Assassin's Creed. Последние потомки: Участь богов — страница 49 из 51

– Идем! – крикнул Хавьер.

Он подтолкнул Оуэна, и они побежали к остальным в тот момент, когда в образовавшийся в потолке проем с другого вертолета начали сбрасывать первые веревки. Мгновение спустя сквозь пробитую крышу начали спускаться агенты, стреляя на ходу. Оуэн и Хавьер догнали остальную команду, выбрались из атриума и помчались по коридорам. Затем они бросились в стеклянный проход, который частично проходил по склону горы и вел ко входу в гараж.

– Это было неописуемо глупо! – орал Монро.

– Но я убрал вертолет! – крикнул в ответ Оуэн.

– Ты убрал большую часть здания! И нас чуть не убрал!

Из туннеля Оуэн смог лучше разглядеть лес, и сквозь стекло слышал приглушенные крики и стрельбу на подступах к Эйри. Он понятия не имел, делали ли М-44 свою работу или нет, но у него не было никакого желания идти и проверять. Через несколько секунд они уже достигли гаража и заняли свои позиции у дверей, готовясь защищать их с тем немногим оружием в руках, что у них было. У Оуэна осталась еще одна электромагнитная граната, у Хавьера была бомба со снотворным, остальные тоже вооружились чем-то из арсенала Гриффина.

– Приготовьтесь! – крикнула Виктория.

Оуэн услышал отдаленный грохот – должно быть, взорвался первый вертолет. Теперь в любой момент первые из спустившихся агентов могли добраться до них. Его тело отупело от адреналина, но он был наготове.

– Если они зайдут в вашу дверь, вы знаете, что делать, – сказал Монро, рядом с которым были Шон в кресле и Наталия. Через несколько секунд он услышал приближающийся звук шагов и переговоры по рации. Они с Хавьером приготовились, и когда вошли противники в обмундировании «Абстерго», оба напали. Оуэн бросил последнюю гранату, которая вывела из строя электронику во вражеских шлемах, отвечавшую за связь и приборы оптического наблюдения. После Оуэну и Хавьеру пришлось вступить в рукопашную схватку. Оуэн задействовал весь свой опыт, все эффекты крови, нанося удары кулаками, ногами и стальной трубой, которую нашел среди инструментов. Он уложил столько человек, сколько смог, пока не пришлось отступить из прохода обратно в гараж. На другой стороне большого открытого участка Монро и Наталия отбивались от группы агентов, и Оуэн хотел броситься им на помощь, но это означало, что его двери останутся без защиты. Считаные секунды спустя он радовался, что не поддался этому соблазну, поскольку к ним с Хавьером приблизилась новая волна тамплиеров. Электромагнитной гранаты больше не было – осталась только снотворная, и ее Хавьер метнул в коридор. Но эффект от нее не был мгновенным, и кому-то из агентов удалось прорваться внутрь. Оуэн понимал, что они не продержатся так долго, как было нужно.

Еще одна группа агентов прорывалась через дверь, которую удерживали Виктория, Дэвид и Грейс. Оуэн ушел в глухую оборону, используя каждый защитный прием, каждое уклонение и каждый поворот, пытаясь при этом разоружить агентов.

– Отходите ко мне! – крикнул Монро.

Этот бой оборачивался поражением быстрее, чем Оуэн ожидал. Сперва они с Хавьером присоединились к Виктории, Грейс и Дэвиду. Виктория держалась достойно против своих бывших союзников, а Грейс и Дэвид, очевидно, применяли эффекты крови, которые приобрели в прошлых симуляциях. Но все это было безнадежно. Даже если они перебьют всех – Исайя ведь еще даже не появился. И только Оуэн подумал об этом, Исайя вошел в помещение, будто его кто-то позвал. В руках у него был целый Трезубец.

– Кончайте с ними! – крикнул он.

– Нет! – закричал Шон так громко, чтобы Исайя мог услышать. – Ты мне нужен! Я вызываю тебя, Исайя!

– Назад! – взревел тот, и его агенты в считаные секунды остановились. – После всех твоих промахов ты еще бросаешь мне вызов, Шон?

– Я бросаю тебе вызов! – повторил Шон, двигаясь вперед.

– Ты все еще думаешь, что ты Стирбьорн? – спросил Исайя.

– Нет, – ответил Шон. – Мне не нужно быть им, чтобы остановить тебя. Я знаю, ты этого боишься. Поэтому ты и здесь.

Исайя ухмыльнулся. На нем был белый гладкий защитный костюм, а Трезубец Эдема в его руках насчитывал все три острия, которые составляли зловещую конструкцию, венчающую длинную металлическую рукоять. Теперь Оуэн видел в нем не только источник силы, но и оружие, способное нанести ранение и даже убить.

– Сейчас начнется обновление мира, – произнес Исайя. – Оно начнется с вашей смерти. Вы сами навлекли ее на себя.

– Вообще-то, – сказал Оуэн, шагнув вперед и встав рядом с Шоном, – оно начнется с…

Исайя ударил основанием Трезубца об пол, как будто дерево посадил. Бетон под ним треснул и металл запел, заполняя звуком гараж.

После был страх.

Оуэн закрыл глаза, подставив голову этому потоку. Он здесь уже был. Он все это уже видел. Самое худшее из того, что говорили про его отца, было правдой. Он понимал, что остальные сейчас проживают свой собственный ад. Но для Оуэна это переживание стало чем-то большим с тех пор, как он испытал его последний раз. Монро всегда спрашивал его, был ли он готов к тому, чтобы увидеть воспоминания отца. И Оуэн никак не мог взять в толк, что он имел в виду. Теперь он понял.

