Перед ним простиралось пастбище, обильно покрытое зеленью и занятое его стадом из двадцати шести голов. Это были крепкие коровы горной породы, в основном белые с черными пятнами. Эстен не срезал им рога, поскольку рога эти заставляли волков и медведей думать дважды, прежде чем нападать.
Солнце уже клонилось к закату, заливая позолотой землю, простиравшуюся дальше на юг до самых берегов озера Меларен. С помощью Эстена Дэвид понял, что пора было загонять стадо на ночь, и дал свой голос Эстену, сложившему руки рупором около рта. Коровы оглянулись на его зов, но затем снова переключились на траву, более заинтересованные сочной летней зеленью под ногами, нежели чем бы то ни было, что мог предложить им хозяин. Эстен взглянул на пса Каменного, который лежал у его ног в непоколебимом спокойствии, при этом только и ждущий команды бежать в поле. Дэвид раньше ничего не знал о породе, к которой относился Каменный. Это было нечто среднее между коротколапой собакой вроде корги и волком, но этот пес быстро бегал и прекрасно знал, как собрать стадо в кучу, носясь вокруг с лаем, и пригнать его к хозяину. С ревом и мычанием коровы двинулись к Эстену, и при помощи собаки он отправил их в загон – небольшой огороженный участок, расположенный достаточно близко к жилью, чтобы можно было вовремя отогнать хищников.
– Молодец, – Эстен похвалил пса и убедился, что коровы заперты. Собака свесила язык набок, ее глаза блестели.
– Пойдем посмотрим, как дела у Торгильса, а?
Эстен развернулся от загона к стоявшему неподалеку хлеву, у дальнего конца которого его сын рубил дрова. В пятнадцать лет Торгильс был так же высок, как и сам Эстен в том же возрасте, но волосы у него были почти черные, цвета влажной земли, как у матери. Датчанин Эрн, одетый в брюки и просторную рубаху, трудился рядом. Пока Эстен оценивал результаты их совместной работы, ужасное знание охватило Дэвида и сжало его горло. Эрн был рабом.
Эстен в своих мыслях и воспоминаниях использовал другое слово. Он звал Эрна трэллом. Но название не имело значения. Важно было лишь то, что предок Дэвида был рабовладельцем.
– Отец, – Торгильс перестал махать топором. – Ты в порядке?
Дэвид не знал, что ответить. Он был потрясен и зол, слушая голос Эстена. Он не хотел этого слышать. Думать о том, сколько бед рабство принесло афроамериканцам и всему миру лишь затем, чтобы узнать, что твой предок тоже кого-то поработил… Дэвид хотел закричать на Эстена, но не мог, потому что сам должен был быть Эстеном. Внезапно Каменный зарычал на него, опустив голову и вздыбив шерсть, и попятился прочь от странного мальчика, примерившего тело его хозяина.
– Отец? – снова позвал Торгильс.
Датчанин Эрн, худой, но чертовски выносливый, тоже уставился на Дэвида.
– Эстен?
Дэвид тряхнул головой. Нет, он не был Эстеном. Симуляция дрогнула, размывая видение фермы, так что картинка пошла рябью и трещинами. Эта дрожь только усугубила ситуацию, и положение становилось хуже с каждой секундой по мере того, как Дэвид отказывался синхронизироваться.
– Что происходит? – спросила Виктория. – Все шло отлично, но мы теряем стабильность. С тобой все в порядке?
– Нет, – ответил Дэвид.
– Симуляция сейчас свернется.
– Я знаю.
– Дэвид, что бы ни происходило, ты должен удержаться там.
Но его злость уже была такой сильной, что он не мог ее контролировать.
– Я могу отключить тебя и подключить Грейс…
– Нет, – Дэвиду этого не хотелось. Он не нуждался больше в ее защите и поддержке. К тому же, ей, вероятно, будет еще труднее смириться с предком-рабовладельцем.
– Просто продолжайте, – сказал Дэвид и сделал глубокий вдох.
Торгильс, Датчанин Эрн и Каменный оказались в центре иллюзорного шторма и застыли на месте. В первую очередь Дэвид сфокусировался на собаке, затем прислушался к воспоминанию Эстена о том, как двухгодовалая корова едва не затоптала пса, когда тот был щенком, а он выскочил из-под копыт и только отряхнулся, как ни в чем не бывало. «Голова у него, должно быть, каменная», – сказал тогда Эрн, и эта кличка прижилась.
Дэвид улыбнулся этому воспоминанию, и симуляция вернулась к жизни, все еще зыбкая и неясная, но снова подвижная.
– Превосходно, Дэвид. Продолжай в том же духе.
Дэвид обратился к сыну Эстена, вспомнив момент, когда тот был еще карапузом и потерял отличный топор, попытавшись с его помощью поймать рыбу. Топор остался в воде, а разгневанный Торгильс плескался и кричал на рыбу. Эстен тогда посмеялся и показал сыну, как пользоваться удочкой и крючком, а Торгильса нарекли наследником бога Ньорда. Не так давно, в возрасте четырнадцати зим, парень добыл лосося величиной с ногу Эстена – этим событием в семье гордились до сих пор.
К этим воспоминаниям Дэвид мог прислушаться, частью этих моментов он хотел быть, и благодаря этому синхронизация была возможна.
