– Крок потерял четверых воинов. Если Элвин сказал правду, осталось не больше пятнадцати.
– Ты перехитрил Крока, – сказал Ветр. Он сел на землю, скрестив ноги, и принялся чистить свое копье Даудавиндур. – Но если Крок печется о собственной чести, ему никак нельзя сейчас возвращаться к Хальфдану.
– Это точно, – согласился Гейрмунн. – В Лундене он хвалился, что за мое убийство получит титул ярла.
– Щедрая награда, – усмехнулся Рафн. Он вынул из мешка кусок вяленого мяса и стал жевать. – Можешь быть уверен: Крок продолжит охоту за нами с еще большей прытью и ненавистью.
– И численность его отряда вдвое превосходит нашу, – добавил Стейнольфур. – Сегодня нам повезло. Но везение не может длиться вечно.
– Если мне судьбой уготовано умереть, я умру, – сказал Гейрмунн. – Но не от его руки.
– Пусть уж лучше Крок погибнет от твоей руки, – сказала Бирна. – Или от моей. Нужно перебить всю его свору.
Гейрмунн сознавал правоту Бирны. Крок будет его преследовать, пока кто-то из них не падет. Сознавал он и другое: у него не столько воинов, чтобы давать открытый бой. Значит, побеждать врага нужно хитростью и смекалкой.
– Знай мы как следует это болото, могли бы устроить здесь лагерь, – сказал Гейрмунн. – От Крока скроемся, но и сами застрянем. Нужно искать новое место, где мы будем хозяевами положения, а пока его ищем, постараемся не попасться врагам на глаза.
– Надеюсь, там не будет кровососов, – сказал Шальги, прихлопывая на щеке комара.
Тяжелый, нездоровый воздух болота вынудил Гейрмунна двигаться дальше. Только к полудню они сумели выбраться на сухую землю, поросшую вереском. Идти по римским и саксонским дорогам было опасно, а потому отряд Гейрмунна пробирался по глухим, диким местам. Два дня они плутали по лесам с густым подлеском из ежевики, порою прорубаясь сквозь колючие заросли. На пути еще не раз появлялись болота, а в нескольких местах пришлось переправляться через холодные речки.
Поначалу они шли по местам, богатым ручьями и родниками. Тяжелее обстояло с пропитанием. Бирна нашла несколько кустов с кислыми дикими ягодами. Набрали грибов, на которые указал Рафн. В одной речке наловили мелких рыбешек садком, сплетенным Ветром из ивовых прутьев. Но силки, которые Гейрмунн ставил на зайцев и белок, оставались пустыми. Потом стало трудно и с водой. Ручьи на пустошах попадались редко, да и о том, чтобы поймать зверюшек и птиц, не было и речи.
Костры на привалах разводили, лишь когда удавалось собрать хворост и найти укромное место, чтобы огонь не был виден издали. Скудное пламя не согревало. Воины жались друг к другу, стараясь хотя бы так согреться.
На третий день голод отзывался не только болью в желудке у Гейрмунна. Он мешал идти и думать. Гейрмунн не мог прогнать навалившуюся слабость ни дневным отдыхом, ни сном, тем более что среди ночи он просыпался – ему казалось, что к отряду подкрадываются веттиры здешних мест. В ночной темноте виделся вихляющий драугр, в которого превратился Аслеф и который жаждал отомстить товарищам за то, что они ушли, бросив его умирать. Только долг Гейрмунна перед Адскими Шкурами заставлял его продолжать путь. Наверное, и долг воинов перед ним удерживал их от сетований на тяготы.
На четвертый день снова появились леса. Запахло дымом. Растянувшись цепью, воины Гейрмунна пошли на этот запах, рассчитывая найти селение или лагерь. Гейрмунн старался ступать как можно легче, а сам напряженно всматривался в просветы между деревьями. Наконец за ними показалась широкая поляна, посреди которой стоял каменный саксонский храм. Нечто подобное он видел в Мидсхемстеде. Точнее, так выглядел бы тамошний храм, если бы не пострадал от набега датчан.
Здание поднималось на пятнадцать саженей в высоту, а в длину простиралось на все тридцать. Его венчала остроконечная крыша с круглой башней на одном конце. Оттуда вдоль южного бока тянулась ограда, окружая несколько других крупных строений. Хлева и мастерские стояли с внешней стороны ограды. Вокруг тянулись поля и сады, где работали мужчины, облаченные в рясы. Иоанн называл таких священников монахами. Оружия при них не было – только лопаты и мотыги. Некоторое время Гейрмунн и Адские Шкуры наблюдали.
– Заманить бы Крока сюда. Местечко подходящее, – сказал Рафн.
– Если нам удастся захватить это место, – возразил Стейнольфур.
– Конечно удастся, – засмеялась Бирна. – Монахи слабы.
– Многие монахи действительно слабы, – сказал Гейрмунн. – Но я знаю одного, который сражался и убивал датчан в Эшдауне.
– В Мерсии нынче мир, – сказал Шальги.
Парень говорил так редко, что все повернулись к нему, включая Гейрмунна и Стейнольфура. Шальги встретил их взгляды со спокойной уверенностью.
– Так говорил сакс Элвин.
– Верно, говорил. – Стейнольфур посмотрел на Гейрмунна и криво улыбнулся. – Но должны ли мы сохранять этот мир?
Гейрмунн задумался:
– Если мы его нарушим, у Уббы и Хальфдана будет больше причин ненавидеть нас. А мы сами окажемся в еще большей опасности.
