– Ты приносила клятву верности Осберну, – сказал Гейрмунн. – У кого ты сражаешься теперь?
– Большинство воинов ярла Осберна нынче сражаются у Хальфдана, – ответила Бирна. – Во всяком случае, те, кто еще жив.
– Тогда почему они не отправились с Хальфданом? – удивился Гейрмунн.
– Конунг нас не знает. Нам было приказано остаться здесь и вместе с другими охранять лагерь и корабли. А также защищать раненых и больных, – добавила Бирна, смерив его взглядом.
– Зная, что ты здесь, я наверняка буду спать крепче, – сказал Гейрмунн, приложив руку к груди.
Бирна изогнула бровь. Уголок ее рта дрогнул.
– Насмехаешься надо мной? Судя по тому, что я слышала о твоем поединке с Реком, ты очень нуждаешься в защите.
Шутливые нотки в ее голосе не дали Гейрмунну обидеться, хотя и всколыхнули чувство стыда.
– Может, когда закончишь обучать Шальги, поучишь и меня?
– А зачем ждать? – Бирна прошла к оставленным Шальги мечу и щиту, подняла их и принесла Гейрмунну. – Я не стану особо напирать.
Гейрмунн со смехом принял меч и щит, но, едва начался учебный поединок, ему стало не до смеха. Бирна оказалась опытной и очень проворной воительницей, что вполне отвечало ее репутации. Двигалась она быстро и неумолимо, не тратя силы на удары, имеющие целью напугать противника или показать превосходство. Гейрмунн не знал, насколько она его щадила, зато не сомневался: в настоящем поединке она легко его одолеет, и дело не только в его раненой голове.
– Теперь я точно буду крепче спать, зная, что ты в лагере, – повторил Гейрмунн, когда Бирна опрокинула его на землю, где он и хватал ртом воздух.
– А я дождусь твоего выздоровления. – Бирна села рядом. Она тоже тяжело дышала. – Даже раненый, ты хорошо держался.
– Меня хорошо учили, – сказал Гейрмунн, кивнув в сторону Стейнольфура.
– Да, у тебя прекрасный клятвенник. Он сражается без гордости.
– Как это понимать? У Стейнольфура больше чести, чем…
– Я не про честь. Про гордость.
– Не понимаю. Объясни.
– Воин, имеющий честь, будет сражаться с честью, даже когда его никто не видит, кроме богов. – Бирна достала из поясной сумки точильный брусок и взялась за свой меч, удаляя зазубрины, оставшиеся после поединка. – Честь, о которой не сложены баллады, не менее значима. Воин, наделенный такой честью, тоже получает доступ в Валгаллу.
– А гордость?
– Гордость нуждается в зрителях. – Меч Бирны звенел от прикосновений бруска. – Гордость – это честь, которую воин выставляет напоказ, желая, чтобы ее видели другие. Гордость делает воина слабым. Некоторые воюют с гордостью, словно она – их победоносное оружие. Но в битве гордость нередко становится обузой, делающей воина беспечным и безрассудным. Стейнольфур это знает.
Гейрмунн кивнул.
– Он хотел, чтобы я отложил поединок с Реком.
– Думаю, тебе стоило к нему прислушаться. – Бирна внимательно осмотрела кромку лезвия. – Гордость – распространенная слабость. Даже Хальфдан отправился на битву, чтобы восстановить свою гордость после поражения при Эшдауне. Сдается мне, саксы об этом знают. Они навязали ему сражение.
– Где находится Бейзинг?
– На юге. В дне пути отсюда.
– На юге? – изумился Гейрмунн. – Но Велингфорд лежит к северу. Должно быть, саксы дали изрядный крюк, чтобы не столкнуться с нами.
– Похоже на то.
Такая стратегия показалась Гейрмунну никудышной. Саксы решили отдалиться от надежных стен своей крепости. Если битва при Бейзинге обернется не в их пользу, на пути отступления у них окажется лагерь датчан. Иоанн считал уэссекского короля и его брата умными. Если это так, саксы пошли на риск неспроста. Гейрмунн задумался о причине их маневра.
