– Идем! Посмотрим, с чем вернулся мой старик. – Не дожидаясь Леона, он шагнул к выходу, но в последний момент обернулся. – Насчет крокодила ничего не говори. Он все равно не поверит, пока сам не увидит.
Въехав в лагерь, где встречать его уже собралась целая толпа, Тедди Рузвельт спешился и бросил поводья подскочившему сайсу. Заметив Кермита, он улыбнулся, и глаза за стеклами очков победно блеснули.
– Привет, отец. Удачный был день?
– Неплохой. Записал на свой счет первого льва.
Лицо у Кермита вытянулось.
– Ты застрелил льва?
– Да! – все еще улыбаясь, подтвердил президент и указал пальцем куда-то за спину.
Кермит поднял голову – из-за деревьев как раз появились носильщики. На прогнувшемся шесте висела рыжевато-коричневая туша. Подойдя к палатке таксидермистов, они опустили ношу на землю. Трофей тут же окружили три сотрудника Смитсоновского института. Перерезав веревки, они положили тело на землю и принялись за дело: измерять и фотографировать.
Кермит облегченно рассмеялся. Даже он, знавший о львах очень мало, понял, что перед ним молодая, еще не заматеревшая львица.
– Эй, пап! – Он с улыбкой повернулся к отцу. – Если, по-твоему, это настоящий лев, то тогда я – президент Соединенных Штатов. Это детеныш.
– Ты прав, сынок, – хитро посмеиваясь в усы, согласился Рузвельт-старший. – Мне так жаль бедняжку, но ее пришлось пристрелить. А что еще оставалось делать, если она не подпускала нас к телу вожака. Защищала его до последнего. Зато для группового портрета львиной семьи в Африканском зале музея подойдет идеально. А вы что думаете? – обратился он к Джорджу Леммону, возглавлявшему бригаду ученых.
– С удовольствием ее примем. Прекрасный образчик. Шкура в отличном состоянии, зубы великолепны.
Президент глянул через плечо и удовлетворенно кивнул:
– Ну вот, наконец-то несут и вожака.
Из леса показалась вторая группа. Четверо носильщиков сгибались под тяжестью тела громадного самца.
– Боже! Ну и ну! По-моему, великолепный лев, – заметил вышедший из палатки Фредерик Селус. Был он без рубашки, но с блокнотом. – Пусть кто-нибудь проверит, не повреждена ли шкура. С таким красавчиком нужно обращаться бережнее.
Носильщики подошли к палатке и осторожно опустили громадную тушу вожака рядом с телом львицы. Сэмми Эдвардс, главный таксидермист, бережно расправил ее и, достав рулетку, измерил расстояние от блестящего черного носа до черной кисточки на кончике хвоста.
– Девять футов и один дюйм, – объявил он и посмотрел на президента. – Прекрасная особь, сэр. Лично я вижу такого впервые.
Вечером, после ужина, в палатку к Леону пришел Кермит. С собой он принес серебряную фляжку с «Джеком Дэниелсом». Лампу притушили, москитную сетку задернули. Разговаривали шепотом.
– Сегодня за ужином почетным гостем был Эндрю Фэган, – сообщил Кермит. Получивший приглашение репортер приехал в лагерь во второй половине дня. – И знаешь, они с отцом неплохо спелись. Моему старику нравится, когда появляется новая публика.
Пару минут оба молчали, потом Кермит продолжил:
– Я не завидую отцу и не держу на него зла. Он, как и любой из нас, горит желанием быть первым и ни в чем не уступать более молодым. Но иногда… Должен сказать, сегодня за обедом он зашел слишком далеко. Не скажу, что он так уж хвастал своими успехами или старался унизить меня, хотя, говоря откровенно, подошел к этому достаточно близко. Разумеется, Фэган ловил это налету. Еще бы, такой материал!
Любуясь на свет восхитительным янтарным цветом переливающегося в стакане виски, Леон согласно кивнул и даже пробормотал что-то утешительное.
– Пойми меня правильно. Да, лев был хорош. Очень хорош. Только ведь он не самый лучший, верно? В Африке наверняка убивали львов покрупнее, так ведь?
Американец с надеждой посмотрел на Леона.
– Ты, безусловно, прав. Да, лев крупный, но грива у него короткая и жесткая, не больше дамского боа из страусовых перьев, – заверил его Леон.
Кермит прыснул со смеху и, смутившись, прикрыл рот ладонью. До палатки президента было не меньше сотни ярдов, однако Рузвельт-старший требовал соблюдения после отбоя полной тишины.
– Дамское боа, – повторил, копируя женский фальцет, Кермит и снова усмехнулся. – Мы сегодня на балет, мои дорогие?
Шутка пришлась по вкусу обоим, как и «Джек Дэниелс».
– Иногда я почти ненавижу его, – признался Кермит. – Это очень плохо, да? Это ведь грех?
– Слабости есть у каждого.
– Скажи честно, что ты думаешь о сегодняшнем льве?
– Мы можем добыть и получше.
– Правда? У нас получится?
– У сегодняшнего льва не было в боа ни одного черного волоска. Ни одного.
Кермит снова зашелся от смеха. Похоже, слово «боа» действовало на него магическим образом. От «Джека Дэниелса» не только теплело в груди, но и поднималось настроение.