– Тогда что делать? – спросил Рафн. – Сомневаюсь, что мы найдем более подходящее место для боя с Кроком.
Гейрмунн вновь присмотрелся к монахам и вспомнил все, о чем рассказывали два священника, встретившиеся ему в Англии. Как превратить храм в крепость для себя и Адских Шкур, не нарушив установленный мир? Гейрмунн вспомнил о первой встрече с Иоанном, когда тот протянул ему жесткий хлеб, ибо так велел христианский бог. Вглядываясь в лица монахов, Гейрмунн увидел нечто такое, что заставило его улыбнуться.
– У меня есть замысел, – объявил он соратникам.
20
В нескольких саженях от обнесенного стеной храма и других построек стояла громадная печь в форме луковицы. Воздух над ней дрожал. Гейрмунн подумал о горячем хлебе, и у него потекли слюнки.
– Не понимаю я твоего замысла, – признался Стейнольфур.
Вместе с другими Адскими Шкурами клятвенник Гейрмунна смотрел, как тот снял с себя оружие и доспехи. Стейнольфур озабоченно хмурился.
– Вы должны мне доверять, – сказал Гейрмунн. – Мы не можем просто выйти к ним. Однажды я уже попробовал. Эти монахи слишком боятся и ненавидят датчан. Есть только один способ получить нужное нам и не нарушить мир. Они должны поверить, что я в бедственном положении. А вы все должны пообещать мне, что останетесь в лесу, пока я вас не позову. Что бы ни увидели ваши глаза, не пытайтесь прийти мне на помощь.
Адские Шкуры недоверчиво переглядывались. Потом взгляды остановились на Стейнольфуре. Он лишь покачал головой и пожал плечами:
– Поверим в находчивость нашего командира.
Гейрмунн кивнул и двинулся на юг краем поляны. Он прятался за деревьями, пока не оказался напротив печи. Но между ним и душистым хлебом оставалось еще не менее пятнадцати сажен открытой местности.
В этот миг из ближайшей постройки вышел широкоплечий монах, стряхивая с рясы белые мучные дорожки. Подойдя к печи, монах открыл ее и длинным шестом стал вытаскивать темные караваи. Каждый он перебрасывал между мясистыми ладонями и клал на скамейку остывать.
Гейрмунн дождался, когда здоровяк уйдет. Поблизости бродили и другие монахи. Пришлось ждать еще, пока те не повернутся к нему спиной. Убедившись, что его никто не видит, Гейрмунн бросился к горячему хлебу. Он бежал через поле, засеянное репой. Зеленые листья хлестали по ногам, цепляясь за сапоги. Он представлял, каким дураком выглядит сейчас в глазах следивших за ним соратников. Достигнув скамейки, Гейрмунн схватил в каждую руку по караваю и уже был готов вернуться в лес, как вдруг его что есть силы ударили шестом по лицу.
Гейрмунн с громким стоном упал на спину. Глаза заслезились. Из носа пошла кровь. Это вовсе не входило в его замысел. Пекарь оказался проворнее, чем он думал. Конец шеста больно уткнулся в грудь, притиснув к земле. Гейрмунн разжал пальцы, и караваи покатились по земле.
– Хорошенько подумай, вор, как станешь оправдываться, – сказал монах, нависнув над ним. – Иначе обещаю, что ты горько пожалеешь о сказанном.
Гейрмунн не сомневался, что пекарь способен выполнить угрозу.
– Пощади меня, – сказал он. – Я несколько дней не ел.
– С этого надо было и начинать, а не красть хлеб.
Гейрмунн услышал шаги. К месту его пленения стекались монахи. Он вглядывался в их лица, сплошь незнакомые. Здоровяк по-прежнему давил концом шеста ему на ребра. Гейрмунн слизал кровь, текущую из разбитого носа. Он надеялся, что там, в лесу, не ошибся и знакомое лицо ему не привиделось.
– Кто ты такой? – спросил пекарь. – Датчанин?
– Меня зовут Гейрмунн.
Стена монахов расступилась, пропуская еще кого-то.
– Гейрмунн? – переспросил этот кто-то. – Не может быть, чтобы… Брат Альмунд, подними этого человека. Хочу посмотреть на него поближе.
Пекарь и не думал возражать.
– Да, отец, – сказал он.
Пекарь убрал шест, затем протянул ручищи к Гейрмунну и легко поставил его на ноги.
Подошедший монах вглядывался в моргающие глаза Гейрмунна. Тот рукавом вытер кровь под носом и тоже уставился на священника, довольный тем, что не ошибся. Правда, священник выглядел сейчас моложе, чем во время их первой встречи. Но тогда Гейрмунн видел его сквозь окошко деревянной гробницы.
– Тортред? – произнес Гейрмунн.
Услышав это имя, монахи зашептались и вопросительно посмотрели на собрата. Тот широко улыбался.
– Я жаждал, и ты напоил меня, – сказал он.
– Очень рад тебя видеть. – Гейрмунн оглядел собравшихся монахов. – Но никак не ожидал встретить тебя здесь.
– Я здесь, поскольку те датчане в большой спешке покинули Анкариг. Они были сильно разгневаны. Кстати, это случилось вскоре после твоего ухода. Что-то наверняка заставило их забыть про меня и мое затворничество. А здесь я еще и потому, что внял твоим словам.
– Неужели?
– Да. Я думал над ними и решил, что ты прав. Бог не хотел, чтобы я оставался там, умирая в одиночестве от голода.
– Отец, этот вор пытался украсть хлеб.