Он вспоминал Велингфорд, виденный издалека: оборонительные сооружения, множество кораблей и мост через Темзу. После падения с моста в Гарингесе течение реки пронесло его на большое расстояние. Он вдруг понял: саксы могут сделать то же самое на кораблях и атаковать лагерь. Особенно сейчас, когда основная часть армии в дне пути от лагеря и совсем в другой стороне.
– Ты считаешь, что саксы подстроили Хальфдану ловушку? – спросил он Бирну.
– Возможно. Они дразнили его, появляясь слишком близко от лагеря.
Гейрмунн вскочил на ноги.
– Ты что?
– Думаю, нам надо готовиться к атаке.
– Как? Где?
– Здесь. – Он махнул в сторону реки. – Сдается мне, саксы попытаются высадиться с кораблей и захватить лагерь.
– Ты уверен?
– Нет. Но в Велингфорде я видел много кораблей. Нам лучше не искушать судьбу, а подготовиться.
– Как?
Времени на постройку моста или затвора у них не было. Но Гейрмунн вспомнил причалы, сделанные из кольев, которые видел в болотистых землях.
– Я знаю способ.
Командовать лагерем оставили воина по имени Афкарр: опытного, но лишенного честолюбивых устремлений. Прежде он служил ярлу Осберну. Афкарра требовалось убедить, но он доверял Бирне. Узнав о множестве кораблей, виденных Гейрмунном в Велингфорде, воин решил проявить благоразумие и подготовиться к возможному нападению.
– Но как мы перегородим реку стеной? – недоумевал Афкарр.
– Саксонские лодки тяжелые, и осадка у них низкая, – объяснил Гейрмунн. – Я греб на такой. Нам достаточно перегородить стеной из кольев только русло реки.
Афкарр не совсем понимал его замысел. Но Бирна поддерживала Гейрмунна, и Афкарр, вздохнув, поручил ему командовать возведением стены, приказав всем оставшимся в лагере датчанам выйти на работу.
Гейрмунн быстро отыскал подходящее место для постройки. Оно обнаружилось в одном роздыхе к западу, где река сужалась. Достаточное расстояние, чтобы обезопасить лагерь и в то же время быстро ответить, если враги атакуют. Глубоководная часть русла здесь почти вплотную подходила к дальнему берегу, а возле ближнего течение неслось по песчано-каменистой отмели.
Части датчан Гейрмунн поручил срубать молодые деревья и заострять с одного конца. Остальные работали на палубах двух поставленных на якорь кораблей – забивали колья в речное дно, скрепляя их веревками и кожаными ремнями. У Гейрмунна по-прежнему кружилась голова, но он трудился наравне с датчанами, не давая себе передышки и не выказывая слабости.
Постройка стены заняла весь день. В готовом виде она напоминала непроходимые заросли ежевики. Стена полностью перегораживала среднюю часть русла и упиралась в северный берег. Проход вдоль южного оставался свободным. У саксонских лодок, спускающихся по реке, будет единственный путь. Если они попытаются обойти край стены, то попадут на мелководье, застрянут и окажутся уязвимыми. Готовая стена не перегораживала реку наподобие плотины, но делала ее непроходимой для любых судов, кроме легких и быстрых датских, которым не страшно плавание по мелководью.
Когда солнце садилось, Гейрмунн стоял на берегу неподалеку от стены. Вместе с ним были Стейнольфур, Шальги и Бирна: все усталые, но довольные.
– Одно из двух: или ты действительно уберег лагерь, или мы целый день корячились впустую, – сказал Стейнольфур.
– Датчане заскучали, – возразил ему Гейрмунн. – Надо было чем-то их занять.
Бирна кивнула:
– Даже если саксы и не нападут, стена – неплохое укрепление.
