Гутрум собирался здесь зимовать, и потому Гейрмунн с его воинами строили крыши над головами и возводили стены там, где их не было, делая Лунден наполовину римским и наполовину датским городом. Спустя несколько недель взглянуть на их работу явился Трюггр – датский комендант Лундена.
По возрасту он, вероятно, был ровесником Стейнольфура. Волосы с проседью, загрубелая кожа человека, привыкшего жить под солнцем и ветром. Казалось, море оставило на его лице въевшиеся соленые брызги.
– Хорошая работа, – похвалил комендант, обходя постройки в лагере Гутрума.
– Рад, что ты ее одобряешь, – ответил конунг.
Вместе с Гутрумом шли его ярлы и командиры, в том числе и Гейрмунн, который не понимал, отчего конунгу столь важна похвала Трюггра. Гутрум был ровней Хальфдану и по званию превосходил коменданта города. Но оба конунга были безземельными правителями, да и в Лундене находились на положении гостей. Скорее всего, этим и объяснялась почтительность Гутрума.
– Твои воины хорошо тебе служат. – Комендант мельком посмотрел на ярлов и командиров, однако на Гейрмунне его взгляд задержался. Сначала Трюггр изумился, затем помрачнел, глаза стали жесткими. – Весть об их подвигах дошла и до нас.
– Я бы не смел просить о более мужественных и сильных воинах, чем они, – сказал Гутрум. – А теперь, ярл Трюггр, прошу ко мне в дом. Нам есть о чем поговорить.
Трюггр еще немного посверлил Гейрмунна взглядом. Потом отвел глаза и пошел с Гутрумом, оставив Гейрмунна недоумевать о причинах враждебности этого датчанина. Он давно привык к удивленным и подозрительным взорам, однако в глазах Трюггра было еще что-то. Оставалось лишь надеяться, что враждебность коменданта не станет предвестницей беды.
В перерывах между строительством, когда Гейрмунн не клал камни и не тесал доски, он знакомился с городом, тратя на это изрядное количество серебра. Конунг Гутрум сдержал слово и щедро его наградил. Гейрмунн бродил по улицам Лундена, и ему казалось, что этот город вобрал в себя весь мир. Он видел торговцев, приехавших отовсюду с диковинными товарами; из стран настолько далеких, что прежде Гейрмунн не знал их названия и не слышал их наречий. Он пил вино из Спанландии и купил дорогую кольчугу, сделанную в Франкландии. Он пробовал оливковое масло, привезенное из Лангбардаландии и Гриккландии, а также африканские и индийские пряности. Его пальцы трогали шелка, вытканные в Тюркии, Персидии и других восточных странах. Ткани были настолько мягкими и тонкими, что пальцы их не ощущали, и тогда он наклонялся ниже и убеждался: нет, это не обман зрения. Он провел ночь с фризской женщиной, а у мужчин, чья кожа была разукрашена во все цвета и оттенки, научился играть в кости и иные, новые для него игры. Не в пример датчанам, эти путники и торговцы, взглянув на него, не удивлялись цвету его кожи. Некоторые спрашивали, не с Бьярмаланда ли или из Финляндии он родом. Да, в Лунден стекался весь мир, а отсюда сметливые и удачливые уплывали на пустых кораблях, став значительно богаче.
Время в Лундене текло незаметно. Недели проносились так же быстро, как дни и часы на поле битвы. Столь же незаметно эти недели превращались в месяцы. Раны у воинов Гейрмунна давно зажили, но он не хотел, чтобы бойцы изнежились, ибо их ждал Уэссекс. Для поддержания боеготовности отряда Гейрмунн нагружал воинов работой и заставлял упражняться во дворе, где они жили и спали, когда не разбредались по городу.
Однажды Гейрмунн с Бирной и Аслефом наблюдали за состязанием Рафна и Ветра. Оба двигались проворно и умело. Первый был вооружен копьем, второй – двумя мечами. Гейрмунну подумалось о воздушном поединке голубя с вороном. Состязались они на полу из разноцветных камешков, выложенных в прихотливо переплетающиеся узоры. Посередине, в круге, было изображение человека, одетого в белую тунику и с пучком листьев над головой. «Неужели все римляне выглядели так?» – удивился Гейрмунн. Тогда они больше походили на смертных, чем на богов.
– Я бы с радостью остался здесь до конца дней, – признался Аслеф.
Рана в носу и на щеке зажила, но шрам изуродовал его красивое лицо.
– Хорошее местечко, – сказала Бирна. Она обвела взглядом двор, затем пихнула Аслефа локтем. – Но со временем меня бы потянуло сменить окружение.
– Я не про двор говорю. Про Лунден.
Гейрмунн хорошо понимал Аслефа. Отчасти он и сам желал того же, однако его другая часть не представляла дальнейшей жизни в безделье.
– Вряд ли Лунден будет тебя манить, когда ты растратишь серебро, – сказал он Аслефу.
– Это правда, – закивал Аслеф.
– Я бы тут заскучала, – произнесла Бирна. – По правде сказать, мне уже скучно, но я пытаюсь наслаждаться миром, пока мы вновь не отправились на войну.
– А я устал от войны, – вздохнул Аслеф. – Я готов сражаться, если понадобится защитить честь или родню, но меня тянет к оседлой жизни.
– Хочешь стать земледельцем? – спросила Бирна.
– Не знаю. Просто охота обзавестись женой и детьми.
Бирна повернулась к Гейрмунну:
– А ты что скажешь?
– Когда-нибудь и я захочу, чтобы у меня были жена и дети.
