Однако с самого начала слежки Призрак убедился: действовать скрытно они не умеют. Другой Харди (это он покинул стройку по сигналу Марчанта) теперь стоял, привалившись к ручной тележке, и демонстрировал наигранное безразличие, как будто он и не высматривал Призрака в толпе рабочих, расходившихся после смены. Заметив индийского парня, Другой Харди тут же расстался с тележкой и «непринужденно» двинулся дальше. Всем своим видом он показывал, что просто идет по своим делам и вовсе не собирается держаться на должном расстоянии впереди Призрака.
Вряд ли слежка ограничивалась одним «карателем». Кто-то должен был «пасти» Призрака сзади. Возможно, оба: Смит и Харди. И такой расклад вполне устраивал юношу, поскольку вынуждал всех троих играть по его правилам.
«Надеюсь, друзья мои, вам понравится эта чудесная длительная прогулка», – сказал Призрак себе.
Он то прибавлял шагу, то шел совсем медленно. Призраку хотелось порядком измотать «карателей» и в то же время ничем себя не выдать. Пусть думают, что он не знает о своем «эскорте».
Так продолжалось, пока он не подошел к туннелю под Темзой. Людные места давно остались позади. Другой Харди теперь выглядел одиноким пешеходом. Когда Призрак достиг входа в туннель, громила нагнулся, делая вид, что завязывает шнурок. Проведя целый день под землей, Призрак вновь спускался туда, чтобы провести там и ночь.
Оказавшись в ротонде, Призрак остановился возле закопченных статуй и обветшалого убранства этого некогда красивого и даже роскошного места. Юноша стоял, задрав голову, и словно наслаждался видом ночного туннеля. Довольно скоро вверху послышались шаги. Призрак улыбнулся. Отлично. Пока все шло по плану. Пусть посмотрят, где он живет.
– В ближайшие дни здесь могут появиться незваные гости, – сказал Призрак Мэгги, добравшись до их ниши.
По пути он проведал Чарли и, как всегда, дал мальчишке хлеба. Потом заглянул к Джейку. Сломанная кость на ноге старого бедолаги успешно срасталась. Пожелав калеке спокойной ночи, Призрак отправился дальше, во тьму туннеля, отчасти похожего на склеп. Он шел мимо ниш, и в каждой ночевали люди. Одеялами им служили те же лохмотья, в которых они проводили дни.
Кто-то спал. Кто-то молча провожал юношу взглядом. Иные приветственно махали руками: «Привет, Бхарат», «Здравствуй, парень». Другие просто подмигивали.
Одних Призрак знал по именам, других еще и по роду занятий. К примеру, Олли был «собачьим золотарем»[10]. Он собирал по улицам собачье дерьмо и продавал на рынке Бермондси. Скверно только, что непроданный товар Олли приносил домой. Всякий раз, проходя мимо него, Призрак задерживал дыхание, но все равно не забывал приветливо махнуть рукой. У кого-то в нишах горели свечи, и Призрак был благодарен им за свет. Но хватало и тех, кто экономил каждый пенс. Эти лежали в темноте, дрожа от холода и глотая слезы. Еще несколько часов, и наступит стылый рассвет, начнется очередной день выживания, губительного для тела и души. Как и вчера, вокруг будет шуметь и бурлить Лондон – самый современный город мира. Сияющий бриллиант великой империи ее величества.
Мэгги сидела возле костерка. По вечерам она варила жиденький суп, наливая его в миски всем желающим. Этот суп называли хлёбовом. Обитатели туннеля благодарили Мэгги: кто вслух, кто простым кивком. Но все они – щедрые на похвалы и молчуны – опасливо поглядывали туда, где в нескольких шагах от Мэгги свет проигрывал сражение с тенями. Там в прямом и переносном смысле правила тьма. Обитатели туннеля молча благодарили Бога, пославшего им этого индийского парня. Кто знал его имя, кто называл его просто «парнем Мэгги». Главное, он навел в туннеле порядок, и теперь в нишах можно спать, не опасаясь ночных нападений.
Мэгги и Призрак сидели рядом, прислонившись к влажной стене туннеля. Возле их ног догорал костер. Мэгги подтянула колени к подбородку и обхватила плечи, чтобы было теплее. Ее длинные седые волосы («мои ведьмины волосы», как говорила она) свешивались на подол грязного серого платья. Башмаки Мэгги не имели шнурков, поскольку так ее устраивало больше. Она постоянно твердила, что ненавидит ощущение «связанности». Давным-давно («гораздо раньше, чем у твоего отца в известном месте появился намек на тебя») Мэгги увидела картинки, изображавшие китаянок. Больше всего ее ужаснули колодки на ногах тех женщин. После этого она навсегда избавилась от шнурков. Мэгги умела сопереживать другим.
Вот и сейчас, услышав от Призрака новость, она искренне опечалилась и испугалась за юношу.
– Чего это им понадобилось приходить за тобой? – спросила старая женщина.
– Не за мной. Они станут расспрашивать обо мне, и кто-то наверняка укажет на тебя, – объяснил Призрак.
– Это уж как пить дать! – горделиво фыркнула Мэгги. – Меня здесь всякий знает.
Мэгги было недостаточно помогать людям. Ей нравилось, что люди знают о ее помощи и ценят ее усилия.
– Еще бы тебя не знали, – улыбнулся Призрак. – Я лишь прошу тебя быть осторожной и не наговорить лишнего.
– Что значит лишнего? – нахмурилась Мэгги.