– Будем надеяться, что Хальфдан и Гутрум с этим согласятся, – сказал Стейнольфур.
– Будем надеяться, что нам не придется проверять стену на прочность, – добавил Шальги.
Оставив дозорных, датчане вернулись в лагерь, где поужинали и угостились саксонским вином, выставленным Афкарром в качестве награды. Воины сидели у костров, рассказывая истории из прошлого. Впервые с тех пор, как отплыл из Авальсснеса, Гейрмунн почувствовал себя своим. Даже те, кто поначалу отлынивал от работы, были довольны ее результатами. Все соглашались с Бирной: стена – хорошее укрепление.
Вскоре Гейрмунн почувствовал, что глаза закрываются сами собой. Пожелав спокойной ночи Стейнольфуру, Шальги и Бирне, он ушел в свой шатер, где в полном изнеможении рухнул на подстилку. Когда вдалеке затрубили рожки, ему показалось, будто он задремал всего на мгновение. Выскочив из шатра, он обнаружил, что в лагере тихо, но никто не спит.
– Саксы атакуют! – крикнул Гейрмунн. – Бежим к реке!
Датчане – кто с копьем и топором, кто с луком и мечом – устремились к возведенной стене. Они бежали вдоль реки и вскоре увидели четыре или пять вражеских лодок, застрявших у кольев. Сидящие в них саксы кричали, подавая собратьям сигнал тревоги. Еще дюжина лодок продолжала двигаться к стене, но звуки рожков и крики заставили их сбавить ход.
– Стреляйте по ним! – велел Афкарр.
В свете луны лучники дали залп по саксам, застрявшим возле стены. Послышались крики и плеск падающих в воду тел. Вражеские стрелки попытались ответить, но стрел у них было немного, и те, что летели с качающихся лодок, не попадали в цель. Датчане метнули копья в ближайшие вражеские лодки. Часть саксов попрыгали в воду, пытаясь спастись. Другие надеялись протиснуться между кольев и застревали, становясь мишенями для датских стрел. Тех, кто отступал к мелководью, рассчитывая пробиться там, встречали топоры и мечи.
Потом датчане зажгли факелы, показав свою численность на берегу. В свете факелов саксы увидели стену с телами убитых соплеменников и поняли: их замысел провалился. Им оставалось одно из двух: поворачивать назад или вступать с датчанами в бой. Гейрмунн, хотя и чувствовал слабость в ногах, тоже приготовился к схватке.
Но саксы приладили весла и стали отчаянно грести, уплывая вверх по реке. Сражение кончилось, не успев толком начаться. Датчане не потеряли ни одного человека. Афкарр послал лучников вслед за врагами, желая убедиться, что они не предпримут второй атаки, после чего подошел к Гейрмунну.
– А ты оказался прав, Адская Шкура, – сказал он. – Ты и твоя стена спасли лагерь. Конунг Хальфдан узнает об этом.
В лагерь вернулись, когда уже рассвело. Щебетали птицы. Из-за холмов выплыло солнце. Многие датчане искали Гейрмунна, чтобы поблагодарить за предусмотрительность. Некоторые, вроде Бирны и Афкарра, в свое время поклялись в верности ныне покойному ярлу Осберну и теперь оказались вдали от родных мест и без надежного командира. Среди таких был Аслеф – воин одного с Гейрмунном возраста, но успевший снискать уважение. Другой воин, которого звали Мули, был по возрасту ближе к Стейнольфуру. Его единственный сын погиб несколько лет назад в бою с нортумбрианцами. Без командира остался и Торгрим – человек-глыба, отличавшийся невозмутимостью камня, и, наконец Рафн и Ветр – давние друзья, проверенные во многих битвах. Первого, рослого, так прозвали за черные волосы. Второй, наоборот, был худым и жилистым, а прозвище получил за белокурые волосы и бледную кожу. Гейрмунн на удивление быстро поладил со всеми.