– Тогда предупреждаю обоих: на меня не заглядывайтесь, – засмеялась она. – Сначала повзрослейте, щенята.
Гейрмунн улыбнулся:
– Труд земледельца не по мне, но я хочу владеть землями. Мой брат со временем станет конунгом и получит удел. Вот и я хочу того же.
– Хочешь стать конунгом? – удивился Аслеф.
– Мне незачем так называться.
– Ты просто хочешь, чтобы тебя считали таковым, – усмехнулась Бирна.
– Я хочу завоевать честь и стяжать славу, сравнимые с честью и славой моих предков. Хочу знать, что я заслужил место на их скамье в Валгалле.
Бирна хлопнула его по спине и встала:
– Тогда, дружок, ты на верном пути.
– Куда собралась? – спросил Аслеф.
– Искать волка. – Отойдя на несколько шагов, Бирна обернулась и добавила: – Настоящего взрослого волка.
– Этот волк, случаем, не датчанин, который сражается двумя бородовидными мечами? – крикнул ей вслед Аслеф.
Ответа не последовало.
Аслеф с Гейрмунном засмеялись, потом замолчали. Во дворе стало тихо, только звенело оружие состязающихся Рафна и Ветра.
– Мой отец хотел быть конунгом, – вдруг сказал Аслеф.
– Где он сейчас? – спросил Гейрмунн, поворачиваясь к соратнику.
– Надеюсь, что в Валгалле. Он погиб в Ютландии, сражаясь за корону.
Гейрмунн уважительно кивнул:
– Когда я впервые увидел Гутрума, он говорил, что датчане достаточно повоевали.
– Да, повоевали, – подтвердил Аслеф. – Я отправился на запад, чтобы скрыться от врагов отца. И от войны. – Он запрокинул голову к прямоугольнику неба. – Пожалуй, мне стоит остаться в Лундене. Если ты меня отпустишь.
– Отпустить тебя? Просьба вовсе не пустяшная.
– Знаю. Но я не клятвопреступник. Буду сражаться под твоим началом, пока ты меня не отпустишь или я не погибну.
– Аслеф, ты воин, а я ни одного воина не удерживаю против судьбы и воли. Пока побудешь с нами. Когда Гутрум выступит из Лундена, решишь, пойти или остаться здесь.
– Я сделаю, как ты сказал, – склонив голову, ответил Аслеф.
– О чем вы тут говорите? – спросил подошедший Рафн.
Он тяжело дышал. Они с Ветром закончили поединок и теперь успокаивали дыхание. Их тела блестели от пота.
– Мы говорим о судьбе, – сказал Гейрмунн.
– Фу! – отмахнулся Рафн. – Говорить о судьбе столь же бесполезно, что и о погоде.
Ветр отер лицо и лоб, густо покрытые потом.
– Идем, Рафн. Мне надо помыться.
– Мне тоже.
Оба воина покинули двор, отправившись на поиски римской бани, которых в Лундене хватало. Но многие бани давно стояли с пустыми чашами. Правда, нашлись сметливые датчане и кое-кто из торговцев. Эти люди догадались, как наполнить чаши и нагреть воду. Вход туда, естественно, был платным и приносил неплохую прибыль.
– У нас здесь только эль, – сказал Аслеф. – А мне что-то захотелось медовухи. Пойдешь со мной?
– Пойду.
Выйдя через арку, они прошли по узким переходам и очутились на широкой мощеной дороге. Оттуда повернули на юг, к пристани и торговым улицам. В западной стороне, над развалинами и крышами, выстланными досками и римской плиткой, Гейрмунн мельком увидел остатки каменной чаши, окруженной прямыми стенами. Она была крупнее той, в Каллеве, где они устраивались на привал. От лангбардаландского купца Гейрмунн узнал, что римляне называли такие постройки колизеями.
– Как по-твоему, когда Гутрум выступит из Лундена? – спросил Аслеф.
– Не знаю. Слышал от него про волнения в Нортумбрии. Возможно, мы отправимся на север, к реке Трент. Там есть лагерь в Турсесиге.
Внимание Гейрмунна привлек шум впереди. Опрокинувшаяся повозка перегородила дорогу. Торговцы и датчане орали, потрясая кулаками. Волы ревели; несколько человек пытались освободить проезд.
Гейрмунн с Аслефом остановились. Гейрмунн решил двинуться в обход по грунтовой дорожке. Она вела в ту часть города, где дома стояли почти впритык, а высокие тени нагоняли сумрак. Успев пройти совсем немного, они увидели двух датчан, загородивших им путь. Оба стояли, выразительно положив ладонь на рукоять меча.
– Дайте пройти, – потребовал Аслеф. – Это Гейрмунн Адская Шкура, командир у конунга Гутрума.
– Мы знаем, кто он, – ответил один датчанин. У него в носу висело кольцо. Вокруг шеи закручивались темные линии, образуя рисунок змеи. – Мы давно следили за ним и давно выжидали.
Обернувшись, Гейрмунн увидел еще двоих воинов, вышедших на улочку и успевших обнажить мечи. Они с Аслефом тоже были при оружии, но не считали нужным ходить по городу в доспехах. Сейчас это делало их уязвимыми.
– Ты знаешь, кто я, – сказал Гейрмунн, вновь поворачиваясь к главарю. – А ты кто такой?
– Крок, – ответил датчанин, чью шею украшало изображение змеи. – Один из командиров Хальфдана. Вскоре я стану ярлом.
– С какой это стати Хальфдан окажет высокую честь куску дерьма? – спросил Аслеф. – Я и имени твоего не слыхал.