– Кто-то из здешних обязательно скажет, что я защищаю тебя от воров и бродяг. Словом, от всего сброда, что гнездится в самом конце туннеля. Такие слова мне на пользу. Те, кто будет спрашивать, поймут: в случае чего я могу и кулаки в ход пустить. Ничего страшного в этом нет, но вот приукрашивать мои способности ни в коем случае не стоит.
– Не забывай, я видела, как ты дерешься, – понизила голос Мэгги. – Никакое это не приукрашивание.
– Вот об этом, Мэгги, я и толкую. Я совсем не хочу, чтобы ты им рассказывала о таких вещах. Тот, кто может дать сдачи, совсем не обязательно мастер этого дела. Теперь тебе понятно?
– Да вроде начинает доходить.
– Наверное, они будут дотошно расспрашивать о нашей первой встрече… Говори, что захочешь. Например, нашла меня пьяным в канаве. Только не рассказывай им про события на кладбище.
Мэгги потянулась к его руке. Призрака удивило, что ее высохшая рука почти такая же смуглая, как его собственная.
– Бхарат, неужто ты попал в беду?
– Я тронут твоей заботой.
Женщина усмехнулась:
– Я ж только что сказала: видела я, как ты дерешься. Это другим беспокоиться надобно, но…
– Но… что? – опустив голову, спросил юноша.
– Я видела и другое. Помню, с какой неохотой ты убивал того высокородного мерзавца. Видела, как весь твой пыл куда-то делся, будто вылили его из тебя, как вино из бутылки. Поняла я тогда: ты здорово умеешь убивать, но совсем не любишь это занятие. А злодеев на своем веку я пересмотрела более чем достаточно. Им кому-нибудь зубы выбить – плевое дело. И не то чтобы их кто-то оскорбил, а так – пива перебрали и руки зачесались. Но не такие они безмозглые, чтобы на всех без разбора с кулаками лезть. Они горазды бить тех, кто послабее, кто отпора не даст. Бог мне свидетель, у меня двое таких мужей было. Но видела я и других. Те никогда первыми не лезли, но уж если их тронули – в долгу не останутся. Может, кто-то из них и гордился, что проучил разную дрянь да пьянь. А может, сделал дело и забыл.
Призрак молчал.
– А вот такого, как ты, я видела впервые… чтобы человек так умело сражался и делал это с такой неохотой. – Мэгги тряхнула седыми кудрями. – Я потом много про тебя думала. Все пыталась угадать, откуда тебя принесло. Может, думаю, он из армии дезертировал. Но не из-за трусости. Таких храбрецов, как ты, еще поискать. Тогда, наверное… как это у них называется? Кажется, «по соображениям совести». Но правды я все равно не знаю, а теперь тебя послушала и поняла: лучше и не знать. Зато я знаю другое: у тебя большое сердце. В этом мире нет места для таких, как ты. Этот мир пожирает людей с большими сердцами. Высасывает все соки, а потом выплевывает кожуру. Спрашиваешь, беспокоюсь ли я? Да, парень, беспокоюсь. Спросишь почему? Вот по этому самому.
Вместе с другими землекопами Призрак дожидался начала смены. Он думал о тамплиерах. Удалось ли им найти вожделенный предмет, оставленный древней цивилизацией? Какой громадной силой может он обладать?
Призрак мысленно перенесся в Амритсар, что делал очень часто. Воспоминания были его единственным богатством. Он навещал Амритсар своего детства и юности с благоговением верующего, замершего перед святыней. Призрак думал о бриллианте Кохинур, о необыкновенной силе этого камня, которую видели его родители и Итан. Кохинур казался ему дверью в другие миры, источником более глубоких знаний и понимания. Картой, указывающей человечеству путь в лучший мир.
Но что было бы, попади этот могущественный предмет не в те руки?
Воображение рисовало Призраку страшные картины. Он видел десятки мужчин и женщин, превращенных в рабов. Их положение было еще хуже, чем у землекопов в туннеле. Возможно, даже хуже, чем у рабочего скота. Ими помыкали наглые, ухмыляющиеся хозяева, что жили в роскошных домах. Смысл древних символов они извращали в угоду своей идеологии. Призрак видел мир, полный боли и страданий. Мир, лишенный надежды.
Ударил колокол. Заступающая смена едва обращала внимание на уходящую. Они казались двумя армиями на встречном марше, у которых не было побуждения сражаться и которые одинаково месили грязь, унося драгоценные орудия труда. Дальнейший путь Призрака пролегал по нескольким лестницам. Спустившись в шахту, он подошел к месту, где уже трудились землекопы. За счет промежуточных смен работа не прекращалась ни на минуту. Рыть землю – работа грязная. Вскоре и Призрак, и остальные землекопы покрылись земляной пылью. Под землей не обращали внимания на цвет кожи. Главное – твои способности к работе и скорость, с которой ты ее выполняешь. И когда сосед здоровался с тобой или подбадривал добрым словом, его не волновало, откуда ты родом.
Согласно правилам, колокола должны были звонить каждый час. Но либо Марчант игнорировал правила, либо Призрак не слышал звона. Время для него тянулось непередаваемо долго. Копать, копать, копать. Неумолчно скрипели лопаты, звенели кирки. Далеко не все землекопы были молчунами. Люди переговаривались. Чьи-то голоса звучали громче остальных. Таких рабочих звали «комедиантами». По их словам, они не давали остальным впасть в уныние.