– Ты почти там. Синхронизация стабилизируется…
Но когда Дэвид взглянул на Эрна, злоба снова забурлила в нем, и контроль над синхронизацией ослаб. С этим он не мог смириться. Невозможно было идентифицировать себя с этим человеком. Это шло вразрез со всем тем, что Дэвид считал правильным.
Он вспомнил, как много зим тому назад, еще до рождения Торгильса, Эстен участвовал в набеге на датские поселения. Оттуда он и привез Эрна, закованного в цепи, как своего пленника и трэлла. Не имеет значения, что с тех пор Эстен снял с него цепи и не был жесток с ним. Все равно это было неправильно. Когда Дэвид пытался убедить себя в том, что так и должно быть, и старался взглянуть на рабовладение глазами Эстена, его злоба нарушала симуляцию.
– Мы теряем время. Мне нужно знать, получится у тебя или нет.
Дэвид не хотел признавать, что не получится. Ему нужно было время, чтобы привести свой разум в согласие с сознанием Эстена. Ему не нужна была Грейс для этого.
– Дэвид, симуляция…
– Я знаю, – он и сам понимал, что рассинхронизируется. – Подождите.
– Чего?
Он не знал. Он еще раз взглянул на Эрна и снова попытался убедить себя в том, что так и должно быть, это в порядке вещей – держать датчанина в рабах. Но никакого усилия воли ему не хватало, чтобы вбить это себе в голову.
– Дэвид…
Все в мире смешалось, словно масса в миксере, увлекая за собой тело и разум Дэвида. Несколько мгновений он ощущал только боль, которая исходила из каждой клетки его тела, из всех их сразу, как будто с него срезали слой за слоем, оголяя нервы, до тех пор, пока от тела не осталось и следа. Ему казалось, что уцелело только сознание, метавшееся, словно в водовороте, оторванное от какого бы то ни было места, от времени, лишенное даже представления о том, кто он такой.
– Дэвид.
Он слышал голос, но нечетко. Он не понимал, откуда исходил этот голос.
– Дэвид, я снимаю шлем.
Голос звучал знакомо, но прежде чем он смог осознать, кто говорит с ним, его глаза обжег огненно-белый свет, а затем огонь разлился из его головы по позвоночнику, достиг живота, рук и ног.
– Дэвид, ты слышишь меня? – спросил знакомый голос.
– Дэвид? – позвал другой.
Второй голос был знаком ему лучше, чем первый. Он открыл глаза. Перед ним стояла Грейс. Его сестра Грейс. Дэвид моргнул, и все моментально встало на свои места. Кто он такой, где он был, почему он там был. Как будто кто-то открыл шлюзы, и хлынувшего потока ему хватило, чтобы утонуть. Ком тошноты подступил к горлу.
– Меня сейчас стошнит.
Виктория как раз успела поднести небольшое ведерко. Его желудок болезненно сжался и расстался со всем съеденным. Грейс стояла рядом, пока он не закончил, а затем помогла освободиться от приспособлений и встать на трясущиеся ноги.
– Вот поэтому лучше не рассинхронизироваться, – сказала она. – Теперь расскажи, что случилось.
Грейс обняла его одной рукой.
– Что там произошло?
Дэвид помотал головой.
– Дай мне минутку.
Грейс помогла брату добраться до вращающегося кресла, и Дэвид буквально свалился в него, да так, что оно отъехало на несколько футов. Виктория прошла следом, тыкая в свой планшет.
– С твоей нервной деятельностью во время симуляции все было нормально, – сказала она. – Правда, немного повышенное кровяное давление.
– Я злился.
– Почему? – спросила Грейс.
– Злился на него. На нашего предка.
Грейс нахмурилась.
– Да почему же?
– Он… – в голове у Дэвида все еще пульсировало, и это мешало ему произносить длиной больше пары слов. А для объяснения требовалось множество слов.
– Можно мы… поговорим об этом потом?
Грейс взглянула на Викторию.
– Да.
Виктория поколебалась и резко кивнула.
– Хорошо. Сделаем перерыв. Потом все обсудим и спланируем следующий шаг. Возможно, ты поможешь сестре подготовиться к ее попытке. Пока что я проверю, как дела у Хавьера.
Выходя из комнаты, Виктория выглядела раздраженной. Грейс озадаченно глядела на Дэвида, не произнося ни слова.
– Что? – не выдержал он в конце концов.
– Ты в порядке?
– Не стоит беспокоиться за меня. Я в порядке. Просто мне нужно отдохнуть.
– Хорошо, – теперь уже и Грейс казалась раздраженной. – Но я хочу, чтобы ты объяснил.
Дэвид кивнул, надеясь, что именно предок Хавьера окажется тем, у кого был доступ к частице Эдема. В таком случае будет не важно, кем был предок Дэвида и что он делал.
Глава 4
Хавьер, присоединенный к конструкции, которая охватывала все его тело, ждал, когда Монро запустит ядро машины. Он никогда еще не подключался к «Анимусу» таким образом. В прошлые разы он полулежал в кресле, а новое устройство, будучи стационарным, обеспечивало полную мобильность, и ему нравилось думать о возвращении в симуляцию. Хавьер пытался быть полезным, пока Оуэн исследовал воспоминания своего китайского предка. Он даже пробрался в полицейский архив и достал доказательства, использованные в суде против отца Оуэна. Но это было не сравнить с поисками частицы Эдема на протяжении всей человеческой истории. Необходимо было найти оставшуюся часть Трезубца раньше Исайи, и ничего более важного не существовало.