До сих пор Оуэн даже не рассматривал мысль о том, что воспоминания его отца откроют ему что-либо, кроме его – отца – невиновности. Но ведь Монро мог спрашивать о том, что будет, если воспоминания покажут что-то иное. Что-то, к чему Оуэн был не готов. Чтобы подготовиться в том смысле, в котором говорил об этом Монро, нужно было признать, что твой величайший страх может оказаться правдой. Он должен был допустить, что его отец мог быть убийцей. Он должен был допустить, что его родные были правы. Все это он должен был допустить. Вот она – настоящая противоположность страха. Не смелость, не мужество. Он мог быть смелым и в то же время испытывать страх. Но если перестать сопротивляться страху и принять его, страх потеряет силу. Таким образом Наталия смирилась с тем, что ее сожрет Змей. Это ли Минерва дала им? Не иммунитет, но понимание того, как противостоять воздействию Трезубца?

Оуэн глядел прямо внутрь видения, которое показывала ему частица Эдема. И допускал, что все это может быть правдой. Он согласился: ему было неизвестно, что сотворил его отец, и он мог так никогда и не узнать об этом. Может быть, ему и не нужно было это знать. Он мог двигаться дальше, жить своей жизнью.

На этом видение исчезло, забрав с собой страх, и Оуэн открыл глаза. Остальные пошатывались под тяжестью собственных видений, и Оуэн окликнул их.

– Примите свой страх! – кричал он. – Вспомните Змея! Шагните в его пасть!

Один за другим его друзья открывали глаза, смахивая слезы и наконец осознавая, что за щит дала им древняя Минерва.

– Слушайте! – воскликнул Хавьер. – Мы покончим с ним на раз. Используйте все, что у вас есть. Любой эффект крови, каждый навык!

– Нет! – крикнул Исайя и снова ударил Трезубцем об пол.

На этот раз Оуэн почувствовал, как его сознание одна за другой накрывают волны благоговения, исходящие от Исайи.

– Я предлагаю вам лучший мир, – говорил Исайя. – Неужели вы не понимаете? Неужели не видите? Земля больна и слаба, ее жизнь поддерживают слишком долго. Ей нужно дать возможность умереть и переродиться. Вот что я вам предлагаю. Новый мир будет вашим наследием, если только вы будете со мной!

Исайя буквально горел в излучаемом им сиянии, оно притягивало Оуэна, и Оуэн желал служить этому свету. Он хотел лишь одного – быть рядом с ним, чувствовать его тепло. Но он заставил себя закрыть глаза и отключиться от этого сияния. Он мысленно вернулся к их следующей остановке на Пути – к Скитальцу, которого они встретили, и полной преданности Собаке, которая следовала за ним. Когда Оуэн искал нового спутника для Преданности, он ведь не выбрал богача с его башней или пастуха с его стадами. Он выбрал другого Скитальца, искателя правды.

Исайя не заслуживал преданности, потому что его свет был ложным.

Оуэн открыл глаза, и сияние вокруг Исайи изменилось – оно стало холодным. Оуэн сделал еще шаг в его сторону. То же сделали и остальные, отыскав собственные ответы на вопрос о даре Минервы.

Теперь на лице Исайи была написана ярость, и он снова ударил Трезубцем. Холодный поток захлестнул Оуэна с головой, это был поток отчаяния, увлекавший его в бездну, которая так и манила его в свои объятия, полные забвения. Громче пения этой сирены звучал только голос Исайи, который говорил:

– Никто из вас не видит того, что я вижу. Никто не понимает того, что понимаю я. Но я могу увести вас прочь из этого падшего мира. Я приведу вас в новый мир надежды и перерождения.

Оуэн ощущал, как его сознание скатывается в пропасть, и он снова был там – на горе, где ветер когтями драл его лицо, а Вершина была невозможно далека. С одной стороны, Исайя кинул ему веревку, за которую можно было держаться – обещание безопасности. Но на другом пути Оуэну предстояло полагаться только на себя. Никаких веревок, только его собственные силы. Его руки. Его воля.

Он отвернулся и от бездны, и от веревки, которую предлагал Исайя. Лучше он поместит у себя внутри веру и надежду.

На этом поток отчаяния схлынул, Оуэн в третий раз открыл глаза и оказалось, что он стоит лишь в нескольких ярдах от Исайи. Остальные почти догнали его, покорив сознанием собственные вершины, но Оуэн решил никого не ждать. Он бросился вперед, позволив своим предкам-ассасинам возродиться в нем. Вариус и Жи – два совершенно разных воина из разных эпох и частей мира. Оба делали свою работу в темноте, но служили свету.

Однако Исайя был готов, и хотя Трезубец больше не имел власти над разумом Оуэна, смертоносные зубья этого орудия жаждали его плоти. Исайя отклонился, описав Трезубцем круг вокруг себя и не позволяя Оуэну подойти близко. Но постепенно к нему присоединились остальные – Хавьер, затем Дэвид, Наталия и Грейс.

Ярость, которую Оуэн видел в глазах Исайи, сменилась страхом, и это заставило его рассмеяться. Наконец, Исайя понял, что это за Явление Могущества.

Исайя взмахнул Трезубцем и подался вперед, к Оуэну, но остальные вступили в бой, придя ему на помощь – без оружия, лишь с голыми руками. Исайя оказался куда более грозным противником, чем Оуэн мог ожидать. Он уклонялся и нападал, бил и колол, но Оуэн и его друзья отвечали на каждый его выпад, и наконец он начал замедляться. Монро и Виктория стояли в стороне, наблюдая – как и агенты Исайи, и все они будто бы понимали, что этот бой должен так или иначе закончиться.