Подождав, пока друг успокоится, Леон повторил:
– Мы можем добыть получше. Больших размеров и с черной гривой. Маниоро и Лойкот – масаи. К большим кошкам у них особое отношение. Они говорят, что мы можем найти льва получше, и я им верю.
– В таком случае расскажи мне, как мы это сделаем.
– Соберем летучий отряд и выедем перед главным сафари. Там, где кончаются земли масаи, львов много больше, и на них уже тысячу лет никто не охотился. Остальных опередим легко, ведь они не смогут идти быстрее носильщиков. Через несколько дней оторвемся на сотню, а то и больше миль. Не знаешь, когда президент планирует двигаться дальше на север?
– Сегодня за обедом отец сказал, что собирается еще немного задержаться здесь. Несколько дней назад местные проводники вывели его и мистера Седоуса к большому болоту милях в двадцати отсюда. Там они обнаружили следы, очень похожие на следы антилоп ситатунга, но только большего размера. Мистер Селус полагает, что речь может идти о некоем подвиде, отличающемся от того, который он сам обнаружил в тысяча восемьсот восемьдесят первом году в дельте Окаванго и который назван в его честь Limnotragus selousi. Для моего отца соблазн открыть новый, неведомый науке подвид животных слишком велик. Он спит и видит, что этих антилоп назовут Limnotragus roosevelti. Ради такой чести он готов на любую жертву. – Кермит усмехнулся. – Думаю, он останется здесь, пока не найдет представителя этого нового подвида или не убедит себя в том, что он действительно существует.
– Что ж, мне его интерес понятен. А что ты знаешь об антилопах ситатунга?
– Почти ничего, – признался Кермит.
– Удивительное создание, очень редкое и пугливое. Пожалуй, единственная по-настоящему водная антилопа. Копыта длинные и расплющенные, так что на твердой поверхности она чувствует себя неуверенно, но на болотистой местности быстра и проворна. При опасности ныряет и может часами оставаться под водой, так что видны только ноздри.
– Черт, я был бы не прочь заполучить такую.
– Нельзя иметь все, приятель. Выбирай – либо лев, либо ситатунга. – Ответа Леон ждать не стал. – План президента устраивает нас как нельзя лучше. Пусть они делают свои дела, мы выступим послезавтра. А теперь проверь, не осталось ли чего на дне фляжки. Не пропадать же добру.
Следующий день прошел в спешных сборах: готовили команду, искали нужное снаряжение. С собой решили взять шестерых пони и трех вьючных мулов. Из лагеря вышли в приподнятом настроении, чувствуя себя школьниками, сбегающими из-под присмотра строгого учителя. Курс взяли на север.
На третий день, когда отряд брел вдоль небольшой безымянной речушки, следопыты, ушедшие на сотню ярдов вперед, внезапно остановились, закричали и замахали руками, указывая на животное, которое, вырвавшись из кустов, мчалось через открытую пойму к темнеющему вдалеке густому лесу.
– Кто это? – спросил Кермит, поднимаясь на стременах и глядя вслед зверю из-под надвинутой на глаза шляпы.
– Леопард. Большой кот.
– Но у него нет пятен! – возразил Кермит.
– На таком расстоянии пятен просто не видно.
– Я могу его догнать?
– Львов стрельба не спугнет, – успокоил его Леон. – Они не такие пугливые, как слоны. Скорее, любопытны, как все кошки. Выстрелы, может быть, даже привлекут их.
Дальше Кермит не слушал. Издав дикий ковбойский вопль и выхватив из кобуры под правым коленом винчестер, он стегнул коня шляпой и галопом устремился вдогонку. Заслышав шум за спиной, леопард остановился, присел на задние лапы и удивленно оглянулся. Затем, осознав опасность ситуации, развернулся и понесся к лесу длинными изящными скачками.
– Йии-хаа! – завывал Кермит, и его возбуждение передалось Леону.
– Ату его!
Зараженный восторгом погони, Леон издал старинный охотничий клич, вцепился обеими руками в поводья и приник к шее своей лошадки. Ветер бил в лицо, кровь стучала в висках. Забыв обо всем на свете, они скакали наперегонки через африканскую равнину.
Оглянувшись и увидев, что Леон нагоняет, Кермит снова огрел лошадь шляпой и ударил шпорами в бока.
– Вперед, малышка! Вперед! Давай!
И тут его кобыла угодила правой ногой в норку. Кость сломалась с резким, сухим звуком, словно щелкнул кнут, и животное рухнуло, будто сраженное пулей. Кермита выбросило из седла, и он ударился о землю плечом и щекой. Ружье отлетело в сторону, а сам американец покатился под копыта бешено мчащегося коня. В последний момент Леон успел натянуть поводья и отвернуть в сторону. Жеребец закусил удила, заржал и яростно завертел головой. Леон оглянулся. Кермит лежал неподвижно, а вот его лошадь пыталась подняться, но у нее ничего не получалось – сломанная кость прорвала кожу над путовым суставом, и копыто просто болталось на сухожилиях.
«Убился. Боже! Что я скажу президенту?» Все эти мысли мгновенно пронеслись у него в мозгу. Леон отбросил шпоры, перекинул правую ногу через шею лошади и соскочил на землю. Когда он подбежал к Кермиту, тот сидел на земле и тряс головой. Левая сторона лица была ободрана, сорванная наполовину бровь висела лоскутом над уже закрывшимся наполовину глазом.