыльной стороной плененной руки я почувствовал на́руч, к которому крепился скрытый клинок. Тогда я протянул другую руку и стал расстегивать пряжки наруча. Мико слишком поздно догадался, чем я занимаюсь. Забыв про веревку, он изо всех сил принялся мне мешать. Меж тем я упрямо продолжал свое занятие. Он молотил мне по руке, но как только я справился с первой застежкой, наруч скользнул вверх, к локтю Мико. Ассасин накренился вбок. Его положение стало уязвимее. Другая его рука крутилась наподобие вертушки. Именно на это я и рассчитывал. Кряхтя от напряжения, я собрал остатки сил и расстегнул последнюю застежку, одновременно уколов лезвием клинка руку Мико. Ассасину не оставалось иного, как разжать пальцы и освободить вторую мою руку. Мико исчез из виду.
Темнота поглотила его. Я молил Бога только об одном – чтобы при падении Мико не зашиб мою лошадь. Однако никаких звуков, свидетельствующих о его приземлении, я не услышал. Вытянув шею, я напрягал зрение, пытаясь разглядеть в темноте хоть что-то. Мои усилия были вознаграждены. Мико, живой и невредимый, поднимался по веревке вверх.
Я потянулся за его клинком и поднес лезвие к веревке.
– Не советую подниматься выше! – крикнул я ему. – Иначе я обрежу веревку, и ты упадешь и разобьешься.
Мико находился уже достаточно близко, и потому мне было видно его лицо. В глазах ассасина я прочитал нерешительность.
– Знаешь, приятель, тебе незачем погибать столь нелепой смертью, – добавил я. – Спускайся вниз и иди на все четыре стороны. Жизнь тебе еще пригодится.
Для большей убедительности я стал медленно водить лезвием клинка по веревке. Мико остановился, посмотрел вниз, в темноту. Дна ущелья не было видно.
– У тебя мой клинок, – угрюмо произнес Мико.
– Трофей победителя, – ответил я.
– Возможно, мы еще встретимся, и я потребую свое назад.
– Чувствую, второй встречи у нас с тобой не будет, – возразил я. – За это время один из нас покинет этот мир.
– Возможно, – согласился Мико и заскользил по веревке в темноту.
Меня ожидал подъем вверх. Хуже всего, что придется пожертвовать лошадью. Но лучше так, чем снова встретиться с Мико.
Сейчас мы отдыхаем. Точнее, отдыхаю я. Бедняга Лусио все еще без сознания. Позже я передам его людям Реджинальда. Те погрузят его в повозку, а затем на корабль, который поплывет к южному берегу Франции. Завершится путешествие этого парня в замке, где сейчас находится его мать. Будем надеяться, что с его появлением там ее работа пойдет быстрее.
Затем я найму корабль, чтобы отправиться в Италию. Я сделаю так, чтобы меня при этом видели другие, и во время разговора несколько раз повторю, что вместе со мной поплывет мой «молодой спутник». Когда ассасины вздумают искать Лусио (если, конечно, они станут его искать), это собьет их с толку.
Реджинальд говорил, что потом я волен распоряжаться собой, как мне вздумается. Я намереваюсь раствориться в Италии, не оставляя после себя ровным счетом никаких следов.